Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Сцена 4
Озерки. У железнодорожной станции, неподалеку озеро. Блок и Евгений Иванов.
Б л о к. Ну, узнаешь пейзаж "Незнакомки"?
И в а н о в. Конечно. (Декламирует, показывая рукой.)
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
Б л о к (блаженно подтягиваясь). С трудом могу представить себе, что кончил наконец курс, и, что всего удивительнее, по первому разряду. От этого пребываю, как видишь, в юмористическом настроении и с гордостью ничего не делаю... Нет на свете существа более буржуазного, чем отэкзаменовавшийся молодой человек!.. В деревне буду отдыхать и писать - и мало слышать о "религии и мистике", чему радуюсь.
И в а н о в. Новый возраст.
Б л о к. Да-с, как студент, пусть женатый, я мог жить у матери, в казенной квартире отчима, гвардейского офицера, который сам, как ты знаешь, не меньше нас потрясен событиями последних двух лет. Нет, отныне во всем и со всеми я хочу быть сам по себе.
И в а н о в. Да таков с детских лет, как говорит твоя мама.
Б л о к. Знаешь ли, я все больше склоняюсь к социализму, да, я за общественность, за любовь к ближним - в духе русского гуманизма, а если останусь у матери, обленюсь и все пойдет прахом. Станем жить своим трудом, чего же лучше?
И в а н о в. А Любовь Дмитриевна?
Б л о к. Бугаев смутил ее душу, теперь она лихорадочно ищет ту или иную форму самоутверждения - вне моей жизни. Что ж, рано или поздно это должно было случиться.
И в а н о в. Она проснулась?
Б л о к. Не всякое пробуждение - благо. Увидим.
И в а н о в. "Над озером скрипят уключины..." Однако "Незнакомку" я услышал от тебя впервые еще в апреле. На озере лед не вскрылся, а у тебя "скрипят уключины".
Б л о к (с полуулыбкой). Весна была ранняя, лето проступало уже воочию. Идем.
Входят в ресторанчик и усаживаются за столик у широкого венецианского окна с видом на железную дорогу.
И в а н о в. Все мистика.
Б л о к. Нет, "мистицизм в повседневности", как у Пушкина в "Пиковой даме", в "Медном всаднике", внерелигиозный. Кстати, на последнем экзамене мне задали такой вопрос: "На что делятся стихи?"
По знаку официант приносит две бутылки вина и стаканы.
И в а н о в. Гимназист, я думаю, знает.
Б л о к. Да вот вопрос, зачем профессору понадобилось меня спросить о том, о чем знает гимназист.
И в а н о в. И что ты ответил?
Б л о к (показывая, как замялся). А я знаю? Оказывается, на строфы!
И в а н о в (расхохотавшись, со смущением поднимает стакан с вином). Не много ли вина ты заказал? Мне за тобой не угнаться.
Б л о к. Надо, Женя, ведь я обещал тебе показать, где и как мне явилась Незнакомка.
Пьют вино.
И в а н о в. Терпкое.
Б л о к. Выпить нужно столько, чтобы половицы под ногами начали покачиваться. И тут все преображается.
И в а н о в. Это подкатывает паровик с вагонами.
Б л о к. И тут, смотри, она показывается.
И в а н о в (захмелевший). В самом деле?
Б л о к
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И в а н о в. Да? Может быть. Вино терпкое, главное - с лиловатым отливом ночной фиалки, в этом вся тайна.
Б л о к
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
И в а н о в. Она из того же мира, где цветет ночная фиалка.
Б л о к
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
И в а н о в. Так, ты ее видишь?
Б л о к. Там - нет, но именно в своем отсутствии она уже явлена, как однажды будет явлена наяву.
И в а н о в. А Прекрасная Дама? Она в прошлом?
Б л о к. Это ее образ двоится, из света проступает тень. Здесь неизбежность. Предчувствие новых встреч и озарений.
И в а н о в. Одно предчувствие оказалось столь благотворным, что ты создал несомненный шедевр.
Б л о к
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Выходят из ресторанчика и останавливаются у летнего театра, а вдали над озером в самом деле скрипят уключины.
АКТ III
Сцена 1
Театр Комиссаржевской В.Ф. Гримерная. На длинном столе вдоль стены три зеркала с лампами с двух сторон. Входят Веригина В.П. и Волохова Н.Н., высокая, тонкая, с большими черными глазами.
В е р и г и н а
Ты весела, Наталья!
В о л о х о в а
Что за новость?
В е р и г и н а
Ты знаешь ведь, о чем я? Иль о ком?
В о л о х о в а
О юность! Ей все ведомо и ясно.
В е р и г и н а
В уныньи пребывала ты все время,
Как мы собрались у Комиссаржевской
С надеждой на успех ее идей.
Смущенно опуская взор горящий,
Таилась ты, как с тайной раной львица.
В о л о х о в а
Ну, да, как львица... Будь я ею, верно,
Мне лучше б умереть, а я живу;
Пусть в сердце кровь сочится, знаешь,
И в муках есть отрада, как в любви.
В е р и г и н а
Ты это уж толкуешь несерьезно;
В глазах огонь, как молний дальний блеск
Невзгод минувших, иль уж новых бурь,
Влекущих нас все вновь и вновь...
В о л о х о в а
Любовь?
О, нет! Угасла не любовь, а вера
Беспечная, как в юности во счастье,
Что мы принять готовы за любовь,
И первый встречный ловит нас в игре;
Но жизнь однако не игра в театр.
В е р и г и н а
Но ею-то мы все вовлечены
В единый круг земного бытия.
Играй и ты, актриса, до конца
Иль до венца.
В о л о х о в а
Так он женат, ты помнишь?
В е р и г и н а
Не говорю тебе я ничего.
Я рада лишь тому, что обожанье
Прекрасного мужчины и поэта
Тебя живит, как веянье весны.
В о л о х о в а
Ну, так живит он и тебя, мой друг.
В е р и г и н а
В лучах очей твоих, - они, как пламя,
Бросают отблеск счастья всем вокруг, -
И рада я, как юность, беззаботно,
В кружении снежинок, как в цветах,
Предчувствуя все счастье бытия.
В о л о х о в а
Скажи на милость, где всего набралась?
В е р и г и н а
Я думаю, источник - наш поэт,
Столь милый и простой с Прекрасной Дамой
И с нами у себя после спектакля
В квартире светлой, словно в небеса
Отверстой чарами стихов и речи
О Лермонтове иль о том о сем,
Когда серьезное исходит шуткой.
В о л о х о в а
Пожалуй, да. Ночные бденья наши
Имеют прелесть тайны несказанной,
Как юности мечты и сновиденья.
Поэт - как взрослое дитя - весь светел.
Я старше вас, но с вами беззаботней
Я становлюсь и обретаю веру
В себя, в свое на сцене торжество.
В е р и г и н а
Пусть сердце бедное сочится кровью,
Наполовину обновленной, да?
В о л о х о в а
Пусть не трепещет новою любовью,
Покуда рада я моей свободе!
В е р и г и н а
Вот он сейчас взойдет, прямой, высокий...
В о л о х о в а
Как статуя, высокий и прямой,
И молчаливый; он отлит из света,
Как херувим, прозрачный весь и грустный.
В е р и г и н а
Не Дон-Жуан, скорее Командор?
В о л о х о в а
О, нет! Он прост и ясен, как Пьеро.
Жена - прелестница во цвете лет...
В е р и г и н а
И Вечной Женственности воплощенье...
В о л о х о в а
Соперничать мне с нею не с руки.
Стук в дверь, входит Блок, серьезный до грусти, как обычно на людях, почти торжественный, в отлично сшитом сюртуке, и тут же раздается колокольчик, извещающий о начале спектакля.
