Александр Амфитеатров - Полоцкое разоренье

Ахъ!..

Лишь только удалось бы уничтожить
Намъ пастуха, а стадо разбѣжится.
Мы Изяслава, сына твоего,
Объявимъ княземъ.

Малаго младенца?
Шесть летъ ему…

Опекою твоей
Онъ крѣпокъ будетъ.

А народъ что скажетъ?

Что? Промолчитъ.
Народъ y васъ глупецъ, —
Его удѣлъ благоговѣть предъ силой,
Удачѣ покоряться.

Страшно мнѣ!

К твоимъ устамъ нейдетъ такое слово.

Кому же ты поручишь совершить
Убійство… о, какое слово!..

Кто же
Достойнѣе тебя подобной чести?

Я?.. я должна?

А почему бы нѣтъ?
Онъ завтра y тебя ночуетъ. Трудно ль
Покончить соннаго?

Я не хочу!
Я не могу поднять руки на мужа,
Отца моихъ дѣтей!

Я такъ и зналъ!
Гдѣ жъ стыдъ, гдѣ гордость y тебя, Рогнѣда?
Тебя зоветъ священный долгъ, а ты
Робѣешь предъ насильникомъ и цѣпи
Невольничьи супружествомъ зовешь!
Семь лѣтъ туманный призракъ Рогволода
По полоцкимъ развалинамъ блуждаетъ
И мести ждетъ… О, дай ему уснуть
Спокойно подъ лѣснымъ его курганомъ!

Ахъ, какъ давно все это было…

Это
Весь твой отвѣтъ?

Я не могу, не смѣю… Я не хочу!

Взгляни въ мои глаза!

Оставь меня!

Взгляни!

Оставь!

Ты любишь
Его, несчастная!

Нѣтъ, нѣтъ!

Не обмануть тебѣ меня! Я началъ
Давно подозрѣвать тебя.

Неправда!
Вѣрна я клятвѣ…

Такъ сверши ее.

О!..

Замолчала ты?

Въ какую пропасть
Ты увлекла меня, святая месть!?

Да! Месть свята настолько же, насколько
Грѣшна любовь безчестная твоя!

Любовь?! Ингульфъ! Ингульфъ!

Не отрицай!
Тебя люблю я… Любящіе зорки,
Къ несчастію! Измученное сердце
Подсказываетъ правду ихъ глазамъ.

Ты вырвать y меня признанье хочешь
Насильемъ?

Твой вопросъ само признанье!

Слова твои мнѣ пытка.

А мои
Сомнѣнія тяжелѣе всякой пытки.

Да будетъ же по-твоему, упрямый
И грубый человѣкъ. Да, я люблю.

О, духи вѣчной ночи!

Злобы сѣмя
Усердно я въ душѣ своей ростила.

Ха-ха-ха-ха! А выросла любовь?
Когда засѣетъ поле земледѣлецъ
Пшеницею, то урожая ждетъ
Пшеницей же.

Но кто же помѣшать
Тому сумѣетъ, чтобы въ желтомъ полъ
Колосья не обвила повилика.
Не росъ лиловый куколь, василекъ
Звѣздою синей не сіялъ? Не люди,
Но боги сѣютъ ихъ!..

Лжешь! Злые духи!

Пусть будетъ такъ. Мнѣ; все равно, откуда
Взялась моя любовь, но есть она,
И нѣтъ надъ нею власти.

Злое сѣмя
Изъ сердца съ корнемъ вонъ!

Тогда все сердце
Придется вырвать.

Любишь ты его!
Зачѣмъ же я здѣсь? Я? Глупецъ! Я думалъ,
Что, мученица долга, слезы льешь
На ложъ ты насильничьемъ, что давитъ
Тебя, какъ цѣпь, обязанность притворства!
И полетѣлъ къ тебѣ я, какъ орелъ
На выручку пойманной орлицы,
И вотъ кого нашелъ!.. Передо мной
Господской лаской сытая рабыня,
Наложница, счастливая позоромъ!
И ты Рогнѣда?

Я была Рогнѣда.
Зовусь я Гориславою теперь.
Жена и мать, люблю отца и мужа.
Двухъ сыновей вскормила я ему
Своею грудью, а они, быть можетъ,
Платя мнѣ за рожденіе свое,
За материнскій трудъ, за дни и ночи
Заботы неусыпной, напитали
Любовью сердце гордое мое.
Притворство правдой стало. Все смѣшалось
Въ душѣ моей и ненависти старой
Завѣтный долгъ, и новая любовь.
Ингульфъ! Ингульфъ! я молода… а развѣ
Любви не стоитъ онъ, мой богатырь,
Мой князь?.. О, не кляни!
Не подобрать тебѣ такихъ проклятій,
Какими я сама себя казнила,
Когда чадъ страсти проходилъ, когда,
Въ просонкахъ пробужденнаго сознанья,
Являлся мнѣ отецъ мой, Рогволодъ,
Въ разрубленной кольчугѣ, съ гнѣвнымъ взоромъ,
Сурово мнѣ грозящимъ…

Конунгъ мой!..

Да! онъ грозилъ мнѣ… мертвою рукою
Указывалъ на сотни привидѣній,
Летящія за нимъ, съ протяжнымъ воемъ:
Отмсти!.. Отмсти!..

Такія же, какъ ты!
Въ глазахъ одно и то же выраженье,
Одни и тѣ жъ проклятья на устахъ.
Что ты пришелъ? что грознымъ судіею
Передо мной стоишь теперь?.. Уйди!
Ты долго ѣхалъ: сталъ живой Владимиръ
Милѣе мертвыхъ мнѣ за это время.
Убить его – себя убить!

Когда
Не хочешь ты отмстить за Рогволода,
За самое себя отмсти, а боги!
Въ одно сведутъ съ Владимиром[20] твой счетъ.

Смотри, какъ слабы, нѣжны эти руки…
Чего отъ нихъ ты хочешь!

Мало ль зла
Творится в мірѣ нѣжными руками.

О, вѣрный мой Ингульфъ! не надо крови!
Оставимъ Кіевъ! Ты меня умчишь
Въ ладьѣ своей подъ небеса другія,
Родимыя и дружескія намъ,
И страсть моя въ разлукѣ истребится,
И жизнь, быть можетъ, улыбнется намъ
По-новому…

Куда жъ умчать прикажешь
Тебя, моя красавица? Туда ли,
Гдѣ скальды бородатые, бродя
Изъ веси въ весь, поютъ подъ звуки арфы
Про честную погибель Рогволода
И про измѣну дочери его?
Ты проклята на родинѣ.

За моремъ
Не мало странъ счастливыхъ…

Какъ тебя,
Клятвопреступницу, на бортъ возьму я?
Потопить насъ неистовая Рана,
Торъ молотомъ корабль мой разобьетъ!
Наложница Владимира[21] не стоить,
Чтобъ жертвовалъ собой варяжскій викингъ
Съ дружиной богатырскою.

Увы!
И людямъ я, и небу ненавистна,
И духи зла смѣются надо мной…

Вотъ ножъ, возьми!

Онъ руки жжетъ…

Возьми!
Тебѣ онъ завтра ночью пригодится.

Возьму, но ничего не обѣщаю. Запомни это!

Время есть еще
До ночи завтрашней тебѣ обдумать.
Убей!.. и ножъ мой, кровью освященный,
Брось изъ окна. Мнѣ будетъ это знакомъ
Къ возстанію. Всю ночь я буду ждать…
Теперь прости! Мнѣ тяжела бесѣда.
Печальныя признанія твои
Упали мнѣ на душу, будто молотъ
На наковальню звонкую, и глухо
Гудитъ подъ ихъ ударами она!

Учите жъ вы меня, святые боги!
Путемъ, желаннымъ вашей мощной волъ,
Мою ведите руку, мысль мою
Въ угодный вамъ поступокъ воплотите!
Мои дѣла сомнительны и трудны,
Мой разумъ теменъ, страсть моя сильна.
На злобныя загадки хитрой жизни
Не въ силахъ я отвѣтить!.. Пусть несетъ
Меня судьба, какъ мчатъ Днѣпра стремнины
Покинутую кормщикомъ ладью.