Эдвард Радзинский - Продолжение Дон Жуана
Анна. Ну, розы, вся комната моя в розах!
Командор, проглотив таблетку валидола, молча рванулся в соседнюю комнату.
Лепорелло (встав за Командором). „Ну и розы! А какие крупные, как мухи в жару!“
Командор (вернувшись, мрачно Анне). Откуда розы?
Анна. Я сама не знаю. Я вхожу в комнату и вижу…
Командор (кричит). Откуда розы, я спрашиваю?!
Анна. Перестань сейчас же так со мной разговаривать! Я объясняю: вошла и стоят розы. Что еще?
Лепорелло. Не понимаю, чего расстраиваться! Это же розы стоят, а не червяки.
Командор (не слушая, яростно). Откуда розы?
Анна. Перестань кричать! (Ушла, хлопнув дверью.)
Лепорелло. Беспокоитесь? Еще бы! Такая раскрасавица!.. Но, Иван Иваныч, хочу обратить внимание — там их двадцать связок. Я подсчитал — по восемь штук в связке. Значит — сто шестьдесят роз… Так что и не беспокойтесь — ухажер больше трех розочек…
Командор (щедро). Ну, шести!
Лепорелло. И то … если грузин! Нет, это не ухажер. А может, это организация?!
Командор (только рукой махнул). Ну откуда они взялись? Не в милицию же звонить?!
Лепорелло. Ни за что! Зачем грубая сила, когда у нас есть разум. Значит, факт налицо: сто шестьдесят штук. Ишь, как пахнут! (Заговорщически.) Короче, Шекспир — у него и ответ есть.
Командор. Не понял.
Лепорелло. Еще бы! Такой плохонький был, бабы его не любили, ну ни в какую не любили! Хозяин у него одну, ну, в час отбил!..
Командор. У кого?
Лепорелло. У Шекспира. А гляди, кем он оказался… Но мы отвлеклись… Значит, у Вильяма Шекспира есть такая фраза. (Визгливо.) Пошла фраза: „Есть многое на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам“. Мысль понятна? Интеллигент, он всегда должен допускать возможность чудесного. Ты же интеллигент, папочка, у тебя образование высшее, ты вон в теннис играешь. Короче, в мысли на расстоянии можешь поверить? (Кричит.) Не задумывайся! Можешь или нет?
Командор (растерянно). Ну… могу…
Лепорелло. Ав жизнь на других планетах?
Командор. Могу.
Лепорелло. Ну, а в Дон Жуана? Вот сейчас откроется дверь и войдет!
Командор (ошалело). Могу.
Лепорелло (целует его). Тогда все спокойно. Короче, эти розы и послал Дон Жуан.
Командор. Ты что же хулиганишь? Я же с тобой как с человеком…
Лепорелло (печально). А еще говорили — можете поверить… Эх вы! Ну пусть супруга ваша, раскрасавица, нас рассудит. (Кричит.) Анюта!
Командор. Да какая она тебе Анюта?! Ты что сегодня — свихнулся?
Лепорелло (мрачно). А за грудки не хватай, а то я тебя так схвачу.
Командор в изумлении опустил руки, входит Анна.
Мы сейчас спорим с супругом вашим: я говорю, что Дон Жуан есть, а он не верит. Я говорю — а кто же розы вам прислал — сто шестьдесят штук, а он опять не верит. И чтобы окончательно убедить его, я вам сейчас письмо вручу.
Анна. Какое письмо?
Лепорелло. От Дон Жуана.
Командор. Мерзавец! (Вскочил, схватился за сердце и опускается на стул.)
Анна. Что с тобой, Ваня? Леппо Карлович, на помощь!
Лепорелло. Не обращайте внимания… это у него от роз. В шестнадцатом веке, когда он был Командором, это у него тоже случилось в Бургундии. У него аллергия к розам. Сейчас пройдет.
Анна. Вы… вы…
Лепорелло (визгливо). Пошла надпись на письме! Внимание! „Анне от Д. Ж.“, что означает в переводе: „Донне Анне от Дон Жуана“.
Вечереет. Дон Жуан и Лепорелло.
Лепорелло. Сто шестьдесят роз — потрясли! С письмом было похуже: разодрала в клочки, не читая. А тут очнись Командор Иван Иваныч — пришлось уносить ноги… Д. Ж. Ну что ж! Великолепно!
Лепорелло глядит в изумлении.
Наука любви сходна прежде всего с военной наукой. И оттого тут и там сходные правила. Например: „Возраст, способный к войне, подходящ и для дела Венеры. Жалок дряхлый боец, жалок влюбленный старик“. То же и в тактике; Наполеон говорил мне, что самые удачные сражения начинаются, как правило, с неудачных выстрелов. И я замечу: самые удачные любовные победы начинались у меня…
Лепорелло. Ее дом, сударь. (Указывает.)
Д. Ж. (деловито). Окна?
Лепорелло. Второй цокольный этаж… Влезть легко, я подставлю спину, а вы со спины… фить — в комнату!
Д. Ж. (мрачно). Дождик собирается.
Лепорелло. Это есть.
Д. Ж. Проклятье! Период ухаживания — самый тяжкий период. „Мы рабы, а она госпожа. Лени Амур не признает, отойдите, ленивцы. Тяготы все собраны в стане любви. Будешь лежать под дождем из небесной струящейся тучи, будешь, несчастный, дремать, лежа на голой земле“. Однако холодает и холодает. После такой жары… А я так легко простужаюсь, Лепорелло. Сорок девять все-таки. Интересно, когда погаснет свет?
Лепорелло. Вынужден вас огорчить. По моим сведениям, там сейчас гости с нашей работы: приемщица Дебора Савватеевна и ее муж Авенир Петрович — альпинист, золотой значкист ГТО. А они, как правило, обожают анекдоты. Как начнут…
Д. Ж. Дождик пошел, черт побери! А может, рискнуть и с ходу появиться перед нею? Ну, помнишь, как в Бургундии. Там сидело триста гостей…
Лепорелло. Половину вам пришлось отправить на тот свет.
Д. Ж. Разве?
Лепорелло. Но убивать Дебору Савватеевну как-то… тем более у нее скоро пенсия, сударь.
Д. Ж. Проклятье! Гнусный дождик! И холодно, холодно!
Лепорелло. А может, за анекдоты и нам приняться? Вот ваш отец — Алонзо Хуфте Тенорио — вот был весельчак! Сколько знал анекдотов! За анекдоты его король сделал бароном! Помню, враги захватили его в плен и пытали, чтобы завладеть анекдотами. Но он не выдал им ни одного и умер молча, как герой.
Д. Ж. Заткнись! Такой мерзкой погоды не припомню.
Лепорелло. Ну что вы, сударь! В Риме в четвертом году новой эры в это время выпал снег, а вы только начали ухаживать тогда за Юлией-младшей.
Д. Ж. (чуть оживившись). Да, мы ехали тогда на носилках с Юлией. Она была равнодушная, я — пылал. И тут в носилках ей стало холодно, а на улице жгли поленья. Помнишь, что сделал я?
Лепорелло. Кажется, согрелись с нею у костра.
Д. Ж. Тупица! Я подошел к костру, приложил раскаленное полено к груди, и в пылании сожженной кожи на своей груди я отогрел ее озябшие руки. И в ту ночь, естественно… (Замолкает и грезит.)
Лепорелло. Грандиозно.
Д. Ж. А в семнадцатом веке, когда я вернулся израненный…
Лепорелло. Это когда вы прихлопнули герцога Гонзальво…
Д. Ж. Разве?.. В ту ночь я нашел у себя записку от Анны с одним словом: „Приезжай“. Что сделал я?
Лепорелло. Поскакали.
Д. Ж. Лошадь пала на дуэли, прохвост. Нет, я побежал к ней на своих двоих!
Лепорелло. Фантастика!
Д. Ж. Я бежал десять километров, и след крови тянулся за мной.
Лепорелло. Кошмар.
Д. Ж. Высокие облака прошлого! (Погружается в задумчивость, грезит.)
Лепорелло. Сударь, гости ушли!
Дон Жуан думает.
Да придите вы в себя! Пора соблазнять! Очнитесь наконец!
Д. Ж. (опомнившись). Что?
Лепорелло. Гости смотались! За дело.
Д. Ж. (пытаясь прийти в экстаз). О милая! Наверное, сейчас сидит и грезит.
Лепорелло. Вот именно.
Д. Ж. (распаляясь). Этот взгляд! Божественные очи! От таких взглядов горели города и стрелялись люди! Лепорелло. Ну, все точно.
Д. Ж. И рядом этот пошляк!
Лепорелло. Наконец-то! Я вас узнал!
Д. Ж. Этот собственник, потягиваясь и зевая… рядом с ней!
Лепорелло. Читает „Футбол — хоккей“ — он выписывает, я знаю.
Д. Ж. А она — прекрасная…
Лепорелло … убирает посуду со стола…
Д. Ж. Мочи нет! Сердце рвется, Лепорелло!
Лепорелло. Свет погасили! Можно! Пора!
Д. Ж. Подставляй спину, сукин сын.
Дон Жуан вскакивает на спину Лепорелло, надевает маску и вдруг задумывается. Экстаза как не бывало, а на лице тоска и добро.
Лепорелло (снизу). Вы его сразу прикончите?
