Эдвард Радзинский - Продолжение Дон Жуана
Д. Ж. Ну, это так понятно с точки зрения геометрии! А я люблю геометрию!.. Ты кончишь мне заговаривать зубы? (Орет.) Ты отнесешь письмо?
Лепорелло. Нет! (Падает на колени.) Нет! Я не могу! Убейте меня, но… не могу! Потому что… тоже… предназначенье…
Д. Ж. Что?!
Лепорелло (ползая в ногах). Да! И у меня предназначенье! Не вы один… Не убивайте… Я объясню! Когда-то… еще в Трое… я был вашим рабом. И мне казалось, что счастье — в свободе! Ах, как я ее жаждал. Но как-то вы соизволили умереть в очередной раз, и мне дали свободу. И что же оказалось? Став свободным, я должен был сам заботиться о себе. А что я умел? Только служить! И я стал служить одному, чтобы быть сытым… другому — чтобы быть одетым… И вместо одного хозяина у меня оказалось их тьма! И тогда я познал себя! Свое предназначенье! Быть слугою! И с тех пор я уже заботился только об одном: чтобы во все времена у меня был хозяин. Что я без хозяина? „Если Бога нет, то какой же я штабс-капитан“, как сказал Достоевский. Вас не было двести лет, и естественно… (Замолчал.)
Д. Ж. (трагически). Так!.. И кто же твой хозяин?
Лепорелло (застенчиво). Иван Иваныч.
Д. Ж. Кто?
Лепорелло (совсем смутившись). Он заведует кустом наших фотографий. Но и это еще не все, сударь. Я лично сосватал ему… ну… ну, вашу… Елену, то бишь Анну… Она у нас приемщицей была до Деборы Савватеевны. Ну откуда я знал, что вы воскреситесь?
Д. Ж. Значит, Командора в этом веке звать Иваном Ивановичем?
Лепорелло (с достоинством). Я отказываюсь понимать вашу иронию! Он заведует кустом! Я хотел вам это все сразу открыть! Но вы предавались воспоминаниям! Вы слушали, как всегда, только себя!.. Надеюсь, не надо пояснять, почему я не могу нести любовное письмо к жене своего хозяина?
Д. Ж. Как интересно, значит, ты тоже экспериментатор: ты решил в этом веке служить сразу обоим: и Дон Жуану, и Командору.
Лепорелло (строго). Ивану Иванычу.
Д. Ж. Какой ты умный, Лепорелло, однако.
Дон Жуан подходит к нему и протягивает ему руку. Лепорелло с чувством ее пожимает. И тогда Дон Жуан молча притягивает его к себе и начинает бить сосредоточенно и страшно. Стоны Лепорелло ужасны.
Лепорелло. Ой, больно… ой, не надо!
Д. Ж. Нет, это еще только твой жир почувствовал, а вот косточки в самой глубине… (Продолжает бить.)
Лепорелло (избитый, поднимаясь с пола, стирает кровь со счастливой улыбкой). Сударь, вот теперь я узнал вас. Хозяин! Вернулся!
Д. Ж. А насчет…
Лепорелло. Что вы! Есть одно солнце на небе! И только настоящий хозяин может так тебе врезать!
Оплеуха.
О!
Д. Ж. Для профилактики.
Лепорелло. Вот именно! А этого чертова Командора мы в гробу видали в белых тапочках! (Распаляясь.) Охламон! Заграбастать Прекрасную Анну! Не по чину берет! Выродок! Несу письмо! (Подпрыгнул.) Уж когда я служу… (Вопит.) Люблю служить! (Услужливо.) Но обычно с письмом вы всегда посылали цветы.
Но Дон Жуан не слышит его. Он стоит, постепенно погружаясь в свою страшную задумчивость, и выражение горя и добра снова на его лице. В тишине за окном становится слышен гам, гул голосов.
(Бросаясь к окну, грозно.) Что за шум, когда хозяин мыслит? (Замеру окна.) Там — тысячи! Боже мой!
Д. Ж. (вяло). Пришли…
Лепорелло. Сударь, улица запружена! Милиция! Мы погибли!
Рев сирены.
Д. Ж. (бормочет). Как я старался себя завести… А все равно… Скучно… видимо, возраст, сорок семь уже все-таки.
Лепорелло (заорал). Вы что стоите, сударь?
Д. Ж. Прекрати визжать.
Раздаются глухие удары в дверь и крики: „Откройте, откройте немедленно!“
Лепорелло. Все! Не уйти! Хана!
Д. Ж. Старый козел! Мы никогда не уходили в дверь в присутствии женщины! Подбери свой живот и… (Он распахивает окно.)
Лепорелло (в ужасе). Как?!
Д. Ж. (выталкивая его в окно). Вперед! По крышам! И только посмей мне разбиться! С таким письмом!
Лепорелло (лезет на крышу). А деньги на цветы?
Д. Ж. Болван! Цветы у нее! Стоят на столе! Я послал ей мысленно сто шестьдесят роз!
Лепорелло (уже с крыши). Как… вы остаетесь?
Д. Ж. (глядит вниз с любовью и нежностью). Увидеть их всех…
Удары в дверь. Под мощными ударами дверь распахивается, и вбегает человек.
Человек. Попрошу документы.
Д. Ж. (не оборачиваясь, глядя в окно). Нету.
Человек. То есть… как?
Д. Ж. Потерял, пока летел. Ветром унесло. Душа ведь нараспашку.
Человек (ласково). А чем здесь заниматься изволите?
Д. Ж. Двойное фото: я молодой, веселый, здороваюсь с собой — пожилым и печальным и пальцем себе грожу, а вы мне мешаете!.. Некорректно. Ну, я пошел.
Человек (усмехаясь). Не понял.
Д. Ж. А чего же тут не понимать. Я ведь русским языком говорю. (Рявкнул.) Ушел я. (И Дон Жуан, раздвинув стену, исчезает.)
Человек бросается за ним, судорожно шарит по стене и вытирает пот со лба.
В квартире Командора. Осторожно входит Лепорелло. Он снял туфли и проходит в носках, чтобы не испачкать пола.
Лепорелло. Побеспокоить позволите?
Командор (мрачно). Сам пришел? Ну, рассказывай, бедолага.
Лепорелло (развалясь в кресле). Не понял? О чем?
Командор. Ну и нахал ты, папочка! Мало того что безобразие учинил — меня вон в главк вызывают. (Глотает валидол.)
Лепорелло. Опять ничегошеньки не понимаю. О каком безобразии речь?
Командор (даже поперхнулся). Да ты… (Еще проглотил валидол.) Сегодня в пятнадцать пятнадцать около вашей фотографии толпилась очередь. По протоколу в очереди стояло сто двадцать тысяч двести восемь клиенток.
Лепорелло. Ах… ах…
Командор. А в это время, несмотря на рабочий час, на дверях красовался замок! Замок, Леппо Карлович, — в пятнадцать пятнадцать!.. А сто двадцать тысяч клиенток стояли за фотами! Транспорт остановился, милицию вызывали!
Лепорелло. Так вы об этом? (Совсем легко.) Но это все не так: злые языки, Иван Иваныч.
Командор (глотает таблетку). А как?! Как было?! Второй валидол — умру я с тобою!
Лепорелло. Ну, во-первых, фота была закрыта потому, что в главке совещание по багету устроили, а сто двадцать тысяч двести восемь женщин стояли совсем не к нам!
Командор. А куда же?!
Лепорелло. Не выяснено: сами не помнят. Женщины — что с них взять! Твердят, будто дома сидели, обед готовили и вдруг — будто ветром их сдунуло.
Командор. Чем?
Лепорелло. Ветром… А после ветра им сразу показалось, что они в Севилье…
Командор. Где?!
Лепорелло. Вот и я тоже спросил: „Где?“ — „В Севилье“, — говорят! А некоторые, страшно сказать, про Рим упомянули… А другие — про Трою какую-то… Ужас! Ну а потом все вместе они такое загнули — про Дон Жуана!
Командор. Про кого?
Лепорелло. Про Дон Жуана… Ну, дежурный старшина только за голову схватился: протокол в корзину, всех отпустил, а сам быстрее на бюллетень и в дурдом слег.
Командор. Третий валидол глотаю… Ты мне русским языком скажи: что они тебе в жалобную книгу записали?
Лепорелло. Не пойму я вас. Я про Дон Жуана толкую, а вы мне про жалобную книгу… Чепуха какая-то! Чиста у меня жалобная книга, как белые ручки вашей супруги, раскрасавицы Анны… Как ее здоровье, поинтересуюсь?
Командор. Значит, выкрутился, прохвост?
Лепорелло (мрачно). А прохвоста, Иван Иваныч, отметаю.
Командор. Да что с тобой сегодня, Карлыч?
Лепорелло. А вы мне не тыкайте. И вообще, я вас о здоровье раскрасавицы спросил, а вы мне опять не ответили! Некорректно!
И вот тут из другой комнаты раздался голос Анны.
Голос Анны. Боже мой! Какая прелесть! Откуда? (И появилась Анна с букетом роз.) Ванюша, это ты?! (Протягивае трозы.)
Командор. Что… я?..
Анна. Ну, розы, вся комната моя в розах!
Командор, проглотив таблетку валидола, молча рванулся в соседнюю комнату.