Андрей Жиров - Путь в космос
Л о ш а к о в. Неужели те шесть секунд, Василий Петрович? Но ведь это пустяки — лишняя коррекция, и все.
П а ш и н. И шесть секунд тоже… (Замечает книгу в руках Зубова.) «С Земли на Луну». Если мне не изменяет память, там в конце…
Л о ш а к о в (выхватывает книгу). Сейчас… (Читает.) «Я знаю, это люди изобретательные. Они захватили с собой все богатства искусства, науки и техники. А с такими сокровищами можно добиться всего на свете! Помяните мое слово: они найдут способ выйти из своего трудного положения — они вернутся на землю!..» Неужели так плохо?
П а ш и н. Я этого не сказал… Но нелегко.
З у б о в. По-моему, от нас нельзя скрывать правду. Иначе мы не сможем написать, второго варианта просто нет…
П а ш и н. «Второй вариант» — это ваше?.. Спасибо… Правду о них (кивает вверх) расскажу всю, когда сам буду знать. А пока не могу, не имею права.
Л о ш а к о в. Значит, снова, «взмахнув стабилизаторами, ракета начала свой путь…».
К о н с у л ь т а н т. Это не надо.
В е р а. Почему же? Я уже написала… Четыре страницы.
Л о ш а к о в. И неплохо. Эмоционально.
В е р а (Консультанту). Посмотрите.
Консультант при прессе берет листки.
Это ощущения человека, попавшего в орбитальную станцию. Я расспрашивала многих, кто туда летал, и их глазами пытаюсь увидеть иной мир…
К о н с у л ь т а н т. Это не надо.
П о л у я н о в (взрываясь). Что ты за человек?! Только и слышишь: «Неинтересно», «Это не надо». Робот ты, машина… Ни чувства, ни страсти… Робот!
К о н с у л ь т а н т. Робот?!
П о л у я н о в. Да, да, да, да. Робот! Механическое чудовище, у которого только одно желание — «не надо»… нет, вообще нет никаких желаний! «Не надо» — и все!
К о н с у л ь т а н т. Ваш ученик.
П о л у я н о в. Что-о?
Все с удивлением смотрят на Консультанта при прессе.
К о н с у л ь т а н т. Красиво… Волнение… Незабываемые мгновения пуска… Тридцать слов, как у Эллочки-людоедки…
Л о ш а к о в. Еще один знаток классики. Не Центр управления, а Литературный институт.
П о л у я н о в. Робот… (Передразнивает.) «Не надо!»
К о н с у л ь т а н т (Полуянову). Робот? Я робот?! А вы… Что вы знаете о том, о чем говорите? Что? Равнодушие, одно равнодушие… А тут беда, большая беда… Что они для вас? Слова пустые… Одинаковые… Помогать я вам должен? А вы не нуждаетесь в нашей помощи! А если они не вернутся? Как это будут люди читать: «Иной мир, такой чужой для него…» Все! С меня хватит!.. Это действительно неинтересно и не надо!.. (Убегает.)
П о л у я н о в (удивленно). Что с ним?
Л о ш а к о в (серьезно). Кажется, довели…
З у б о в. Не лучший вариант. Или он не понял, или мы переиграли…
П а ш и н. Его надо вернуть…
П о л у я н о в. Он сам придет. Ему по должности положено.
П а ш и н. Вам виднее. Советовать трудно, вы грамотные люди. «Марсы» уже не перейдут в станцию… О мужестве надо писать. Потребуется его немало… А писать надо правду: полуправда разъедает. Она как ржавчина — сначала не видна, а потом не остановишь. Пока ложью не станет… (Зубову.) А вам за добрый совет Смолкину спасибо… Действительно, всегда есть два варианта… В жизни… Каждый выбирает по совести… (Показывает на дверь, куда скрылся Консультант.) Я на вашем бы месте вернул его. (Выходит.)
В е р а. Главный не все сказал.
Л о ш а к о в. Что-нибудь в системе стыковки. Такое бывало.
В е р а. А как же мы?
Л о ш а к о в. Сто строк. Без станции, конечно. Я соболезную вам, Селена, но и этот материал в корзину…
В е р а. Я уже больше не могу…
Л о ш а к о в. Поменьше эмоций! И тогда не на корзину будете работать, а на газету.
З у б о в. По-моему, надо проще. С эмоциями и проще.
Л о ш а к о в. Космос — всегда сложно.
З у б о в. Это слова. Я все твои книги перечитал. Чисто и гладко. Но так уже нельзя. Когда-то людей надо было приучать к ракетам, к космосу — они о нем понятия не имели. Но теперь иное время: космос надо очеловечить… Знаешь, что мне больше всего запомнилось из твоих книг? Случай с гитарой…
В е р а. Я тоже его помню. Иванченкову на «Салют» гитару послали.
З у б о в. Видишь, все помнят. А ты о гитаре мимоходом упомянул, так, между прочим. В основном о разных экспериментах писал. Интересно, глубоко. Но я помню гитару. Навсегда она у меня осталась, потому что говорит и об Иванченкове, и о тех, кто послал ее на станцию. О душе их говорит…
Л о ш а к о в. Не все космонавты на гитарах играют…
З у б о в. Жаль, если так… Но думаю, что ошибаешься. Как передать их ощущения сейчас, мысли, чувства…
В е р а. Николая и Валерия?
З у б о в. Конечно. Там сейчас наши материалы. Настоящие. Те, которые нужны всем. Второго варианта нет.
Вера рвет исписанные листки.
З а т е м н е н и е
Высвечиваются Н и к о л а й и В а л е р и й.
Н и к о л а й. Перекусить не хочешь?
В а л е р и й. Ты за мной, как за ребенком…
Н и к о л а й. А ты мне в сыновья годишься.
В а л е р и й. Бортинженер я у тебя!.. А с двигателем было ясно сразу… Думал, что ты не понял… или я ошибся. Боялся, подумаешь — струсил… Извини, командир.
Н и к о л а й. Ну и хорошо.
В а л е р и й. Мне кажется, ты о клапане решил. Откроем — и сразу конец. Чтобы на виду у всех не умирать! Лучше сразу, командир.
Н и к о л а й. До этого далеко…
В а л е р и й. Но у всех на виду я не хочу!.. Лучше сразу…
Н и к о л а й. Прекрати!
В а л е р и й. Хочу, чтобы ты и это знал…
Н и к о л а й (резко). Я приказываю вам, бортинженер, замолчать.
В а л е р и й (обиженно). Пожалуйста…
Н и к о л а й. А за Оксану тебе, Валерий, спасибо. Не время и не место.
В а л е р и й. Они ждут.
Н и к о л а й. Пашин же просил не торопиться… Перекусим, а потом и думать будем.
З а т е м н е н и е
Высвечивается правая площадка. П р е с н я к о в и К у д р я ш о в а. Входит П а ш и н.
П р е с н я к о в. Ну как?
П а ш и н. Молчат.
П р е с н я к о в. Они должны вернуться. Сегодня, завтра, через неделю… И вы гарантировали нам их возвращение!
К у д р я ш о в а. В наше время нелегко виновных найти…
П а ш и н. Главный виновник есть — он так и называется: Главный.
П р е с н я к о в. Со всех спросят, если что-то случится.
Входит К р е м н е в.
К р е м н е в. На следующий виток ушли… Молчат.
К у д р я ш о в а. Знают, а молчат… Наши нервы берегут.
П р е с н я к о в. Космонавт такая профессия…
П а ш и н. Пусть помолчат. И мы о них тоже…
П р е с н я к о в. Уж не телепатии ли боишься?
П а ш и н (не обращая внимания). Я фотографию Комарова разглядываю часто. Перед стартом он снят. Но лицо не его, чужое…
К р е м н е в. Мистика… Спиритизм начинается.
П а ш и н. Другое время было. Каждый шаг — первые. Даже если ценою жизни за него платили… А теперь? Право на жизнь… Мы его берем, даже не спросив у них.
П р е с н я к о в. Это слишком!
П а ш и н (не слыша Преснякова). Почему летчики-испытатели в отряд не шли? Риска боятся? Да они каждый день рискуют. Нет, бессмысленного риска не хотели… В самолете от летчика многое, если не все, зависит. А что от космонавта, если техника ненадежна?.. Ему оставалось только ждать, что Земля решит.
П р е с н я к о в. Космонавт знает, на что идет. Там космос, и иначе нельзя.
П а ш и н. Нельзя? В этом как раз ошибка. От космонавта многое, очень многое зависит… Дайте ему почувствовать там, на орбите, что он пилот корабля, а не прибор, живой прибор, который в корабль сунули. Не подопытная мышь, она тоже дышать умеет.
П р е с н я к о в. В космосе пилоты нужны, а не философы.
П а ш и н. Философы везде нужны. А я первую свою машину вспомнил. Давно это было… Начали отстреливать серию. Отъехал от старта на десять минут — покурить. Там ведь нельзя… Еще слово тогда дал: сдам машину комиссии — брошу сигареты. Как раз три пуска оставалось… Отъехал два километра к «курилке», а ракета как на ладони — красивая… Первая ведь моя… Любуюсь… И вдруг хлопок. Даже не понял, что взрыв. Это вторая ступень сработала. И сразу огненный шар… Погибли друзья. Тогда спать не мог. Года два, наверное… Закрываю глаза, а по степи шар огненный. А теперь тишина и темнота… Космическая тишина и космическая темнота… А где-то далеко Земля…
