Алексей Толстой - Том 2. Драматические произведения

Государь,
Я датчанин. Нам, как и русским, любо,
Когда не трубит бранная труба,
Изведывать уменье или силу
Над чем пришлось.

Но Ксении моей
Твоя отвага даровая может
Не по сердцу прийтись.

Царевна Ксенья!
Скажи сама, по правде: жениха
Ты робкого могла ли б полюбить?

Нет, королевич.

Если бы у нас
Была война, тогда бы, Христиан,
Ты удаль мог свою нам показать!

О, помяни ж ты это слово, царь!
И если кто войну тебе объявит,
Дай русскую вести мне рать! Клянусь,
Я победить врагов твоих сумею
Иль умереть, отец мой, за тебя!

А мне, отец, дозволь идти с ним вместе!
Обоим нам дай кровью послужить
Родной земле!

Любезен мне ваш пыл
И ваша доблесть, юноши, но Русь
Ограждена от войн теперь надолго.
Не чаем мы вторжения врагов;
Соседние наперерыв державы
Нам предлагают дружбу и союз;
Совместников на царство мы не знаем;
Незыблем наш и тверд стоит престол —
И мирными придется вам делами
Довольным быть.

Великий государь,—
Боярин Годунов, Семен Никитич!

Пускай войдет!

Пойдем, брат Христиан,
Пойдем, сестра. У батюшки дела!

Что сталося с тобой? Чем так, Никитич,
Встревожен ты?

Великий государь,
Есть чем тревожиться! Возникнул слух:
Царевич жив!

Жив кто?

Царевич Дмитрий!

С ума ты, что ль, сошел?

И сам бы рад
Так думать, царь; но с разных к нам сторон
Все та же весть приходит: жив Димитрий!

Кто слышал эту весть?

На площадях,
В корчмах, везде, где только два иль три
Сойдутся человека, тотчас шепчут
Они о том промеж себя.

И что ж
По-ихнему? Как тот царевич Дмитрий
Воскреснуть мог?

Все та же басня, царь!

Какая басня? Говори!

Ты помнишь —
Когда, падучим схваченный недугом,
Упал на нож и закололся он —
Ты помнишь…

Ну?

Нагие оболгали
Тебя, что будто…

Помню басню их.
Ну, что ж? Когда б и вправду так случилось,
Как мог воскреснуть он?

Убийцы, мол,
Ошиблися — зарезали другого.

Кто смеет это говорить? Его
Весь Углич мертвым видел! Ошибиться
Не мог никто! Клешнин и Шуйский, оба
Его в соборе видели! Нет, нет,
То слух пустой; рассеется он скоро,
Как ветром дым. Но злостным на меня
Я вижу умысел. Опять в том деле
Меня винят. Забытую ту ложь
Из пыли кто-то выкопал, чтоб ею
Ко мне любовь Русии подорвать!

Романовы Черкасских угощали
Вчерашний день. За ужином у них
Шла речь о том же. Слуги донесли.

Романовы? Которых я щадил?
Они молву ту распускают? Нет —
Нет, этого терпеть нельзя!

Давно бы
Так, государь!

Не будем торопиться —
Их чтит народ…

Лишь развяжи мне руки!

Преступником в глазах народа царь
Не может быть. Чист и безгрешен должен
Являться он, чтобы не только воля
Вершилася его без препинанья,
Но чтоб в сердцах послушных как святыня
Она жила!

С Романовыми я
Повременю. Но если кто в народе
Дерзнет о слухе том лишь заикнуться —
В тюрьму его! Ступай разведай, как
И кем тот слух посеян на Москве?
До корня докопайся — и о всем
Мне донеси!

Нет, этого нельзя,
Нельзя терпеть! Хоть я не царь Иван,
Но и не Федор также. Против воли
Пришлось быть строгим. Человек не властен
Идти всегда избранным им путем.
Не можем мы предвидеть, что с дороги
Отклонит нас. Решился твердо я
Одной любовью править; но когда
Держать людей мне невозможно ею —
Им гнев явить и кару я сумею!

Скажи мне все; не бойся молвить правду;
Твои слова не выйдут из покоя
Из этого. Когда ты с Салтыковым
Был в датскую посылан землю сватом,
Что ты узнал о женихе?

Все вести
О нем я, матушка-царица, прямо,
Как слышал, так и отписал к царю,
Не утаил ни слова.

Не хитри
Со мной, голубчик. Ты, чай, боле знаешь,
Чем отписал. Зачем король покойный
Услал его ребенком от себя?

Не ведаю, великая царица.

Я ведаю. Король не почитал
Его за сына. Так ли?

Видит Бог,
О том не знаю.

Афанасий Власьич,
Тебе со мной ломаться не расчет.
Ты думный дьяк, да только ведь и мы
Не из простых. Иным словечком нашим
Тебе не след бы брезгать. В гору может
Оно поднять, да и с горы содвинуть!
Ну, говори ж, да не утаи, дружок:
Ведь до рожденья этого Хрестьяна
В совете быть король уж перестал
С своею королевой?

Были толки.

Ну, видишь ли!

Великая царица,
Где ж толков не бывает? Мало ль что
Болтает люд! По смерти королевы
Король вернул его к себе; и жил же
Он при дворе с своим со старшим братом,
Как королевский сын!

Не зауряд ли?
И старший брат, теперешний король,
Кажись, не больно жаловал его.
Так, что ли?

Всяко люди говорят;
Язык-то, благо, без костей. Не знаю,
Как было прежде, ноне же они
В согласии; король его зовет
Своим любезным братом.

А когда
Захочет царь, как он уже задумал,
Его эстонским сделать королем,
Тогда его как братец будет звать?
Дороже, чай, эстонская земля
Ему родства покажется с царем!
Найдутся и улики. Ксенья ж наша
Очутится за неким басурманом
Без племени и роду!