Александр Амфитеатров - Полоцкое разоренье

Что жъ? извести?

Опасно.
Виновныхъ князь сумѣетъ розыскать
И приласкать по-своему. Рогнѣдой
Пускай онъ утѣшается покуда,
А мы ему тѣмъ временемъ найдемъ
На смѣну ей красавицу другую.

Эхъ, мало ль y надежи-князя бабъ?
Не удивишь его! Изъ цѣлыхъ сотенъ
Ласкательницъ, Рогнѣда лишь одна
Смирить сумѣла нравъ его желѣзный
И осѣдлала князя, что коня,
И сѣла, и поѣхала… Конь добрый,
А путь-дорога гладкая: скачи,
Куда глаза глядятъ!

Мы въ этомъ бѣгѣ
Ее съ размаху выбьемъ изъ сѣдла.
За племяшомъ внимательно слѣжу я.
Рогнѣда величавостью своей
Владимира[15] совсѣмъ захолодила.
А онъ веселый князь, ему тепла
И свѣта подавай! Къ нему варяжка
Ласкается змѣиной хитрой лаской,
Разлакомитъ, разнѣжитъ, а потомъ
И шепчетъ въ уши князя лжи лихія,
Опалы вызываетъ клеветой,
Ломать исконные порядки учить
И хочетъ Кіевъ нашъ не то въ Царьградъ,
Не то въ притонъ варяжскій передѣлать.
Владимиру[16] по-своему пожить,
Безъ спроса бабьяго, давно охота,
Да совѣстливъ некстати онъ.

На-дняхъ,
Въ Вышгородѣ онъ былъ y прежней хоти,
Покинутой Мальфриды.

Навѣстилъ
Грекиню тоже, матерь Святополка,
Что въ Роднѣ полонили мы, когда
Съ покойнымъ Ярополкомъ воевали.

Да, посмотрѣть поближе, чуть ли ты
Не правъ выходишь, и ковать желѣзо
Намъ надобно, покуда горячо.

Эге! самъ князь идетъ сюда съ Путятой.
Заспорили!..

Путята, ни за что!

Помилуй, князь!

Когда стрела Перуна
Ударитъ въ дубъ, ему ужъ не воскреснуть,
А гнѣвъ мой – тотъ же громъ.

Но вѣдь Перунъ
Не наобумъ, съ разборомъ посылаетъ
На землю пламя молніи своей.
Оно метла, которою изъ міра
Громовникъ зло мететъ, а ты добро
Задумалъ вымести.

Не тронь Мишату,
Безъ разума его ты осудилъ:
Нѣтъ y тебя слуги его вѣрнѣе.

И ты ворчишь?

Да какъ же не ворчать,
Коль стали y тебя дешевле рѣпы
Богатырей головушки?

О, князь!
И я прошу: коль согрубилъ княгинѣ
Мишата, съ глазъ долой его ушли,
Но не казни.

Пусть съ бѣлоглазой Чудью,
Или съ Литвой порубится. Авось
Научится учтивости въ изгнаньѣ.
Мужикъ простой Мишата: не привыкъ
Сгибать сегодня спину передъ тѣми,
Кого вчера приказывалъ ты бить.
Онъ думаетъ: варягъ, такъ, значитъ, ворогъ
А съ ворогомъ коротокъ разговоръ:
За воротъ, да и о земь! Не домыслилъ,
Пустая голова, что ужъ давно
У насъ варягъ изъ грязи вышелъ въ князи
И милости твоей дороже сталъ
Богатырей-дружинниковъ.

Эй, дядя! Шути, да осторожнѣй.

Я старикъ,
Изъ лѣтъ учобы вышелъ. Какъ умѣю,
Такъ говорю.

Тебѣ охота мною
По-прежнему, по-молодому, править,
Пути мои приказывать.

Гдѣ намъ!
Мы на гудкахъ варяжскихъ не горазды,
Ты жъ подъ свирѣль славянскую не пляшешь.

Есть y меня свой умъ. Ты при себѣ
Совѣты береги, покуда спросятъ,
Я изъ пеленокъ вышелъ.

И въ фатѣ Рогнѣдиной запутался.

Добрыня!

Что ты кричишь? Дружина правду скажетъ.
Мы братья по оружію съ тобой,
Но, если ты неправдой жить задумалъ,
Такъ отпусти заранѣе меня
Изъ Кіева! Мнѣ новые порядки
Не понутру, а y меня языкъ
Еще быстрѣй Мишатина. Пожалуй,
Отъ топора и я недалеко,
А жалко мнѣ головушки удалой.

И я уйду.

Куда это?

На свѣтѣ
Не мало мѣста. Хоть бы и въ Царьградъ.

А то въ степи заставой богатырской
Заслонимъ Русь отъ дикихъ печенѣгъ.

Живи себѣ съ варягами!

Да, полно!
Безумные вы что ли?

Нѣтъ въ умѣ,
За тѣмъ-то и уходимъ.

Али мало
Вы жалованы мной? аль не дарилъ
Я вамъ цвѣтныя платья? али чарой
Васъ на пирахъ веселыхъ обносилъ?

И сыты мы, и пьяны, и одѣты,
Но яства дорогія, сладкій медъ
И платья византійскія не могутъ
Свободы замѣнить…

А вы свободу
Даете мнѣ, крамольники?!

Стыдись!
Кого корить рѣшаешься крамолой?
Я пѣстунъ твой и дядя!

Я твой братъ!

Я твой слуга отъ самой колыбели!

Пойдемъ, друзья. Отъ ласковаго князя
Мы почести дождались по заслугамъ!

Хоть головы руби, а мы тебѣ
Не слуги больше!

Стой, Путята… дядя!..
Опомнитесь!

Прощай, надежа-князь!

Упоренъ я, а вы меня упрямѣй.
Безъ богатырства не останусь я,
На ваше мѣсто тысячи найдутся
Охотниковъ, да жаль мнѣ васъ: привыкъ!
Инъ, помиримся. Такъ и быть, Мишатѣ,
По вашему прошенію, дарю
Обратно буйну голову. Но знайте:
Въ послѣдній разъ потворствую я вамъ!

Ступай, вели освободить Мишату,
Но чтобъ сегодня жъ былъ онъ за Днѣпромъ!
Не выѣдетъ, пусть на себя пеняетъ:
Увижу завтра, голову долой!

Спасибо и на томъ!

Вотъ и побѣда!

Рогнѣда не проститъ намъ.

А пускай!

Пойдемъ и мы съ изгнанникомъ проститься
И выпить по разстанному ковшу.

Не вѣрю я, не можетъ быть!

Однако
Я слышалъ самъ.

Мишату онъ не могъ,
Не смѣлъ простить…

О, мужъ мой, князь великій!
Я такъ ли слышала? живетъ Мишата
И будетъ жить?

Преступнаго Мишату
Я не простилъ, но замѣнилъ ему
Изгнаньемъ смерть.

Такъ это правда? Боги
Великіе!

Напрасно, добрый князь.
Къ преступному Мишатѣ снисхожденье
Признанье справедливости его
Постыдной лаи.

Слышишь ли, Владимиръ[17],
Что говорить Ингульфъ? И повторить
Сегодня же весь Кіевъ эти рѣчи.

Рогнѣда…

Какъ! предъ цѣлою гридьбой
Онъ выбранилъ меня, свою княгиню,
Твою супругу, Рогволода дочь,
И ты щадишь языкъ его безстыжій?!
Онъ звалъ меня распутной чужеземкой,
Волчицей, къ пришлымъ льнущею волкамъ, —
И ты щадишь!

Довольно для него
Изгнанія.

Но развѣ наказанье
Изгнаніе Мишатѣ? Честь и милость!
Какой не рвется въ степи богатырь
Пополевать и плечи порасправить
Съ кочевниками дикими въ бояхъ?
Богатыри другіе бьютъ годами
Тебѣ поклоны: только отпусти
Ихъ погулять хоть мѣсяцъ по пустынѣ!
А ты Мишату въ степи посылаешь!
Сумѣлъ ты грознымъ быть!