Сергей Кречетов - Четыре туберозы
Женщина. Не сильнее? Не сильнее, говоришь ты! Бесконечно сильнее. Ты улыбаешься. Не веришь. Доказать тебе? О, я расскажу, как пришла ненависть в обитель моего сердца: кровавой звездой. Ты склонишься перед её силой. Слушай, как наполнила она жизнь. Слушай. Весной пришла я к тебе; теперь я скажу, что принесла мне предыдущая осень…
Маг. Разве ты должна сказать? Лучше не говори…
Женщина. Ты должен склониться перед силой Ненависти. Слушай. Слушай. Постой, дай мне вспомнить… Как было это… Не так ли? Жила женщина, чьё сердце с юности было печально, — это замечалось по её глазам. Она была бледна, и губы её были узки; многие говорили про неё: красива, но мало кто любил её. Она была горда и недоверчива. Не так ли было и дальше? Её мать рано умерла, а отец был суровый воин, преданный прихоти и страсти. Он ненавидел своё дитя и мучил его. Душа её пряталась в свою скорлупу и готова была зачахнуть без солнца. И вот пришёл один французский наёмник и полюбил её. Он был честен и прям, — и почему бы она не ответила ему любовью? После холодной ненависти так хороша показалась ей любовь. Так продолжалось до поры до времени… Но потом она услыхала, будто он изменил ей. Она хотела отойти, но он молил и плакал, и она простила. И во второй раз. Тут умерла любовь. И в третий раз, но тут она совсем охладела. Но не могла уйти, так как отец обещал её французу. И вдруг пришел другой: немецкий ландскнехт, светлый сердцем, с песнями на устах, и полюбил её. Не так ли это было?
И она любила его, как никогда; не так ли это было? Была краткая блаженная пора умирающей осени, позднее, чем теперь. Но в ландскнехте обитал мрачный демон, заставлявший его мучить печальную, бледную девушку, и за часами нежного счастья шли дни суровой муки. Она же всё прощала.
Она вплотную подходит к Магу.
И вот, однажды был праздник, и француз был там. Он принуждал её идти с ним. И мрачный демон вырвал из груди ландскнехта светлое его сердце и вложил ему клубок змей. И змеи выползали из его уст и из глаз его; сурово и безумно попирал он просьбы бледной девушки; свирепо накинулся на неё; грубые слова покрыли алостью её щеки; ещё более грубые взгляды отвели кровь её к сердцу, и сердце трепетало в непрестанных муках. И мало того: на другой день, улыбаясь, говорил он с ней, но так, как только дьявол говорит, — он убил всю любовь в её сердце и создал в нём ненависть. Каждое дыхание девушки было пропитано этим ядом… Она не смогла дольше переносить такой жизни и бежала… Зима была сурова; добрые люди приютили её… но всё ещё преследовал он, проклятый… дальше бежала она… беспокойная, с муками ада в сердце бежала всё дальше, хотела забыть и не могла… пришла к тебе… всё тот же могучий пламень; помоги мне. О, помоги мне, он снедает меня… Искусство твоё велико. Помоги мне. Я сделаю всё, что ты захочешь. Помоги мне. Спаси меня от этого человека. Ты — чародей, ты можешь всё, что хочешь; я сделаю для тебя всё, только освободи меня от этого человека, освободи от этого чудовища.
Маг. О чём просишь меня? Я сделаю всё. Ты так прекрасна. Я люблю тебя. О чём просишь?
Женщина. Убей его.
Маг (отпрянув). Убить его… Ты…
Женщина. Я знаю, что ты скажешь; я знаю, не говори. Слушай, ты любишь меня? Я полюблю тебя тоже, полюблю навсегда, как не был любим ещё человек. Я полюблю тебя всем пламенем моего страстного сердца; я полюблю тебя, как собака — милостивого хозяина, как нежная женщина — любовника, только убей его.
Маг. Это ли любовь? Она ли говорит так?
Женщина. Всё, всё! Только убей его. Освободи меня. Я не могу больше жить в этих муках.
Маг. Оставь меня на время.
Женщина. Ты сделаешь?
Маг. Оставь меня на время.
Женщина. Ты сделаешь…
Под силой его взгляда уходит.
Маг (один). Ненависть и любовь… ненависть и любовь… как уживаетесь вы рядом и так не похожи вы! Как соединились вы и как далеки… Чуждая моя летняя птица, ты не любишь меня, но всё же я сделаю тебе подарок… пока не улетела ты, — подарок, который осчастливит тебя. — Что говорит об этом святой Павел: «И если бы я мог предсказывать и знал бы все тайны и познания, и имел бы веру, двигающую горами, и не имел бы любви, я был бы ничем». — И вот хочу я посмотреть, как насильно вводят любовь в жизнь.
Он зажигает свечу, так как успело уже стемнеть. Идёт к своим книгам, развёртывает свиток.
«Если ты хочешь лишить жизни человека, напиши кровью его имя на пергаменте и это заклинание… напиши, в какой день это должно случиться, и сожги пергамент. Обкури его… и тотчас же вступит он в ссору и явится тебе в этой ссоре. Направь нож его врага, и он умрёт…» — Это не трудно. Но трудно будет заставить её не направить ножа. Помоги мне, святой Павел! И твоя ненависть превратилась у Дамаска в любовь. Помоги мне снова дать её сердцу любовь… А если и направит она нож, так я, — хотя и запрещено мне, — верну его от смерти к жизни, его, кого она всё же любит, хотя и не знает сама; я сделаю так… ради её любви к нему… ради моей любви к ней… и Ты, Господи, Господи, будь со мной.
Он преклоняет колени и молится. Потом идёт к дверям и зовёт: Мария! — Женщина поспешно появляется.
Женщина. Ты сделаешь.
Маг. Да.
Женщина (бросаясь к нему). Как люблю я тебя.
Маг. Берегись, не раскайся в этом.
Женщина (ласкаясь к нему). Никогда. Никогда. Как люблю я тебя. Когда ты сделаешь? Сейчас!
Маг. Да. Но заметь мои слова: за это деяние я обрекаю себя на вечное проклятие.
Женщина. Зато я подарю тебе блаженство на земле.
Маг. Не мало ли это?
Женщина. Не знаю, много ли, мало ли… я знаю одно, что в сердце моём нет иного желания, как видеть ландскнехта мёртвым.
Маг. Хорошо. Я исполню твоё желание. Там (он указывает на завесу) явится он в ссоре с другим. Если ты направишь нож другого, он умрёт. Подожди здесь.
Женщина. Да.
Маг скрывается за завесой.
Женщина (одна). Проклятый. Ненавистный. Наконец-то бьёт твой последний час. А для меня близок час свободы от долгих мук. Ах! Я так устала от мук… Ах! Как бьётся сердце. Здесь сейчас я увижу его… Здесь сейчас услышу… Ах, всё ещё не даёшь ты мне покоя, ты, поправший гордость моего духа, сломивший меня тысячью терзаний. Ах, я ненавижу тебя, умри, умри наконец!
Голос Мага (за завесой). Как зовут немецкого ландскнехта?
Женщина. Ганс-фон-дер-Хейде. Проклятое имя.
Голос Мага. Когда-то друг мне. Мария, ты правда хочешь?.. Женщина. Нет мне иного блаженства!
Голос Мага. Да будет.
Он выносит вперёд большую курильницу и зажигает по сторонам комнаты по смоляному факелу. Тушит свечу.
Маг. Если направишь ты на него кинжал врага, он умрёт, но не произноси больше ни слова.
Становится у курильницы, откуда подымается дым. Бормочет заклятья. Медленно разделяется тяжёлая завеса в глубине комнаты — и в густом синем дыму появляется за ним комната. Дым понемногу рассеивается: комната гостиницы, где сидят двое людей: Ландскнехт и Французский наёмник. Мария, поражённая, шаг за шагом отступает к рампе.
Ландскнехт. Жизнь твоя, братец, дырявый мешок; мешок ты, а дыра твоя глотка.
Француз. Вы знаете, господин ландскнехт, что ещё год тому назад я был другим.
Ландскнехт. Чего ж ты прилип к юбке? Цепляться за юбки, правда, следует, но не за одну, а за много: оборвётся одна, другая будет прочнее.
Француз. Вы, господин ландскнехт, правы, но скажите мне — не возьмёте ли вы меня в свой отряд?
Ландскнехт. Нам таких, как ты, не надо.
Француз. Господин ландскнехт, чем же я хуже других?
Ландскнехт. Счастье потерял — жизнь потерял; жизнь пропил — счастье пропил.
Француз. А кто виноват?
Ландскнехт. Не раз я бывал в отрядах. Такие молодцы, как ты, удирали всегда первыми. А лживы вы все, французы, как кошки. Даже в любви обманываете вы.
Француз. Я прошу вас.
Ландскнехт. Вспылить, гордость свою проявить, вот ваше дело. Знаю уж… знаю… ступай себе к дьяволу.
Француз. Простите, господин ландскнехт, ведь это не в обиду было сказано. Но, видите ли, у вас найдется местечко в отряде… а я голоден… три дня ничего не ел…
Ландскнехт. Ломаного гроша от меня не получишь. Стыдись попрошайничать. Был когда-то бравым солдатом, а теперь буян, бродяга, французская собака.
Француз. Господин ландскнехт, без вас был бы я прежним. Зачем вырвали вы из рук моих невесту, мою Марию? Это толкнуло меня к вину.
