Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2
Снова завеса скрывает нубийку и чрез мгновенье рассеивается. Слышна странная резкая музыка. На циновке раскинулась во сне Губуб. Сбоку осторожно показывается голова нубийского воина и с наивным восторгом любуется спящей. Затем, озираясь и крадучись, воин подползает к девушке и готов уже овладеть ею. Но Губуб мгновенно раскрывает глаза и одним прыжком ускользает от него. Начинается борьба, сопровождаемая угрожающими жестами и неистовым вращением глаз. Наконец девушка хищным движением хватает своего противника за горло и вонзает в него нож. Когда же тот мертвым простирается у ее ног, она носится вокруг в дикой воинственной пляске, окончив ее, с торжествующим видом ставит ногу на грудь побежденного… Завеса падает – и нубийка по-прежнему перед калифом.
ДЖИН (с восторгом)Поистине, вот клад для нас, мужчин.
Владей же им, калиф!
Аллах со мною!
(Громко.)
Коль так им восхищен ты, добрый джин,
Тебе охотно уступлю его я…
Нет, нет, великодушный! Клялся я
Тебе дать деву – и обет мой сдержан.
Да не манит та девственность меня,
О непонятливый! о гвоздь! о стержень!
(Толкает ее к джину)
Бери ж ее, бери! Ведь всё равно,
Я близ нее бесстрастнее, чем евнух!
Скажи же, что тобою решено,
О, властелин, без этих вспышек гневных.
Так приведи сначала двух других!
Они уж и сейчас перед тобою.
Входят Эль-Джелисс и Лауретта. Джин расставливает всех трех девушек перед калифом.
КАЛИФВот что решил я в помыслах моих!
Во-первых: предназначено судьбою,
Как видно, в брак пока мне не вступать.
А во-вторых: нет ничего труднее,
Как Девственность Прекрасную сыскать!
А в-третьих: надо юностью своею
Всемерно пользоваться, как они…
(Указывает на Эль-Джелисс и Лауретту)
Но что – лишь шалость для венецианки,
В веселье легком проводящей дни,
То – грех для правоверной персиянки!
Поэтому, о дух, поторопись
Исполнить точно веленное мною:
Брось в море влюбчивую Эль-Джелисс,
А чистую Губуб возьми женою…
Я ж, подчиняясь юности моей
И мудрому Пророкову завету,
Оставлю здесь подругою ночей
В любви искуснейшую Лауретту!
Джин почтительно выслушивает, кланяется, скрестив руки на груди и скрывается, таща за руки персиянку и нубийку. Калиф и венецианка опускаются на ковер.
ВЕНЕЦИАНКА (обнимая калифа)Друг! Обещай мне зеркало разбить.
К чему его жестокие виденья?
Красавиц, правда, сладостно любить…
А девственниц? Одно предубежденье!
АНАХОРЕТ И КРАСАВИЦА
пьеса в о дном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ПАМВА – старец-пустынник.
ЛОЛЛИИ – знатный юноша из Александрии.
ЮНИЯ – богатая девушка из Александрии.
АМАРИЛЛИС – ее рабыня.
САРАЦИН.
Действие происходит в Фиваиде, недалеко от города Александрии, в первые века христианства.
Маленький оазис среди пустыни. Цветущий кустарник и несколько малахитовых пальм, под которыми приютилась хижина анахорета. Рядом за изгородью – огород дынь, тыкв и огурцов. Вдали – золотистые песчаные холмы и небо в оранжевом закате.
ЯВЛЕНИЕ 1
ПАМВА сидит у порога и плетет из пальмовых ветвей корзину. Он очень преклонных лет, согбенный, с длиннейшей серебряной бородой и младенческими голубыми глазами.
ПАМВАО, претихая мати-пустыня!
С нежных отроческих лет и поныне
Я в тебе укрываюсь, спасаюся —
И, поистине, кроме лишь страуса —
Птицы робкой, да кротких газелей,
Никого здесь не видел доселе…
Только с тварями здесь я беседую,
Скудной пищей делюсь – и не сетую…
Слава Господу! – им преуменьшен
Искус мой: не бывало тут женщин,
Ибо с ними, – речистыми, праздными,
Все семь бесов с их злыми соблазнами.
Укрывай же меня, о пустыня,
Ты от жен и вовеки, как ныне!
(Склоняется над работой)
Вблизи слышится шорох и женские голоса.
Помилуй, Бог! Никак вон там, направо, —
Их голоса и быстрые шаги?
ЯВЛЕНИЕ 2
Вбегает ЮНИЯ в сопровождении рабыни. Она чрезвычайно молода и красива, с светло-рыжими волосами и большими, наивными глазами. Ее роскошная темно-голубая одежда порвана и запылена.
ЮНИЯ (бросаясь перед старцем на колени)Ах, наконец тебя нашла я, авва!
Спаси меня! Спаси и помоги!
Но как, дитя мое? Открой, в чем дело!
Кто оскорбил тебя, кто напугал?
Он, он, губитель и души, и тела!
Да кто он? сарацин или шакал?
Нет, это… это… Но, наверно, отче,
Ты знаешь всё по святости твоей.
Скажи ж – вот эти солнечные очи,
Вот этот лик, что лотоса белей,
Вот этот стан, как обелиски, стройный…
Уж не соблазн ли?
Неужель они
Возвышенного чувства не достойны?
Соблазн и есть. О, Боже, отжени
От девственника это испытанье!
(Отступает от девушки и закрывает глаза руками)
ЮНИЯ (цепляясь за него)А нежный нрав мой, доброта души,
Изящество и тонкость воспитанья —
Ужель они обречены, скажи,
На грубое одно лишь обхожденье?
Как я не понял сразу, о простец…
Прочь, призрак тьмы! прочь, ада наважденье!
Да что с тобою, мой святой отец?
Какой я призрак? Я – живая дева.
Тем горше. Прочь же, дьявольский сосуд!
Прочь, на соблазн дерзающая Ева!
Неправда! Юнией меня зовут,
И я пришла не для соблазна вовсе…
Ты для того немножко стар, прости!
Так для чего ж?
Садись и приготовься.
О, в ужас можешь ты сейчас прийти!
О, что должна сейчас тебе сказать я!
Но… так и быть, – лишь обещай помочь!
(Помолчав.)
Кого бы, думал ты, в свои объятья
Я чуть не приняла в былую ночь?
Не дьявола ли, дочь моя?
Нет, хуже.
Не ведаю…
Как недогадлив ты!
Узнай же срам мой и сочувствуй: мужа!
Я в том отнюдь не вижу срамоты.
Вот сразу же и видно, что ты, авва,
Сам замуж никогда не выходил!
Представь же: ложе, полумрак лукавый,
И благовонья тяжкие кадил,
И чьи-то странные прикосновенья,
И дикий взор, и жадные уста…
Представь себе, представь!
Ох, искушенье!
Да ты, как я бы, убежал тогда.
Я шла и ночь, и день… Яви ж мне милость —
Прими меня в киновию свою!
На трудное ты, дочь моя, решилась.
Привыкнешь ли к такому житию,
Где – пост, вериги, тяжкие обеты?
Заметно же, что ты, анахорет,
Совсем не нес труднейших тягот света!
Вообрази: там дня такого нет,
Чтоб не было ристалища иль пира,
И всюду, всюду надобно поспеть.
И опротивевшей душиться миррой,
И тесные сандалии терпеть,
И выносить на кудрях обруч тяжкий,
Изнемогать от пляск, до тошноты
Есть пирожки, плоды, миндаль, фисташки, —
Ужасно!.. Ну, а что вкушаешь ты?
Я? – ломоть хлеба с примесью иссопа.
О!.. Только-то? А общество твое
Какое?
Горленки да антилопы.
О, странно же монахов житие…
Вернись домой. Речам моим доверься!
Куда? В тот град? В тот Вавилон, Содом,
Где в моде танец движущихся персей?
Как? Неужель тебе он незнаком?
Теперь, когда глаза мои открылись,
Я не могу его сплясать… А жаль!
Но… пусть тебе покажет Амариллис!
(Подходит к рабыне и приказывает ей)
