Бото Штраус - Время и комната
Элен (оборачиваясь к этой паре). Что вы такое говорите! Ну что вы такое говорите!
Георг. Да не слушай ты их…
Мальчик. Такую поблядушку, как ты…
Девочка. Поблядушку!?..
Элен. Мне стыдно, когда я вас слышу, вы этим оскорбляете мое чувство благопристойности, поймите. Или вы нарочно хотите меня оскорбить?
Мальчик. Ха! А почему вы не спросите, как вы оскорбляете нас — своим солидным счетом в банке, своими роскошными автомобилями, которые загрязняют нам воздух?
Элен. Я не могу оскорблять вас своим банковским счетом. Потому что у меня нет банковского счета. И роскошным автомобилем не могу. У меня никакого автомобиля нет.
Георг. Ну-ну.
Девочка. «Поблядушка»… Кому-кому, а уж тебе я не позволю так со мной разговаривать… (Встает и идет в сторону рампы.)
Мальчик. Иди-иди. Тоже мне цаца.
Девочка (поравнявшись с Обероном/Нефактом, неожиданно плюет себе под ноги). Тьфу, мерзость, ну и морда! Ну и рожа у тебя! Б-р-р! Дерьмо!
Оберон/Нефакт. Я вас не знаю. Идите, куда шли.
Мальчик тем временем оттаскивает Девочку назад.
Может, я и впрямь особенно мерзкий человек.
Элен. Всех ужасов войны вам, пожалуй, будет мало, и лишь когда ужасы вечных адских мук осуществятся — вот тогда, может быть, вас тряхнет и вы научитесь быть серьезными.
Мальчик. Или вы немедленно заткнетесь, или прямо здесь выставите ваши взгляды для публичной дискуссии.
Элен (не находя ответа). Ах вот как, вот как…
Георг. Слушай, давай посидим спокойно!
Элен. Вот увидишь, потоп этих мозгляков еще сметет нас всех с лица земли. Сатане не помешало бы произвести основательную чистку в ваших рядах!
Мальчик, демонстративно постучав себя по лбу, уходит вместе с Девочкой в глубину сцены.
Георг. Элен, что все это значит?
Элен. Я полагаю, что после всего, что я вынесла, я вправе ожидать уважительного отношения и уж никак не насмешек.
Георг. Но мальчик, ему-то откуда знать… (Хочет обнять ее за плечи.)
Элен. Я устала, Георг.
Георг. «Я устала»… Это что — твое новое чудодейственное заклинание? Изыди, сатана, я устала, аминь?
Элен. Почему ты не понимаешь меня?
Вольф. Музыка чудовищная…
Титания (к Оберону/Нефакту). Ну попытайся еще раз! Давай! Попробуй! Посмотри вдаль!
Георг. Ты хоть сама понимаешь, чего от меня требуешь? Хочешь ко мне переехать, но чтобы как муж с женой мы не жили. Отказываешься принять меня, как надлежит всякой жене принять мужа своего.
Элен. И что же? Это невозможно?
Георг. Зачем ты тогда вернулась? Элен!
Элен (вставая). Ты бы и сам вскоре заметил, this bag of body is something you better not tooch. Too bad for you no longer the same now, the one you see in your mind when restaring at me[14].
Георг. Что значит «не та»? А какая же? Ты что, заросла? Или эта черномазая обезьяна…
Элен. Не надо грубостей, Георг. Успокойся. Лучше успокойся.
Георг. Может, ты теперь русалка? Да вроде нет: пара длинных красивых ног… Куда-то ведь они ведут, черт подери!
Элен. Keep your hands off, please[15]. Если тебе так легче, я могу задрапироваться и затянуться шнуровкой.
Георг. Ты больна! Больна! Тебе нечего делать в доме мужа твоего! О, какое жуткое возвращение! Тебе надо совсем в другое место. Я тебя не приму. Поищи себе другое пристанище! Я тебя не приму, если ты не поклянешься, что я смогу иметь тебя когда захочу и где угодно!
Элен. Да я готова дать растерзать себя на куски, до неузнаваемости, чтобы только остаться с тобой, и сделаю все, пусть даже против воли, лишь бы ты у меня был спокоен.
Георг берет ее руку и впивается в нее зубами выше локтя. Элен ладонью упирается ему в лицо и отталкивает. Георг падает навзничь.
Первенец и Учтивец торопливо к нему кидаются.
Титания (репетирует с Обероном/Нефактом). Есть холм в лесу{39}…
Оберон/Нефакт. Есть холм в лесу…
Титания. Там дикий тмин…
Оберон/Нефакт. Там дикий тмин…
Титания. Растет!
Оберон/Нефакт. Растет…
Титания. Фиалка рядом с буквицей цветет, и жимолость свой полог ароматный сплела с душистой розою мускатной… Неужели не помнишь?
Оберон/Нефакт. Ну почему же…
Титания (прильнув к нему). Ах, мой господин! Так ничего не выйдет. Так нам никогда не выбраться из наших земных шкур…
Оберон/Нефакт. Я помню холм в лесу, там тмин растет. Фиалка. Где… Где…
Титания. Пойдем. Бесполезно. Только один Бог в силах теперь нас спасти.
Они снова садятся за стол.
Первенец (имея в виду Оберона/Нефакта). Милейший человек.
Георг. Да уж куда там, сама любезность. Отвечает на каждый рекламный проспект и вообще на любую белиберду, которую нам суют в почтовый ящик. Господа, для нашей работы он непригоден.
Первенец. Мы, правда, знаем, что господин Нефакт все еще не обрел своей формы…
Учтивец. Да, ему бы, как говорят футболисты, «физику» подтянуть.
Первенец. Как и всем нам, в сущности.
Элен, Георг, Учтивец уходят в проем занавеса, в глубине сцены.
Ну, Нефакт, чудак-человек, и втравили вы нас в историю. (Уходит вслед за остальными.)
Хельма. Вообще-то музыка чудовищная.
Вольф. Ты повторяешь за мной как попугай. Говори хотя бы: «Я тоже считаю…». «Вообще-то я тоже считаю, что музыка чудовищная». Хотя бы так, на худой конец. Эй, Нефакт, товарищ по аварии, покажите-ка ваш чертеж!
Титания. Оставьте его в покое. Пожалуйста.
Титания и Оберон/Нефакт вместе уходят в глубину сцены. Вольф берет с края стола чертеж, нарисованный Обероном/Нефактом, и изумленно его рассматривает.
Вольф. Господин Нефакт, а вы вообще-то машину водить умеете?
Оберон/Нефакт. Да.
Медленная метаморфоза. На заднем плане поднимается занавес. В дали можно различить Черного мальчика за пианино, а также гостей, приглашенных на какое-то торжество: они появляются и снова исчезают. Это Элен, Георг, Вольф, Хельма и Оберон. Молоденький слуга разносит напитки. Над головами гостей время от времени проносится пустая трапеция. Лишь один раз на ней сидит Человек в черном, пролетая справа налево. Кусты бузины образуют теперь заднюю границу этой картины. С промежутками раздаются последние тридцать тактов увертюры Мендельсона «Сон в летнюю ночь».
Сцена вторая («Слёзы и слух»)На переднем плане широкое кресло в стиле ампир, на котором в соблазнительной позе устроилась молоденькая Официанточка в короткой юбочке и белом передничке. Перед ней Сын Титании, по имени Сказ, речам которого девушка внимает завороженно и вместе с тем зазывно, чем, со своей стороны, увлекает юношу. Он сидит на стуле, скрестив вытянутые ноги. Вместо ступней у него бычьи копыта. Кроме того, неподалеку от них на сцене находится миниатюрная, но не слишком низкая табуреточка.
Сын. Мы около полусотни приглашений разослали. Но уж на двадцать восемь человек твердо рассчитывали. А пришло целых пять. Ее это обидит. Мама, конечно, вправе была надеяться, что уж с серебряной свадьбой ее многие захотят поздравить. Ведь ее всегда все любили. А скольким она помогла? А теперь, конечно, ей трудно будет скрыть разочарование и не дать почувствовать этим пятерым, которые, как говорится, пришли от чистого сердца, что одного их присутствия ей для полного счастья недостаточно. Как ни дорог ей каждый по отдельности, но заменить толпу, которая только и придает таким дням праздничность, никто из них не в состоянии. Так что даже самого дорогого гостя она встретит теперь с выражением несбывшихся ожиданий в глазах, хотя лично он, который, слава Богу, пришел и действительно из всех мыслимых и немыслимых гостей самый главный, ни малейшего повода к разочарованию не давал. Да, самый дорогой, самый любимый, самый важный гость явился, однако сколь ничтожен даже он, сколь малозначительно даже его присутствие на фоне зияющего отсутствия толпы непришедших гостей. Он, кому надлежало увенчать собою этот вечер, в лучшем случае выполнит роль утешительной примочки, отдуваясь за всех тех, которые не пришли. Он уже и сейчас скорее выглядит бессмысленным истуканом, чем апофеозом торжества, ибо для того, чтобы по-настоящему выделяться, ему недостает пьедестала из многочисленных, но куда менее многозначительных гостей. Ничуть не лучше чувствуют себя и второй, и третий, и четвертый по важности гости, а пожалуй, что с каждой ступенькой и гораздо хуже, потому что лестница такая коротенькая, как я уже сказал, всего каких-то жалких пять ступенек, и чем меньше каждый сам по себе значит, тем больше давит на него неимоверная тяжесть отсутствующей толпы, тяжесть, которую взваливает на него разочарованное лицо юбилярши.
