Ларс Нурен - Пьесы
МАРТИН (вздыхает). У меня немецкая машина.
РОГЕР. Немецкая машина, понятно. Но не гольф.
МАРТИН. Нет, не гольф… и не ауди.
РОГЕР. А ауди, что, немецкая?
МАРТИН. Да… Немецкая.
РОГЕР. Ясно, мой отец, ну, он мне не биологический отец, как это называется, у него типография на Кунгсхольмен, я могу устроиться туда на работу, еще я могу работать в офисе, и это дико сложно, у него рак, так что он скоро умрет… Значит, фольксваген… старое корыто.
МАРТИН. Фольксваген, ауди, гольф. Это немецкие марки. Volkswagen Allgemeine Gesellschaft. (Пауза.) Нет, это не фольксваген. Правда нет.
РОГЕР. БМВ? У тебя БМВ.
МАРТИН. Нет.
РОГЕР. У тебя БМВ.
МАРТИН. Нет, не БМВ.
РОГЕР. У тебя БМВ.
МАРТИН. Нет, не БМВ.
РОГЕР. Не БМВ? А что же?
МАРТИН. Мерседес.
РОГЕР. Мерседес, понятно… Значит, мерседес. Значит, ты не из какого-нибудь там сраного Ринкебю.
МАРТИН. Нет, слава богу.
РОГЕР. Как вот Мохаммед, например. Он из Ринкебю. У него сложные травматические воспоминания. Его изнасиловали трое турок. Собственный отец и два брата. Одновременно. А он стоял на коленках.
МАРТИН (встает). Пойду позвоню.
РОГЕР. Своей девушке? Своей штучке-дрючке? Передай от меня привет. Скажи, что я скоро приеду, хоть кто-то наконец трахнет ее по-настоящему, или он, хочу пойти посмотреть на Спида, у него жопа здоровая, как мечеть. (Шумно вдыхает.) Они что там, готовят? Пахнет едой.
МАРТИН (встречает СОФИЮ, которая направляется в курилку). Привет.
СОФИЯ входит в курилку, где все еще сидит МОД. Садится, зажигает сигарету, не смотрит на МОД.
МАРК считает все однородные предметы и явления: людей, стулья, двери, сигареты, ботинки — если их больше одного. Сейчас он, не отдавая себе отчета, пересчитывает окна в холле, по многу раз, испытывает беспокойство, когда ему кажется, что он сосчитал неверно, и пересчитывает снова.
МОД. Как дела?
РОГЕР. Ну же, Макке! (Делает движение, будто хочет напасть на МАРКА, но тот, похоже, его не замечает.) Ну давай же! (Скачет и извивается перед МАРКОМ, МАРК стоит совершенно неподвижно.)
МОД. Скучно. Правда? (Небольшая пауза.) Здесь. Скучно но здесь. (Пауза.) Правда?
СОФИЯ. Да.
МОД. Скучно. (Короткая пауза.) Не понимаю, что я тут делаю. Никто тут особо не помогает. Наверное, мы должны сами себе помогать. (Небольшая пауза.) Я тут уже почти целый месяц, а со мной никто ни разу не говорил, ни разу за все время. (Короткая пауза.) А с тобой кто-нибудь говорил?
СОФИЯ грызет ноготь большого пальца.
О твоих проблемах… С тобой кто-нибудь говорил о твоих проблемах?
СОФИЯ. По-моему, мерзко, что санитар — мужик. От него воняет.
МОД. А, понятно. (Небольшая пауза.) Я как-то об этом не думала.
СОФИЯ. А тот, новенький, не знаю, как его зовут, который вон там сидит, он утром выходил в махровом халате…
МОД. Вот как… Правда?
СОФИЯ. Почему я должна смотреть на него… Дико мерзко.
МОД. Нет, я не видела. (Пауза.) Ведь ты тоже тут довольно давно, да?
СОФИЯ. Да, но я не выхожу в курилку в халате.
МОД. Да нет, я имею в виду — как я. Ведь ты тоже тут довольно давно? Сколько уже? Почти месяц?
СОФИЯ. Да. (После небольшой паузы.) Не знаю. (Смеется.) Я не помню.
МОД. Ну да, ты же тоже была совсем никакая, когда поступила. Это даже к лучшему, иначе мы бы просто не выдержали. (Небольшая пауза.) Да… просто проходят дни. И ничего не происходит… Правда? (Короткая пауза.) А разве твой отец сегодня не собирался приехать?
СОФИЯ. Что? (Небольшая пауза.) Нет.
МОД. Мне просто показалось… мне показалось, что он в прошлый раз говорил, что приедет сегодня.
СОФИЯ (немного обеспокоенно). Говорил?
МОД. Ну вот здесь же. Не знаю. (Пододвигает ей большую пепельницу.) Мне показалось, что он так сказал в прошлый раз, когда был здесь… несколько дней тому назад, но…
СОФИЯ. Не, не знаю. Я не люблю, когда кто-то приезжает. Я не хочу никого видеть. Не могу никого видеть. Я устала.
МОД. Ну да, он обычно приходит, он же обычно приходит вечером, ненадолго, когда никого нет… мне, что я столько курю, что могу умереть. Говорят, там что-то происходит с красными кровяными тельцами, что они от дыма сворачиваются, и тогда белые берут верх… Да, не особо тут весело — делать-то нечего. (Пауза.) Он же кажется, актер, да?
СОФИЯ. Да.
МОД. Точно, точно. Хотя я о нем не слышала, но это видимо, я сама виновата. (Небольшая пауза.) Все равно он, наверное, очень знаменитый. (Коротко, весело смеется.) Значит, он свободен по вечерам? (Небольшая пауза.) Тяжелая, должно быть, работа… У тебя тоже эти духи с запахом дыни? (Пауза.) Да, последнее время у всех этот дынный аромат. У меня тоже такие были. Мне флакон понравился.
СОФИЯ. Это он мне подарил. (Прокашливается.) Я попросила, чтобы он подарил.
МОД. Папа? Ясно… Да, симпатичный флакончик.
СОФИЯ. Я хотела «Amarige».
МОД. Да, они отличные. Стойкий аромат. Классика.
СОФИЯ. Я сегодня не душилась… Лежит где-то.
МОД. Иногда кажется сладковатым, но очень свежим. Я килограмм пять набрала с тех пор, как поступила. Что поделаешь, тут только и делаешь, что жрешь целыми днями. Я пытаюсь хоть как-то сдерживаться. (Небольшая пауза.) По возможности… Но это трудно. (Небольшая пауза.) Сегодня рыба и этот, как его (шевелит всеми пальцами правой руки)… креветочный соус. Совершенно безвкусно. Его как будто уже один раз ели, никакого вкуса не осталось. Но чем меньше вкуса, тем больше в себя пихаешь.
СОФИЯ. Я сначала лежала во втором отделении, вон там.
МОД. Да, я тоже… «Боже, куда я попала» — это первое, что я подумала, когда снова смогла думать. Сначала всех кладут туда. Турция.
СОФИЯ. 7А.
МОД. Они называют это Турцией, потому что там лежит куча психически больных иммигрантов, вроде того.
СОФИЯ. Там было лучше.
МОД. Первое, что я увидела, это та девушка, бритая, она за все время ни слова не сказала, просто пялилась в одну точку. Ничего там не лучше. Эрика там тоже была, но эта вообще была не в себе, обколовшаяся, с глюками, у нее до сих пор глюки, ей давали трилафон. Они там больше на зверей смахивают, чем на людей. (Открывает свою сумочку, находит какой-то билетик.) Со зверями по крайней мере поговорить можно.
СОФИЯ. Там было лучше. Там было закрыто… Нельзя было выходить.
МОД. Животные постоянно расстаются и тем не менее; выживают. Мне было так плохо, когда я там лежала, что мне было по барабану, где я нахожусь. (Читает надпись на билете.) Если поезда начинают ходить в пять, то кто-то же должен сидеть на турникетах… А никто никогда не сидит. (Пауза.) Нет, но он, может, приедет сегодня вечером. Твой отец… Может, он приедет сегодня. Как его зовут?
СОФИЯ. Юхан. (Пауза.) Юхан.
МОД. Может, я узнаю его, если буду знать, как его зовут… Ага.
СОФИЯ. Не хочу сейчас никого видеть, не могу.
МОД. Да, я тоже ничего не могу, когда так хреново.
СОФИЯ (после короткой паузы). Они только спрашивают, как ты себя чувствуешь.
МОД (на ней темная майка с надписью «Calvin Klein», явно ей мала, но ей на это плевать. Она полулежит на диване в курилке, вытянув короткие ноги. Когда она ничего не говорит, то выглядит очень печальной и несчастной). Что это ответишь? Мол, чувствую себя офигительно, хотя на самом деле хреновее не бывает, да? Чтобы им как-то полегче стало — пока они тут, по крайней мере, и чтобы они могли спокойно уйти. (Берет щетку для волос и начинает причесываться.) Да, блин, все потому что их мучает совесть… или должна бы мучить, потому, что это они тут должны сидеть, а не мы, и вот они разыгрывают тут театр чтобы их пожалели, мол, бедные, приходят сюда, навещают нас, а все из-за того, что мы что-то не так сделали, или просто не такие, как им хотелось бы. Надо им как-нибудь послать открытку: «Здесь потрясающе, мне отлично живется за этой решеткой, жаль, что вас тут нет… вместо меня». (Смеется, продолжает причесываться.) А, что скажешь? Господи, посмотри на себя, кожа да кости, как бы ветром не сдуло… Я даже смотреть на тебя боюсь. Да ты же похожа на тех африканцев, недавно показывали — один скелет, и мрут как мухи. Это нехорошо. И это же никогда не кончится. Как Судный день. Каково это все видеть. А? (Причесывается.) Интересно, какой он будет, Судный день, нас небось много будет, как в пятницу в очереди перед кабаком, только без танцев. (Снова смеется. О МАРТИНЕ, который проходит мимо.) А этот все ходит и ходит. Интересно, что с ним, почему он здесь? Я обычно спрашиваю, почему они тут лежат. Он же вроде нормальный, да? Хотя кто знает. Нормальные как раз хуже всех. (Небольшая пауза.) Странный вид — когда люди надевают вещи, которые им стали слишком велики, хотя и красивые… хорошего качества.
