Александр Островский - Том 8. Пьесы 1877-1881
Стыров. Однако мне пора. Прощайте!
Евлалия. Не проводить ли мне вас на пароход?
Стыров. Нет, зачем! Там толкотня, суета.
Коблов. И мы домой, Софья Сергевна!
Софья. Хорошо, поедем.
Все уходят в залу. Слева выходит Марфа.
Явление восьмоеМарфа, потом Стыров.
Марфа. Уехали, что ли? (Заглядывает в залу.) Нет еще, целуются; прощаются. (Оглядывая комнату.) Не забыл ли Евдоким Егорыч чего? Это чья шляпа-то? А, это Артемия Васильича… ну, он, чай, вернется за ней.
Входит Стыров.
Стыров (говорит в залу). Подождите, я на одну минуту, я забыл кой-что… (Марфе.) Марфа, слушай! Береги Евлалию Андревну без меня! Ты знаешь, как я ее люблю.
Марфа. Да как же, помилуйте! Нешто я не вижу?
Стыров. Я в дороге все буду думать о ней: что она делает? не скучает ли?
Марфа. Уж как не думать? Конечно, думается.
Стыров. Так ты уж и не отлучайся от нее! Я, как приеду, так потребую от тебя отчет: что она без меня делала, говорила, даже думала. Я так ее люблю, что, понимаешь ли ты, мне все это приятно знать… все, все… мне это очень приятно. (Дает Марфе кредитный билет.)
Марфа. Понимаю, Евдоким Егорыч, будьте покойны.
Стыров. Не то чтоб я… ну, ты понимаешь; а уж я ее очень люблю. Так что смотри. Ну, не все же ей дома сидеть.
Марфа. Конечно, дело молодое…
Стыров. Так для прогулок или выехать куда я просил Артемия Васильича; а вот дома-то ты…
Марфа. Да уж будьте покойны!
Стыров уходит.
Ишь ты, старичок-то!.. Что он дал-то? (Глядит на ассигнацию.) Пять рублей… Значит, услуги требует. Что ж, ничего, не больно скупо. Да за что и дать-то больше? Доносить-то, должно быть, нечего будет. А коли будет что, так и с другой стороны, гляди, перепадет; тоже не поскупятся. Бери то с того, то с другого — отличное дело. Люблю я такие места. Только умей себя вести, а то на что лучше! (Прислушиваясь.) Чу! Уехали. Пойти показать Липатычу, куда платье да белье Евдокима Егорыча убрать; там всё пораскидали. (Уходит налево.)
Из залы входят Евлалия и Мулин.
Явление девятоеЕвлалия и Мулин.
Мулин (взяв шляпу). Честь имею кланяться.
Евлалия. Куда вы?
Мулин. В контору.
Евлалия. Еще поспеете. Разве вам не приятно посидеть со мной десять минут?
Мулин. Очень приятно; но у меня есть дело: Евдоким Егорыч поручил мне большую и спешную работу.
Евлалия. Это одни отговорки. Вот уж больше недели мы живем в одном доме, и вы ни разу не удостоили меня вашей беседы.
Мулин. Что вы говорите, помилуйте! Чуть не каждый день я у вас обедаю, да и по вечерам мы часто беседуем довольно долго.
Евлалия. Да, болтаем глупости, от которых уши вянут. Вы, впрочем, больше с мужем разговариваете да с посторонними, а не со мной. А вот так, наедине, вы ни разу…
Мулин. Наедине? Не помню… кажется, нет.
Евлалия. И вы никогда не искали случая, вы даже как будто стараетесь избегать его.
Мулин. Избегать — не избегаю и искать — не ищу. У нас нет никаких дел, никаких общих интересов с вами; нет ничего такого, что бы заставило меня искать случая говорить с вами наедине.
Евлалия. Интересов! А сама я для вас не интересна?
Мулин. Я вас не понимаю.
Евлалия. Вам не интересно знать, например, почему я вышла замуж за человека, который вдвое старше меня?
Мулин. Признаюсь вам, я и не думал об этом; это до меня нисколько не касается.
Евлалия. Нет, касается.
Мулин. Каким образом? Объясните, сделайте одолжение!
Евлалия. Мы с вами знакомы давно, задолго еще до моего замужества. Помните, как мы, бывало, в зале у маменьки музыку Шопена слушали, а на акте вальс танцевали; помните, с балкона на звезды смотрели.
Мулин. Очень хорошо помню.
Евлалия. Неужели вы никогда не замечали, неужели не видали?
Мулин. Нет, видел.
Евлалия. И оставались равнодушны?
Мулин. Кто же вам сказал, что я оставался равнодушен?
Евлалия. Так что же?.. Вам стоило только слово сказать, протянуть руку, и я пошла бы за вами без оглядки хоть на край света.
Мулин. Я это очень хорошо знал, и, если бы был богат, я бы не задумался ни на минуту. Но, Евлалия Андревна, каждый дельный человек думает о своей судьбе, вперед составляет себе планы; благородная бедность в мои планы не входила. Я мог предложить вам только нищету, и вы бы ее приняли. Нет, вы лучше поблагодарите меня, что я не погубил вас и не запутал себя на всю жизнь.
Евлалия. Значит, вы жалели, берегли меня?.. Вы любили меня?.. Очень?
Мулин. Да, вы мне нравились… Нет, зачем скрывать! Я любил вас.
Евлалия (задумчиво). И только бедность помешала нашему счастью?
Мулин. Да, конечно, только бедность, ничего больше.
Евлалия. Я так и думала. Теперь выслушайте меня, выслушайте мое оправдание!
Мулин. Зачем, Евлалия Андревна! Не надо.
Евлалия. Надо, Артем Васильич. Вы можете думать очень дурно обо мне, вы можете подумать, что я польстилась на деньги Евдокима Егорыча, что я продала себя. Я дорожу вашим мнением.
Мулин. Ничего дурного я о вас не думаю; я знаю, что вас выдали почти насильно.
Евлалия. Насильно выдать замуж нельзя: я — совершеннолетняя. Меня можно осуждать за то, что я слабо сопротивлялась, скоро сдалась. Да, все вправе осуждать меня за это; но не вы, Артемий Васильич.
Мулин. Почему же?
Евлалия (опустя глаза). Я знала, что вы живете в одном доме с Евдокимом Егорычем, что вы будете близко, что я могу вас видеть каждый день…
Мулин(пораженный). Что вы говорите?
Евлалия. Я принесла жертву для вас… я хотела уничтожить препятствие, которое нас разделяло.
Мулин. Вы уничтожили одно и создали другое: тогда вы были свободны, теперь у вас муж.
Евлалия. Ах, не говорите! Я не люблю его и не полюблю никогда. Я не знала… я думала, что выйти замуж без любви не так страшно; а потом… ах, нет… ужасно… перестанешь уважать себя. Он мне противен.
Мулин. Может быть, но я-то обязан Евдокиму Егорычу всем своим существованием и чувствую к нему глубокую благодарность. Не забудьте, я пользуюсь его доверием; он доверяет мне все, он доверил мне и вас. Злоупотреблять доверием у нас считается уж не проступком, а преступлением; это бесчестно, грязно…
Евлалия (с сердцем). Подбирайте, подбирайте: гадко, скверно, мерзко. Ну, так что же вы тут… стоите передо мной? Я не понимаю! Что вам нужно от меня?
Мулин. Ничего не нужно; вы сами меня остановили.
Евлалия. Да что у вас глаз нет, что ли? Вы слепы? Разве вы не видите, как я страдаю? Меня увезли от вас, три года возили по всей Европе… я старалась забыть вас (со слезами), но не могла… Я все еще люблю вас… Разве вы не видите?
Мулин. Вижу, и вижу также, что надо помочь этой беде, что я должен принять меры.
Евлалия. Какие «меры»?
Мулин. Мне надо переехать из вашего дома.
Евлалия. Да, вот что.
Мулин. Я уж говорил Евдокиму Егорычу, что и мне неудобно, и его я стесняю.
Евлалия. Так убирайтесь, убирайтесь; кто вас держит!
Мулин. Он не желает, чтоб я переезжал; но теперь это становится необходимым, и я настою.
Евлалия. Убирайтесь, сделайте одолжение!
Мулин. Я только дождусь его приезда.
Евлалия. Чем скорей, тем лучше.
Мулин. Честь имею кланяться! (Идет к двери.)
Евлалия. Да постойте же, постойте! Куда вы? Это странно: придет человек, повернется… не успеешь слова сказать.
Мулин. Что вам угодно?
Евлалия. Вы забудьте то, что я говорила сейчас! Вы не верьте моим словам: я сама не знаю, что со мной… на меня иногда находит… Все это вздор, глупый порыв… Вам переезжать из нашего дома незачем, решительно незачем… Я не стану искать свидания с вами… будем видеться только при муже, при посторонних… Так зачем же вам переезжать? Зачем бежать? Ведь это смешно…
Мулин. Нет, оно, знаете ли, все-таки покойнее.
Евлалия. Для кого?
Мулин. Для меня.
Евлалия. Какое же вам беспокойство жить здесь?
