Василий Ливанов - Люди и куклы (сборник)
Синицын. Есть. Четверо. Три девочки, остальные пятеро — мальчики. И все, само собой, — близнецы.
Воспитательница. Будете брать?
Синицын. Будем брать! А вы сказали ему, о чем я вас просил? Ну, что я — клоун?
Воспитательница. Ах, это… Да, сказала.
Синицын. Ну и как он? Ничего? Не расспрашивал?
Воспитательница. Он очень смеялся и, по-моему, не поверил.
Синицын. А он когда-нибудь видел клоунов?
Воспитательница. Они были в цирке на новогодней елке. И на картинках видел, конечно. Знаете, как обычно рисуют: красноносых таких, в колпачках.
Роман. Во-во! Очень хорошо.
Воспитательница. Его там собирают. Знаете, что он меня спросил? «Я теперь где буду жить, в цирке?» Как вам нравится?
Роман. Наш человек! (Воспитательница уходит.)
Синицын (достает записку). Вот послушай. Дома лежала, на столе в кухне. Сам читай. Можешь все читать.
Роман. «Сережа… Я умолила папу заехать перед отлетом в Канаду. Тебя нет дома, ждать мы не можем. Самолетом из Шереметьева… Ну, не важно. Почему ты не звонил? Ведь ты знал, что я сегодня улетаю. Если будет с кем переслать письмо — напишу. Где ты все время пропадаешь? Я ненавижу твой цирк. Убегаю, целую 1000, Леся».
Синицын. И ни слова о Ваньке, ни слова!
Роман. А что ты скажешь Ваньке, если спросит, где его мать?
Синицын. Скажу, уехала, скоро приедет.
Воспитательница выводит мальчишку.
Клоуны смотрят на Ваньку, он на них.
Конец первого акта.
Акт второй
Между первым и вторым актами проходит десять дней.
Картина шестая
Лестничная площадка жилого дома.
Две двери напротив. Одна приоткрыта.
Синицын жмет на звонок у закрытой двери.
Голос из-за двери. Кто там? Синицын. Это я, ваш сосед Синицын. У меня очень плохо с ребенком. Откройте, пожалуйста.
Соседка выходит на площадку.
Соседка. Что случилось? Синицын. Кашляет ужасно, как будто лает. Задыхается.
Соседка вместе с Синицыным поспешно скрывается за дверью его квартиры. Вскоре снова выходят на площадку.
Соседка. «Неотложку» надо. Я сейчас, только возьму монетки. Телефон-автомат в соседнем подъезде. (Уходит и возвращается в шубе) Я сейчас. Вы не пугайтесь. Ничего. Идите к нему. Господи, господи… (Уходит)
Появляется Полина Челубеева. Вернее, возникает на сцене.
Полина. Здравствуй, птичка-синичка. Ну, как живешь со своими бутербродами?
Синицын. А тебе-то, Челубеева, что за дело?.. Полина, почему, когда мне плохо, я думаю о тебе?
Полина. Помнишь, ты сказал, что я знаю о тебе все? Может быть, даже то, что ты сам не знаешь?
Синицын. А помнишь, как ты сказала, что, если не разлюбишь меня, беда будет. Твоя беда. Да, ты так говорила. Ты так говорила?
Полина молчит.
А помнишь, как мы познакомились? Я тогда манежные опилки глотал один, без Ромашки. «В паузах клоун Сережа». Сколько лет тому — пять? Семь? И встречались с тобой как-то странно, словно запоями. Разъезды, разъезды… Так и не мог понять, кто ты для меня: друг не друг, жена не жена. Просто Полина Челубеева.
Полина. Просто Полина Челубеева.
Синицын. А потом приехал из ГДР этот дрессировщик Зигфрид Вольф со смешанной группой хищников. И потянулась сплетня, что ты с этим немцем. И там-то вас видели вместе, и там-то. Как я тогда бесился! Встретил бы, отколотил, как бубен. А потом меня замотало по Союзу, и я совсем забыл тебя. Постарался забыть. И какое у меня право на твою любовь? Никакого. После встретил тебя и не поздоровался.
Полина. Здравствуй, птичка-синичка.
Синицын. Вот и кантуйся со своим белобрысым дружком, дрейн унд цванцих, фир унд зибцих! Ауфидерзейн!
Полина уходит, вернее, исчезает.
Синицын. Когда Ваньку привезли, я Лесину фотографию снял со стены и спрятал за холодильник. А он спрашивает: какая наша мама? А я говорю: приедет, сам увидишь.
Свет гаснет. Когда сцена снова освещается, у двери квартиры Синицына стоит он сам, Соседка и Женщина врач.
Врач (Соседке) Всё запомнили, бабушка?
Соседка. Я ихняя соседка.
Врач. Тогда проинформируем еще раз отца. ОРЗ — значит острое респираторное заболевание. Ложный круп — это отек в горле. Форма легкая. Но может осложниться. Тогда мальчика заберут в больницу. Прислушивайтесь к нему внимательно. Да, лекарств у вас сейчас, конечно, нет. Я вам оставлю немного олететрина. Вы ведь клоун, верно? Вы ведь знаете, я ведь сама… У меня даже находили большой талант. Еще в школе. Одилия Львовна Миджераки, не слыхали?
Синицын. Нет, не приходилось.
Врач. Она была певица. Известная. Еще до революции. Так вот, она со мной занималась. (Поет.) «У любви, как у пташки, крылья…» — это из «Кармен». Я сегодня не в голосе…
Соседка. Вы в самодеятельности поете?
Врач. Да нет, некогда, знаете. И муж против. Так, для себя иногда… (Поет.) «Ах, зачем я люблю тебя, ночь?» Или вот это: «Он уехал, ненаглядный».
Соседка. Ванечку разбудите.
Врач. Я ему дала димедрол. Он должен хорошо заснуть. Если опять повторятся хрипы — содовый пар, вот как я делала. Кажется, все, до свидания. (Уходит.)
Голос врача. «Арлекино, Арлекино, есть одна надежда — смех».
Синицын. Спасибо вам… Как это вы с Ванькой ловко…
Соседка. Мне не привыкать. Знаете, сколько я своих детей вырастила? Девять душ.
Синицын. Девятерых? Да вы же мать-героиня!
Соседка. До героини не дотянула. Но все в люди вышли.
Синицын. Простите, я даже ваше имя-отчество не знаю.
Соседка. Зовите просто Мария. Отчество у меня трудное.
Синицын. У меня тоже. Дементьевич.
Соседка. Разве это трудное? С моим не сравнить. Вот у меня так уж отчество: Евтихиановна! Прощайте пока. Уж утро на дворе. (Уходит.)
Появляются Роман и Димдимыч.
Димдимыч. С добрым утром!
Роман. Что стряслось, Птица! Почему ты не явился на репетицию?
Синицын. Тише ты… Ванька заболел. Сейчас была «неотложка». Сказали — ложный круп. Если Ванька скоро не выздоровеет, поедешь в Канаду один. Начинайте репетировать с Димдимычем. Вы же можете подавать Ромашке мои реплики? Репризы, конечно, проиграют… Но для тех, кто не видел наш номер… В конце концов, Рыжий в старом цирке обычно выходил под шпрехшталмейстера. Это нормально.
Димдимыч. Кого ты пытаешься убедить, Сергей? Нас или себя?
Роман. И по канату Димдимыч тоже быстренько пройдется, и стойку на одной руке — ему это раз чихнуть! Послушай, есть какой-нибудь Айболит, который Ваньку быстро подымет на ноги? Из-под земли достану.
Димдимыч. Я по опыту знаю, родительскому конечно, что при Ванькином заболевании Айболит бесполезен. Форсировать здесь нельзя. Все пройдет, я не сомневаюсь, но не сегодня и не завтра. И даже не послезавтра. А до отъезда остается три дня. Мы с Романом, конечно, попробуем порепетировать, посмотрим, что получится. Верно, Роман?
Синицын. Что мы на площадке стоим? Зайдите.
Роман. Оставь меня в покое!
Димдимыч. Но ты, Сергей, должен нам пообещать, что, если твой сын через два дня наладится, ты поедешь. А Алиса Польди, она…
Роман. Да Алиса будет беречь Ваньку пуще глаза своего! Она его в ассистенты в собачий номер хочет взять.
Синицын. Быстро же ты своего Айболита забыл.
Роман.
Тита-дрита, тита-дрита,
ширфандаза-ширванда!
Мы родного Айболита
Не забудем никогда!
Картина седьмая
Кухня в доме Романа и Алисы.
В гостях у них — Синицын.
Роман. Как тебе вырваться удалось? Ванька как, какая температура?
Синицын. Почти нормальная. Ваньку соседка стережет.
Роман. Святая мать Мария! Так, значит, все в порядке? Завтра Алисочка его забирает, а мы с тобой…
Алиса (Синицыну). От Леси есть что-нибудь новое?
Синицын. Ничего. Телефона у нас нет, переслать письмо мог случай не представиться, а по почте из Канады письма небось целый месяц идут.
