Алексей Толстой - Том 2. Драматические произведения

Какие вести? Ну?

Чернигов взят!

Не может быть!

Изменники связали
В нем воевод и к вору привели.
Путивль, Валуйки, Белгород, Воронеж
Ему сдались, Елец и Кромы также.
Один лишь Северск держится. Басманов
Засел в нем насмерть. Лаской и угрозой
Старался вор склонить его, но он
На увещанья отвечал ему
Картечию.

Я не ошибся в нем!

Я говорил тебе: не верь боярам!
Верь только тем, кто, как и мы с тобой,
Не древней крови!

Что еще принес ты?

Мятежный дух как будто обуял
Не только край, но самые войска.
Что день, к врагу они перебегают,
Скудеет рать…

О чем же воеводы
Там думают? От страху ль потеряли
Рассудок свой? Наказ послать им строгий,
Чтоб вешали изменников! Чтоб всех,
Кто лишь помыслит к вору перейти,
Всех, без пощады, смертию казнили!
Не то — я сам явлюся между них!

Боярин князь Василь Иваныч Шуйский!

С чем старая лисица приплелась?

Пускай войдет!

Ты слышал вести?

Слышал,
Царь-государь.

Что скажешь ты на это?

Неладно, царь.

Неладно — вижу я!
А кто виной? Бояре продают —
Да, продают меня!

Суди их Бог!

Им Божьего суда не миновать.
Но до того я в скорых числах буду
Их сам судить. Мстиславского меж тем
Я к рати шлю.

Ему и книги в руки.
Он старше всех. Голов там больно много.
Не прогневись, великий государь,
За простоту, дозволь мне слово молвить.

Скажи.

Когда б ты захотел туда
Поехать сам — все снял бы как рукою.

А вам Москву оставить? Знаем это.
Нет, оставлять Москву царю не час.
Придумай лучше.

А не то еще
Вот что, пожалуй: вдовая царица,
Димитриева мать, теперь на Выксе,
Пострижена сидит. Ее бы, царь,
Ты выписал. Пускай перед народом
Свидетельствует крестно, что Димитрий
Во гробе спит.

Послать за ней! Но долог
До Выксы путь. Восстановить покорность
Мы здесь должны. Пример я над иными
Уж показал. Что? Утихают толки?

Нет, государь. Уж и не знаешь, право,
Кого хватать, кого не трогать? Все
Одно наладили. Куда ни сунься,
Все та же песня: царь Борис хотел-де
Димитрия-царевича известь,
Но Божиим он спасся неким чудом
И будет скоро…

Рвать им языки!
Иль устрашить тем думают меня,
Что много их? Но если б сотни тысяч
Меня в глаза убийцей называли —
Их всех молчать и предо мной смириться
Заставлю я! Меня царем Иваном
Они зовут? Так я ж его не в шутку
Напомню им! Меня винят упорно —
Так я ж упорно буду их казнить!
Увидим, кто из нас устанет прежде!

Ну, гости дорогие, перед сном —
По чарочке! Во здравье государя!

Которого?

Ну, вот еще! Вестимо,
Законного!

Не осуди, боярин,
Не разберешь. Разымчиво уж больно
Твое вино.

Законному царю
Мы служим все, да только не умеем
По имени назвать.

А коли так —
И называть не нужно. Про себя
Его пусть каждый разумеет. Нуте ж:
Во здравие царя и государя
Всея Руси!

Храни его Господь!

Дай всякого врага и супостата
Под нозе покорить!

А уж немало
Он покорил.

Ты о татарах, что ли?

Аль, может, о татарине?

Нет, этот
Еще крепок.

Чернигов, слышно, взят.

Еще по чарочке!

Про государя!

Челом, бояре, вам! Чью пьете чару?

Царя и государя, князь Василий
Иванович. На, выпей!

Эх, Феодор
Никитич, чай, указ-то государев
Ты позабыл? Не так, бояре, пьете.

«Великому, избранному от Бога,
Им чтимому и им превознесенну,
И скифетры полночныя страны
Самодержащему царю Борису,
С царицею, с царевичем его
И всеми дома царского ветвями,
Мы, сущие в палате сей, воздвигли,
В душевное спасенье и во здравье
Телесное, сию с молитвой чашу.
Чтоб славилось от моря и до моря
И до конец вселенныя его
Пресветлое, царя Бориса, имя,
На честь ему, а русским славным царствам
На прибавленье; чтобы государи
Послушливо ему служили все
И все бы трепетали посеченья
Его меча; на нас же, на рабех
Величества его, чтоб без урыву
Щедрот лилися реки неоскудно
От милосердия его пучины
И разума!» Ух, утомился. Вот,
Бояре, как указано нам пить.

Уж больно кудревато, не запомнишь.

Я выдолбил.

Не все его меча,
Кажись, трепещут.

Да и не на всех
Его щедроты льются.

Исчерпал
Пучину милосердия.

Ты с Верьху?

Был на Верьху.

Ну, что ж?

Все слава Богу.
Рвать языки велел.

Что ты? Кому?

Помилуй Бог, кому?

Да всем, кто скажет,
Что Дмитрия извел он аль что Дмитрий
Не изведен, а жив.