Владимир Валуцкий - Зимняя вишня (сборник)
И мы тоже замираем, потому что в прихожей звенит звонок.
— Не открывай… — одними губами лепечет Валюшка.
— А если не он?
Звонок звенит настойчиво. Мы все на цыпочках подкрадываемся к двери.
— Кто там? — не выдерживает Лариска.
— Ларис, Валюшка у тебя? — Он.
— Ты с ума сошел. Я сплю.
— А где она?
— Я почем знаю.
— Открой на минуточку.
Заминка. Валюшка шепчет:
— Скажи, не одна…
— Я не одна.
— Брось врать, с кем тебе быть?
— Ты что — дурак? — Лариска вдруг обиделась.
— Я же слышу ее голос. С кем она у тебя?
— Сказано — ни с кем!
— Значит, так. Или открываешь, или я ломаю дверь.
Пауза. И вдруг — страшный удар по двери, вздрогнула вся квартира, качнулся кувшин на полке.
— Ненормальный! Хулиган! Я милицию вызову!
Бум!.. — еще удар.
Валюшка в ужасе бежит в комнату, мечется, прикладывает ладошки к щекам:
— Он сломает, правда сломает… Знаешь, сколько в нем весу?
Снова вздрагивает квартира. Мы мечемся по комнате.
Лариска — в прихожей:
— Паразит, кто мне дверь чинить будет!
— Может, правда вызвать милицию? — шепчу я.
— Да ты что! — ужасается Валюшка. И, приняв отчаянное решение, подбегает к двери. — Сашка, перестань немедленно, слышишь? Ларискина дверь тут ни при чем!
— Тогда выходи, — голос за дверью.
— Не выйдет она! — выталкивает Валюшку из прихожей Лариса. — И вообще больше не ходи, не желает она иметь с тобой никаких отношений! А ты, дура, если выскочишь…
— Да ты что, ни за что, клянусь!
Бум!.. Страшнее прежнего. Валюшка принимает новое решение:
— Надо звонить Герберту, он его послушается, пусть приедет…
— В Москву? Он же москвич.
— Да нет, он здесь, выставку готовит.
— Есть телефон?
Валюшка лихорадочно листает записную книжку.
— Вот…
Бум!..
— Да что же он! — Валюшка в сердцах бросает книжку и опять бежит к двери. — Сашка, у тебя ключица травмирована, тебе нельзя, перестань сейчас же!
Бум!..
— Прекрати, гад, у меня ребенок спит!
Бум!..
Надо действовать. Нахожу в книжке телефон, набираю.
— Герберта Мартыновича. Здравствуйте, Герберт. Это Оля, подруга Вали, девушки Саши. Необходимо, чтобы вы срочно приехали. Ваш приятель ломает дверь. Валя говорит, что он вас послушает. Вы можете приехать?
Легкое недоумение, но ответ четкий:
— Да, конечно.
— Адрес помните?
— Конечно да. Я сейчас буду.
От очередного удара затрещала дверь. Но и за дверью вдруг наступило затишье. Прислушиваемся.
— Ч-черт…
— Саша! Ты ушибся?
Молчание.
— Сашенька!
— Иди отсюда, дура, — шипит Лариска.
— Сама дура! — взрывается Валюшка неожиданно. — У него ключица! И вообще — заведи своего мужика, им и командуй!
И, сметая ошеломленную Ларису, открывает дверь, выскакивает на площадку.
Сашка сидит в углу на полу, держится рукой за плечо, зубы стиснул, лицо бледное.
— Что же ты, глупенький? Больно? Разве тебе можно? Ну вставай…
— Отвали.
— Очень больно? Можешь идти? Сашенька… Ну скажи?
— Отвали от меня, сказал.
— Вставай, пожалуйста. Вот так… Осторожно, ступенька.
Полюбовавшись этой милой картиной, возвращаюсь к Лариске. Та свирепо захлопывает дверь. От этого удара падает наконец с полки и разбивается кувшин. И я вижу слезы на Ларискиных глазах.
— За что? Тысячу раз зарекалась: в ваши дела не вмешиваться. За что она меня?
Ну вот, теперь надо Лариску успокаивать. Я обнимаю ее, глажу по голове.
— Ну дура, озверела от любви. Ей же хуже. Зато я у тебя умная-разумная, никто нам не нужен, и сейчас мы с тобой за это выпьем.
— Нету…
— Ну чаю!
Не успела спуститься от Лариски домой — торопливый звонок в дверь.
— Кто?
— Оля?
— Да…
— Это Герберт.
Действительно, Герберт стоит на пороге. Такой же, как в тот раз, подтянутый, только сегодня без галстука. И я вспомнила…
— Господи, — всплеснув руками, говорю я. — Извините, ради бога! Я вам отзвонить забыла, что все уже уладилось…
Он успокоил:
— Ничего. Нет проблем.
— Ой, как нехорошо получилось… — Я дергаю чертов выключатель, который в своем репертуаре. — Если честно, я вообще не очень надеялась, что вы приедете.
— Вы ведь просили.
Вот, еще и обидела человека. Нескладная ситуация.
— Может, хотите чаю? — спрашиваю я. Тут свет наконец зажегся.
— Спасибо. — Герберт посмотрел на выключатель. — А от вертка у вас есть?
— Не знаю…
— Или нож.
Принесла ему из кухни столовый нож. Он встал, сняв туфли, на табурет, что-то поковырял в выключателе и дернул шнур. Погасло с первого раза. И загорелось — с первого.
— Извините. — Он возвратил нож. — Не выношу, когда техника не в порядке.
— Это вы извините, — лопочу я, все переживая и разводя руками. — И так ни за что сорвала вас с места, вы, наверное, уже отдыхали.
— Это был телефон на выставку. — Он спустился, надел туфли.
— Вы так поздно работаете?
— Приходится. Скоро открытие.
— Может, все-таки чаю? Или кофе? — снова предложила я, не зная, чем еще можно быть ему признательной.
— Нет, нет. Мне нужно идти. Доброй ночи, — он улыбнулся. — Надеюсь, больше чепэ не будет.
— Заходите к нам просто так, — говорю я, провожая его к двери. — Без всяких чепэ! Лариса будет очень рада.
Он остановился у двери, поглядел на меня внимательно.
— Спасибо. Я позвоню — вам, если вы разрешите.
— Конечно! Обязательно! До свидания!
Ушел. Уехал на своей иномарке.
Надо позвонить Лариске, рассказать, какие бывают, оказывается, на свете джентльмены…
Выпал первый снег.
Я стою на краю тротуара, возле нашего института, а снег идет крупный, мокрый, пушистый, скрывая под собой зеленую еще траву. Маленькие островки остались на газоне, скоро и они побелеют.
Кто-то подошел и остановился рядом со мной. Чувствую, что Вадим. Я его всегда чувствую, за километр. Помолчал.
— Хоть поздороваться разреши.
— Здравствуй, Вадим.
— Совсем забыла старых друзей. Это как понимать?
— Понимай как хочешь.
— Значит, старой дружбе конец?
— А мы, оказывается, дружили?
Не ответил.
— Расскажи хоть, как живешь. Почти два месяца не разговаривали. Что нового в жизни?
— Я, Вадим, замуж выхожу.
— Вот оно что, — присвистнул он. — А я-то думаю, что это малыш от меня бегает…
— А ты думал, малыш всю жизнь будет за тобой бегать? — говорю я, улыбаюсь и ненавижу его в эту минуту.
— Поздравляю. Кто этот счастливец?
— Неважно. Человек, который, в отличие от тебя, хочет, чтобы я была счастливой.
— Почему, я тоже желаю тебе счастья. От всей души.
— Спасибо на том.
— Оля…
— Ну что тебе еще? Что? — резко оборачиваюсь я.
Он глядит испуганно, растерянно.
— Ничего… Хотел предложить подвезти тебя, по старой памяти.
— Спасибо, меня подвезут.
Он медленно идет к стоянке. Даже не попрощавшись. Ничуть мне тебя не жалко, ничуть. И вот моя машина показалась, белый «мерседес», и гляди, гляди ошалело, как мне открывают дверцу, как помогают сесть, перекинуть ремень и как уносимся мы по улице, разбрызгивая мокрый снег!
Едем по городу лихо. Руки Герберта в перчатках с дырочками уверенно лежат на руле, и сам он, уверенный, в строгом черном пальто ведет машину легко, сидит не шелохнувшись.
— Что за погода у вас в Ленинграде?
— Да уж такой климат.
— Ноги не промокли?
— Нет, что ты, ничего.
Мельком глянул вниз. На мои, прямо скажем, не новые сапоги — не успела ноги спрятать. Потом, не меняя позы, достал что-то из бардачка.
— Из Европы грипп идет. Закапывай по две капли в нос, по утрам.
Я разглядываю яркий пузырек.
— А Антошке можно?
— Ему — по одной. Кстати, я записал его в бассейн.
— Правда? Вот хорошо! Плавать наконец научится.
— И закалка необходима парню. Извини…
Это нам свистнули. Сворачиваем к тротуару. От перекрестка медленно, помахивая палочкой, идет милиционер.
— Момент, — говорит Герберт, спокойно выходит, а через минуту возвращается, и мы трогаемся.
— Чего он от тебя хочет?
— Уже ничего. Все о'кей.
И мы снова едем, обходя «Волги» и самосвалы. Сворачиваем в переулок, подаем куда-то задом и останавливаемся.
— Подождешь минутку?
— Конечно.
— Я быстро. Полистай, чтобы не скучать. Кажется, последний.
Сижу, листаю глянцевый заграничный журнал. Улыбаются красотки-манекенки, дамы в немыслимых туалетах пьют коктейли, супермены курят «Кент» и «Мальборо». А вот кого-то убили: взорванная машина, труп и кровь на асфальте, полицейские— репортаж на десять страниц, и ничего не понятно, все на заграничном языке.
