Владимир Пистоленко - Раннее утро
А н т о н. Ни к чему мне это, баба Вася.
В а с с а Ф а д е е в н а. Да как же это «ни к чему»? Люди добрые!
А н т о н. Насильно колодец рыть, воды не пить.
В а с с а Ф а д е е в н а. А я тебе другое скажу — под лежачий камень и вода не течет.
ЗанавесДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Место действия то же, что и в восьмой картине. За окнами темень полярной ночи. К и р и л л надевает доху, меховой малахай. На ногах у него унты. Л ю б а ш а молча следит за Кириллом. Вот она встрепенулась, подошла, приникла к нему.
Л ю б а ш а. Не хочется, чтоб ты уходил.
К и р и л л. Холодище стоит — собачий.
Л ю б а ш а. И темень тоже.
К и р и л л. Часа через два вернусь. Когда прибудет вертолет, звякни в контору, нет ли мне почты. Я пошел!
Л ю б а ш а. Кирилл!
К и р и л л. Ну?!
Л ю б а ш а. Скажи, о чем ты все время думаешь?
К и р и л л. Я? Не знаю. О многом. А как же иначе?
Л ю б а ш а. Я спрашиваю о другом. Нельзя, — значит, нельзя…
К и р и л л (после паузы). Николаха… Смертельно соскучился. Во сне вижу. Среди дня закрою глаза — он передо мной… Вот так… Ладно, Любаша, оставайся. (Идет к двери.)
Л ю б а ш а. Кирилл!
Он останавливается.
Ничего!.. Я — так.
Кирилл уходит. Любаша припадает к окну. Затем закуривает и неистово швыряет папиросу в угол. Включает приемник — там веселая музыка. Любаша подходит к столу, опускает голову на руки. Длинная пауза. В дверь стучат, но Любаша не слышит. Стук повторяется. Дверь отворяется, и в комнату входит О л я. Любаша, словно очнувшись, видит ее, верит и не верит.
Ольга… Алексеевна?!
О л я (окидывает взглядом комнату). А Кирилл где?
Л ю б а ш а. Он? Кирилл? Уехал.
О л я. Надолго?
Л ю б а ш а (не зная, что сказать). Надолго ли?.. Недели на две. Может, больше. Вертолетом прилетели?
О л я (не отвечая). Значит… вы здесь?
Л ю б а ш а. Да, вот… Вы замерзли? Может, чаю?
О л я. Да. Пожалуйста.
Л ю б а ш а (приложив ладонь к чайнику). Остыл. (Словно опомнившись.) Зачем ты приехала? Кто тебя звал? Ты же все знала. Все!
О л я (сдерживаясь). Может, нам не надо так разговаривать? А если на то пошло — я к мужу приехала…
Л ю б а ш а. Нет его больше тут, твоего мужа! Нет! Ты один раз отняла его у меня, встала между нами, будь ты проклята! Сколько я из-за тебя ночей недоспала. Сколько слез выплакала. Хватит! Не отдам Кирилла, поняла? Не отдам! И уезжай, откуда приехала. Нет тебе тут места!
Оля, не сказав больше ни слова, идет к двери.
Ольга Алексеевна!
Оля уходит. Любаша мечется по комнате, ее бьет озноб. Она накидывает на плечи меховую шубу, но дрожь не проходит.
Рывком распахивается дверь, в комнату врывается К и р и л л.
К и р и л л. Кто-нибудь приходил к нам?
Л ю б а ш а. К нам? Нет. Никого но было.
К и р и л л. Неправда! Ольга была! Ольга!..
Л ю б а ш а. А чего ты кричишь? Мне и без того… Бьет всю. На свет белый смотреть не хочется.
К и р и л л. Где она?
Л ю б а ш а. А мне откуда знать? Да и не хочу! Хлопнула дверью — туда ей и дорога.
К и р и л л. Ты отослала ей письмо, то, мое?
Л ю б а ш а (не очень уверенно). Тогда… Сразу… Клянусь!
К и р и л л. Мне правда нужна, понимаешь, Люба!..
Л ю б а ш а (закрывает лицо руками). Не смогла. Там же ты на коленях перед ней… Не могла послать такое…
К и р и л л (ошалело смотрит на нее). Люба! Да ты понимаешь, что ты натворила?
Л ю б а ш а. Все знаю!.. Понимаю. Ну, на, бей… Убей меня, хуже от того не будет…
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯНочная тьма нависла над заснеженной землей. Тьму слегка прорезает слабый свет находящегося где-то в стороне фонаря. Чуть заметны очертания заснеженных домов, отчетливее вырисовывается силуэт вертолета. По снежной тропе к вертолету идет Оля. Вдали показался бегущий К и р и л л.
К и р и л л. Оля! Оля! Подожди!
Оля останавливается. Кирилл подбегает к ней.
Олежек! (Протягивает руку.) Здравствуй!..
О л я. Здравствуй.
К и р и л л. Олежек… Ты… Я вот что… Прости ты меня… Нет, я не то хотел…
О л я. Почему ты мне не написал? Почему?
К и р и л л. Я писал. Клянусь! И я тебе сейчас все, все…
О л я. Не надо, Кирилл, не надо. (С трудом сдерживается.) Ты мне только одно… скажи… ты ее любишь? Я не обижусь.
К и р и л л. Олежек!.. Все невероятно… дико… Ты, только ты, одна у меня… Единственная.
О л я (сквозь слезы). Кирилл, Кирилл! Прощай! (Идет к вертолету.)
К и р и л л. Оля…
Оля уходит, не оглядываясь.
КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯКомната Кирилла. Л ю б а ш а сидит у стола, подперев голову руками. Входит К и р и л л. Не раздеваясь, опускается на стул. Закуривает. Напряженное молчание.
Л ю б а ш а. Разденься. Жарко.
К и р и л л. Сейчас уйду.
Л ю б а ш а. Ты ее видел?
К и р и л л. Ольгу? Видел.
Л ю б а ш а. Уехала?
К и р и л л. Да…
Л ю б а ш а. Больше не приедет?
К и р и л л. Нет.
Л ю б а ш а. Что, обо всем договорились?
К и р и л л. Да. Договорились.
Л ю б а ш а. Ну, будь же ты человеком, Кирилл, расскажи!..
К и р и л л. Нечего рассказывать. Она не стала говорить со мной. Я так и знал. А в общем — правильный поступок.
Л ю б а ш а. Скажи, здорово я тебе осточертела?
К и р и л л. А вот это уже, как говорят, запрещенный прием.
Л ю б а ш а. Значит — здорово. Проклятая штука любовь… И кто ее выдумал!
К и р и л л. Что, на лирику потянуло?
Л ю б а ш а. Какая там лирика, когда сердце болит…
К и р и л л. Думаешь, сердце только у тебя?
Л ю б а ш а. Зачем же так?!
К и р и л л. Ну, почему ты не отослала письмо?
Л ю б а ш а. А почему тебя это так беспокоит! Или хочешь перед Ольгой остаться святым и чистеньким?
К и р и л л. Да дело совсем не во мне. Получи Ольга письмо, она сюда ни за что не поехала бы! А так… Это же черт знает что… Нахамили хорошему человеку.
Л ю б а ш а. Исправить не поздно. Напиши новое письмо.
К и р и л л. Знаешь что, Любаша, нам нужно поговорить.
Л ю б а ш а. Нужно! О нас, да?
К и р и л л. Да.
Л ю б а ш а. Ну, говори. Только говори все, что думаешь. Не жалей меня. Хотя и так все видно, как на ладони.
К и р и л л. Не клеится у нас, Оля.
Л ю б а ш а. Знаю. Даже звать меня стал Ольгой… Эх, Кирька, Кирька, сломал ты мою жизнь.
К и р и л л. Не будем искать виноватого. Ни к чему… Хотя верно… И не только твою…
Л ю б а ш а. Может, тебе плюнуть на все условности и поехать.
К и р и л л. Для меня дороги туда нет. (Пауза.) Ты не обижайся, но нам с тобой ни к чему кривить душой. Живем мы и живем себе, вроде тихо-мирно, а радости никакой…
Л ю б а ш а. Ты за меня не расписывайся… Впрочем, все правильно. И что же ты предлагаешь?
К и р и л л. Мне надо уйти. Отсюда.
Л ю б а ш а. Куда?
К и р и л л. Найду место. Временно поживу в конторе.
Л ю б а ш а. Я не то подумала… А может, мне уехать?
К и р и л л. Зачем? Мы же не враги с тобой.
Л ю б а ш а. А затем, что я не могу так. Я не смогу. Это будет не жизнь, а пытка. Понимаешь? А уеду куда-нибудь подальше, может, с глаз долой — из сердца вон. Решено, Кирька, я уеду. Все! Так оно и должно быть.
К и р и л л. Не решай сгоряча.
Л ю б а ш а. Если признаться тебе, я уже не раз думала об этом. Только тебе не говорила.
К и р и л л. Ну, смотри… Я пошел.
Л ю б а ш а (механически). Будь здоров.
Кирилл уходит.
(Смотрит ему вслед.) И куда бы я ни уехала, никогда тебя не забуду… До смерти… Как хорошо, что ты ничего не знаешь. И не узнаешь! Пусть эта бабья радость будет только моей.
КАРТИНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯКомната Ходосов. Обстановка почти та же, что и в четвертой картине. О л я собирается уходить. С в и р и д о в а, стоя у окна в грустной задумчивости, следит за ней.
С в и р и д о в а. Я очень огорчена. Неужто так необходимо ехать тебе именно завтра?
О л я. Нельзя откладывать. Сушь! А зима на носу. Озимые гибнут. А на моем участке словно зеленый ковер. Но это было неделю назад. Я должна ехать. У меня на него вся надежда.
