Кнут Гамсун - У врат царства
Карено. Элина, ты должна сделать так, как я раньше говорил. Поезжай к родителям, пока не пройдет кризис.
Элина (встает). Ты снова это предлагаешь. Удивительно, как ты стараешься освободиться от меня. Может быть, у тебя есть на то тайная причина?
Карено. Тайная причина?
Элина. Не знаю. Но ты ведь знаешь мое решение. Я не уйду.
Карено. Нет, нет. 3начитъ, нечего делать. Сегодня весь день пропал. Я мог бы много успеть. Но главу я должен кончить. (Садится, собираясь работать).
Элина (подходить к нему). Я понимаю, в чем дело. Ты меня больше не любишь, Ивар. В этом все дело. Ты только что сказал, что любишь меня. А я говорю тебе, что это неправд Я вижу это во всем, даже в мелочах. И не с сегодняшнего дня. Ты для меня ничего не хочешь сделать. Ты не интересуешься тем, что у меня на душе. Ты все пишешь и пишешь, а наше положение становится все хуже и хуже. В довершение всего ты хочешь от меня избавиться.
Карено (встав). Мне кажется, ты сошла с ума. Я тебя не люблю?
Элина. Нет, не любишь. Иначе ты не был бы таким. Но не переходи границ, Ивар, потому что совсем не решено, что я не уйду от тебя. Я только это хотела сказать. (Уходит.)
Карено. Ты второй раз сегодня шутишь этим, Элина; чтО значит: не решено, что ты не уйдешь от меня?
Элина (на лестнице веранды). Это ты увидишь. (Выходить, запи-рает дверь.)
Карено (неподвижно смотрит ей вслед, садится, берет перо).
Действие второе
Комната Карено. В глубине дверь на улицу. Над этой дверью в стене торчит крюк. Налево стеклянная дверь на веранду и дверь в спальню. Между ними этажерка. На ней, в числе других вещей, два подсвечника. Направо большой рабочий стол Карено, с множеством бутылок и книг. Совсем позади, по той же стороне дверь в кухню. Диван, несколько столов, стульев, зеркало в позолоченной раме. Все очень убого. На полу от двери наискось положен длинный, узкий ковер. Ивар Карено сидит и работает при свете лампы. Э л и н а тихо входить из кухни, ставить зажженную лампу на круг-лый стол, кладет свою работу и опять тихо уходит.
Стучать в заднюю дверь. Потом еще раз, сильнее.
Карено. Войдите.
Доктор Йервен (бледный господин 27 лет, с темными воло-сами и бородой, входить, в сопровождении Г о в и н д, двадцатилетней девушки, брюнетки, и Э н д р э
Б о н д е с е н а; последний тридцати пяти лет, сытый, темный блондин, усы, пенсне; модно и элегантно одетый. В дверях слышен голос Йервена). Конечно, дома. Прошу дамы вперед.
Кapeно (поднимается, удивленный). Как? Йервен? (Кладет перо.)
Йервен. Именно. И-мен-но. Добрый вечер. (3накомит.) Моя невеста, а этого ты знаешь.
Карено. Как это любезно! Садитесь. (К Говинд.) Пожа-луйста, садитесь.
Йервен. Госпожи Карено нет дома?
Карено. Дома. Она на кухне. Я сейчас… (Открывает дверь и зовет.) Элина! (Та отвечает.) Гости пришли. Милые гости. ЧтС?.. Только скopеe. (3акрываеть дверь.) Право, это очень мило. (К Говинд.) Благодарю вас, что заглянули к нам. Ведь это довольно далеко.
Говинд. Да, я живу внизу, в городе.
Йервен. Но мы решили основательно помешать тебе.
Карено. И прекрасно. Я так устал. Превосходно… Ты, конечно, знаешь, что вчера здесь был профессор Гюллинг?
Йервен. Конечно, знаю. Об этом идут всевозможные толки. После его ухода ты послал ему резкое письмо?
Карено. Hет. Это неправда. Я только защищался. Я написал то, чего не успел высказать в разговоре. Несколько слов.
Йервен. Да, об этом говорят. А книга подвинулась?
Карено. Три четверти ея сегодня утром я отнес к издателю. Посмотрим, возьмет ли он ее. Он обещал дать ответ через несколько дней. А ты уже доктор. Поздравляю.
Йервен (с напускной веселостью). О, да, конечно. Я уже доктор. Я так счастлив. Хо-хо!
Элина (входить). Вот приятная неожиданность!
Йервен (ей навстречу). Добрый вечер! Простите, что пришли. Но долго мешать мы не будем. И не нагоним скуки; мы все народ веселый.
Элина. Это правда. Милости просим.
Йервен (представляет). Итак, прошу внимания, госпожа Карено. Это моя невеста. Ее зовут Наталия Говинд. Но так как мы с ней большие друзья, я называю ее просто Натали. Ей это больше нравится.
Говинд (слегка ударяя его). Лгунишка!
Йервен (представляет дальше). Вот это совсем другой экземпляр, по имени Эндрэ Бондесен. Кaк вы видите, мужчина в цвете лет. Как вы не видите, — интересуется решительно всем. В настоящее время его мысли заняты тем, к лицу ли eму полосатые брюки.
Бондесен. Ты решил сегодня быть злым.
Элина. О, нет, Йервен никогда не бывает злым. Он приносит с собой столько радости, что…
Йервен. Радости? Благодарю вас.
Бондесен. В последнее время он сделался очень злым!.. Он сердится на всех и даже на самого себя. Не знаю, что с ним сделалось.
Говинд. На меня он не сердится.
Элина (к ней). Не снимете ли вы шляпу и кофточку?
Говинд (снимает).
Элина (садится рядом).
Карено. Господа, снимите ваши пальто. (Мужчины снимают. Б о н д е с е н садится к дамам).
Йервен. Ну, конечно, Бондесен уже присоседился. Он в вас влюбился, госпожа Карено. В этом нет никакого сомнения. Но не доверяйте ему, потому что его страсть длится только двадцать четыре часа. Она исчезает в один день.
Элина (смеется). Я постараюсь сделать так, чтобы она длилась дольше.
Бондесен. Благодарю вас.
Элина (бросая взгляд на Кapeнo). Не знаю, за что вы меня благодарите.
Бондесен. 3а то, что вы так прекрасно ему ответили.
Элина. А! Я думала, за то, что хотела продлить вашу стpacть.
Бондесен. Это не стоило бы вам большого труда.
Элина. Я думаю, вы все-таки из теx, кого трудно удержать.
Карено (к Йервену). Профессор вчера очень тепло отзы-вался о тебе.
Йервен (коротко). Да?
Карено. И хвалил твою диссертацию. Но он сказал, что… я его не совсем понял — о каком-то перевороте он тебе, о полном перевороте.
Йервен (вздрагивает). Переворот?
Карено. Он сказал, полный переворот.
Йервен. Какой переворот? Я не понимаю… ЧтС он этим думал…
Карено. Я не успел спросить.-
Йервен. Не знаю ни о каком перевороте.
Карено. Ну, разумеется. Вероятно, он имел в виду тон твоей работы. Изложение стало спокойнее.
Говинд. Надеюсь, другой перемены в те6е нет? чтО Карстен?
Йервен. Насколько я знаю — нет.
Говинд. Надеюсь.
Йервен (раздраженный). Не будем говорить об этом. Уф!
Бондесен. Вот видите. Он теперь не щадит caмoгo себя.
Йервен. Впрочем, профессор Гюллинг, — не хочу об этом говорить; он либерален и гуманен. (Обращаясь к Карено.) Э… гуманен, чтС? Он так высоко ценит людей, видит в них, как он выражается, «начало добра», охотно выслушивает возражения: и готов с ними согласиться. Да, гуманен в высшей степени. Но он неинтересен.
Кapeно. Конечно, нет.
Йервен. Нет, он неинтересен. Критикует Гегеля, консервативную политику и учение о святой Троице, защи-щает женский вопрос, и всеобщее избирательное право, и Стюарта Милля. Вот он весь. Либерал в серой шляпе и без грубых ошибок.
Кapeно. Да, видишь ли, он принадлежит к другой школе.
Йервен (с жаром). Конечно. Он принадлежит к другой школе. К другому направлению. Он делает значительное лицо, и, судя по его книгам, ему все ясно. Это наглость — быть таким спокойным, как он, и, чтО бы ты ни говорил, мне все равно.
Карено. Я тебе вовсе не возражаю.
Йервен. Ах, нет? Мне показалось, что ты… Значит, нет…
Карено. Конечно, нет. Профессор Гюллинг и я, мы стоим на двух противоположных полюсах. Ты должен был слышать его вчера; он не очень церемонился с моей немецкой статьей. Он в ней камня на камня не оставил.
Йервен. А он не говорил о 1814-м годе?
Кapeно. Нет. Почему?
Йервен. Обыкновенно говорит. «Самое значительное явление после 1814 года»; — говорит и повторяет это в продолжение двадцати лет о каждой вещи.
Карено (смеется). Это верно. Я это тоже слышал.
Йервен. Ты видел его жену? Его последнюю жену, хочу я сказать. Тонка, как бочка.
Бондесен. Ты думаешь, — толста, как бочка?
Йервен (оборачивается и смотрит на него). Да, я думаю, тол-ста, как бочка. Ты, Бондесен, человек логики. Если кто-нибудь скажет, что два и три — пять, ты непременно ответишь: «Нет, два и два — четыре».
