Сергей Кречетов - Четыре туберозы

Глухая усталая ночь!
Снами больными, больными виденьями
Измучилась добрая ночь:
Сегодня прикована тяжкими звеньями
К земле земная, забытая дочь.

Ты мать не забыла, старуху печальную,
Ты чарам зловещим не веришь земли.
Зажгла ты на небе лампаду пасхальную,
Чтоб светлые тени к земле снизошли.
Ты скована снами, заботами грешными,
Но в каждое сердце умеешь взглянуть;
В тюрьму заглянула очами поспешными,
И в страхе спешила свой лик отвернуть.

Высокий, звонкий свод,
Отзвук каждого движенья,
Бесов злобный хоровод
И — мученья, и мученья!

Нет, не хочешь ты мучений,
Стонов грузных тел. —
В небесах ликуют тени,
Чертят грешному предел.

Ты всех объяла тканью нежной —
Покров единый надо всем;
В тебе нет горести мятежной[134],
Твой взор прозрачен, тих и нем.

Смело ты зажгла зарницы,
Осветила ярко тьму, —
Грозно огненные птицы
В княжью вторгнулись тюрьму.

И руки слепцов разъярённых
Застыли пред трепетным светом,
А камни в стенах полусонных
Их встретили звучным приветом.

Высокий, звонкий свод
Опустел, и бесов нет.
Их расторгнут хоровод…
Последнему утру — привет!
………………………………
О, печальный, тихий звон,
Друг ночей бессонных,
Божьей мыслью окрылённых,
Ты нам вождь, ты наш закон[135].

Ты и в княжеской тюрьме
Разливаешь блеск по плитам;
Райским светом в полутьме
По его скользишь ланитам.

Князь в молитвенном покое
Утра ждёт.
Утром кинет он земное
И к Предвечному взойдёт.

Вот и юный луч проснулся
В сумрак сводов заглянул[136],
На страдальца улыбнулся
И к цепям его прильнул.

А потом широко, плавно,
Осветив угрюмый свод,
Он походкой своенравной
Побежал вперёд…

Но чу! то звон ключей,
Железный шум у двери,
И гул смолкающих речей…
То палачи, то люди-звери.

«Убийцу сегодня сожгут
Пред всем монастырским народом.
Он пытку изведал под сводом.
Глядите, глядите, ведут!»[137]

Владыку морей и земли,
Постигшего тайное знанье,
К смерти вели,
Вели его в грозном молчанье.

Гордо и прямо он шёл.
Глядел, как орёл светлоокий,
Словно он витязей вёл
Сразиться в равнине широкой.

Безмолвно шли палачи.
На костёр подымались несмело.
Пламя зажжённой свечи
С ветром боролось, слабело.

Князь застыл; на огонь обратился
Взор его, полный любви;
Приговору внемля, склонился…
«Кровь проливший да сгинет в крови!»

Жадное пламя
Змеёю проворной ползёт,
То меркнет, то грозно, как знамя,
До небес досягнёт.
Рассыпаются угли; игриво
Пламенный бегает конь,
Мотает развившейся гривой.
Ржёт и хохочет огонь.
Рушатся балки и доски,

Высится шея огня…
Далёко звучат и дрожат отголоски[138],
Померкло за дымом мерцание дня[139].

Но в миг последний,
Когда костёр осел,
Вдруг колокол с башни опять загудел[140],
Зовя к похоронной обедне.
И всякий в смущенье спросил:
«Что это такое?
Кто, грешный, устава не чтил, —
Убийце гласить о покое?»

Узрели: на башне высоко над ними
Старик вдохновенный стоял,
И гулко, и мощно руками худыми
Он колокол правды над миром качал.
И вспомнили все эремита,
Почившего много уж лет,
Была его память с преданием слита…
О грешном вещал он грешным ответ.
…………………………………………
Клубы дыма в пространство безгрешное
Срываются с места, грехом отягчённого,
За ними спешит, поспевает душа неутешная,
Душа неутешная князя казнённого.

Позабыл он, что прежде, когда-то
Он стремился по струям эфира,
Что имел он учителя-брата,
Что расстались они для спасения мира.

Душа в полоненье — движенье неверное,
Струится влиянье от грузной земли,
Ещё тяготеет пространство трёхмерное —
Учители-духи ещё не пришли!

Хаос надвигается!
Ужас коснеющий…
Кто-то незримый там улыбается,
Без-образный, Образ — имеющий.

«Довольно, довольно страданья.
Люби же себя и пойми,
Ты расстался безгрешен с людьми,
Ты в храме предвечного знанья».

Душа прояснилась и вспомнила вдруг
Целый ряд непонятных мучений,
Перед правдой грядущей минувший испуг,
К величью холодному сотни ступеней.

И восстала она, развернулась она
И помчалась по воздуху смело.
И была она снова сильна,
А далёко под нею ужасное тело.

Там, где ночи нет,
Там, где свет всегда,
Звук безмолвием одет
И не молкнет никогда,

Там в восторгах изменений[141]
И стеснённые в мечту
Без конца сияют тени,
Прославляя красоту.

То они, склонясь друг к другу,
Обнимаются, как братья,
То томятся от испуга,
Слыша грозные заклятья,

И спешат, и ждут, а цели
Им небесные темны.
Небеса им ждать велели,
Ждать и видеть сны.

О сны мгновенные,
Тысячелетние
И неизменные!
Всё безответнее,
Немее, глуше
Земные души.
Мертвей вселенная.

Снится нам тяжёлый сон,
Будто мир из трёх сторон,
Будто прахом дух стеснён,
Силой вечных похорон.

И меж нас скользят незримо
Сонмы трепетных созданий.
В хоровод неуловимо
Вновь вплетаются их длани.

В них земное сильно, живо,
И они, в часы теней,
Под альков скользнув стыдливо,
Вновь вдыхают яд страстей.

Сладко им во сне чудесном,
Где живут созданья — люди,
В прахе тяжком и телесном,
Дышат их живые груди.

И в мученьях полудухи
Просят жалости и жизни!
Их сердца к святому глухи,
Тяжко им в святой отчизне!

Иногда в великой силе
К людям духи нисходили,
И забытые уроки
Повторяли нам пророки.
Прорицали они,
Что сосчитаны дни
Земного страданья,
Что проснулась опять
Вера в прошлое знанье,
Что великая рать
Смело идёт на закланье.

Но Демон, владыка несчастных слепых,
По смерти стремящихся к радостям праха,
Их зорко следил, — шум сражений не тих,
И ждали пророков каменья да плаха.

И долго тянулись века,
И Демон царил на земле,
А верные ждали борца-старика,
Проведшего жизнь в мучительном зле.

Чтоб зло он познал
И проклял познанье опять,
Чтоб чист, как нетленный кристалл,
Он мог перед смертью стоять.

И долго тянулись века.
Был каждый надеждой согрет.
Все ждали борца-старика,
Но он не рождался на свет.

Духи томились в испуге,
Демон тайну хранил,
А Демона злобные слуги
Искали опоры магических сил…

Но вот разгорелся костёр
И в пламени ярком погас!
По небу скользнул метеор,
И пробил последней борьбы непредвиденный час!

Ночь погасла. Месяц бледный
Возрождается во мраке.
Темь. Безмолвье. — Сон победный
Дышит тихо в каждом злаке.

В этой ночи дремлет сила!
Ночь, — магический покров, —
Духов мощью осенила,
Научила тайне слов.

И прозрачною толпою,
Чуть заметно, словно пар,
Реют духи над землёю
В ожиданье скорых чар.

Над землёю духи реют
И над башнею седой,
Чьи глаза как будто веют
На прохожего бедой.

Люди все её боятся:
В ней мудрец давно живёт,
В ней видения таятся,
Кто-то плачет и поёт[142].

Кто-то тихими крылами
В окна бьётся в полусне,
Кто-то сильными словами
Духов требует в огне.

Но сегодня в Залу Тайны
Вышел дерзкий ученик,
Он неправо, он случайно
В тайны мудрости проник.

Блещет жезл в руке у мага,
Чертит круг он на полу,
Проверяет смысл зигзага,
Устремляет жезл во мглу.

Пробудились стены башни,
Застонали как во сне.
Духи мчатся всё бесстрашней,
Духи мчатся, все в огне.

Маг ошибся в слове тайном,
Позабыл слова заклятья,
И теперь в кругу случайном
Просит силы у Распятья.

Но бессильны здесь моленья!
Пламя лижет пол и круг.
Нет исхода, нет спасенья…
Хвалит Демон верных слуг!

«Расстилай, немая ночь,
Плащ свой чёрный надо всем.
Свет уснул, а сумрак нем!
Я пришла, людская дочь.
Люди, духи изменялись —
Мимо все они промчались.

Только я — одно и то же,
Неизменна, как и прежде;
Вечной веруя надежде,
Всех явлений я моложе!
Дней безмерна череда,
Но не слышны мне года.

Днём летаю над людьми я
Окрылённою мечтой,
Им внушаю сны больные,
Их веду я за собой.

Ночь настанет, и опять
Буду ласки я впивать!»