Николай Коляда - Землемер
(Размазывает грязь и слёзы по лицу.) Сейчас привезут, вы не верите? Это друг, оформил документы, я не мог не доверять человеку, с которым так много было, много связано, это уколы от лекарств, что вы такое подумали? Бывает же всякое у людей, могут они попасть в сложное положение, вот и я попал, что ж тут такого-то? Я перекручусь и у меня снова будет порядок: квартира, и прочее! У меня сил нет, переволновался с переездом, а тут мне нравится, это мои мечтания, мне тут хорошо. (Трёт лоб рукой.) Даже хорошо, что здесь нет телефона, очень хорошо. Мне надоел он. Телефон не работает, и я вдруг увидел в этом счастье: да ну вас всех к чертовой матери, что вы мне можете хорошего сказать, так? (Смеётся.) А если кому надо — найдут, нечего бояться. А то в ночь-полночь могут позвонить, приехать, прискакать, разбудить, влезть сапогами в жизнь в мою. Иногда мне там, у папы, хотелось отключить телефон, но отключишь, и думаешь: а вдруг кто-то хочет сообщить важное, и у тебя есть возможность это важное услышать, но ты сам отключил и рука невольно тянется, и сама собой включает телефон и опять пустые, пустопорожние разговоры, звонки. А тут и газа нет, и если есть озарение, то есть, желание самоубийства, а оно всегда есть у людей, — вы слышите? — то здесь можешь быть спокоен, что нет самого лёгкого и доступного самоубийства — газа. Да ведь? То есть, надо изощряться. Вы понимаете? Конечно, вы правы, тут везде поджидает смерть. И этот мост, на котором, понятно, да? И смерть, и эти кошки, и эта береза, и эти ласточки — всё смерть, всё смерть. Вы понимаете? (Пауза.) Нет. Зачем я говорил о самоубийстве? Глупость. Вы не поверили мне? Нет, конечно. И правильно. Когда человек хочет жить, он думает о лекарствах, о том, как вылечиться, я тоже, я думаю об этом, и при чём тут самоубийство, не понимаю, потому — не слушайте меня, не надо. (Пауза.) Когда меня грузчики вволокли, втащили по лестнице сюда, бросили тут, я подумал: а если я никогда не спущусь вниз? Слышите? Что тогда? Никогда? Слышите?
Соловей, шаркая валенками, ходит по коридору, улыбается.
СОЛОВЕЙ. Не глухие. А с другой стороны, хоть жалко, на тебя глядючи, как облапошили, а с другой стороны, а думаю: а всё ж таки одно и одно — а хорошо.
АЛЕКСЕЙ. Что хорошо?
СОЛОВЕЙ. А вот хорошо.
АЛЕКСЕЙ. Да что же именно?
СОЛОВЕЙ. А то именно, что и вам, сукам, достаётся. Не всё же нам, червячкам, в землю утоптанным быть. Пусть и вам, орёликам пернатым, перепадает иногда, не всем хоть, но тоже, пусть. Богатые тоже плачут! Приятно по сердцу, что и вы можете так же, как и мы. Ладно, тихо, это я куражусь, озорую, гусарю. (Смеётся.)
АЛЕКСЕЙ. Я временно на этом дне, я уеду отсюда!
СОЛОВЕЙ. Вытолкает. Райка, в смысле. Сейчас погадит, придёт и вытолкает. Это второй этаж. Дна ты не видел пока. На дне, на первом этажу, у нас “выблитека” была. Знаешь, что такое “выблитека”? Ну то-то. Съехала “выблитека”. Током стало бить, половину, то есть, двух читателей поубивало!
АЛЕКСЕЙ. Сейчас привезут деньги, я вас всех засыплю деньгами!
СОЛОВЕЙ. Засыпь. Лаурка, пошли, хватит тут! Ты чего ему глазки строишь? Понравился, что ли, доходяга эта тебе? Ну, я тебя погоняю!
ЛАУРА. Он хороший.
СОЛОВЕЙ. Ишь, разговорилась! (Вырвал из рук Лауры кошку-копилку.) Поклади! Ещё ты мне тут будешь говорить так? Кто хороший? Этот? А ну, пошла! Ты что это на мужиков стала заглядывать? Я тебе один хороший, боле никто, поняла?!
Толкает Лауру перед собой, пошли по лестнице вниз. Лестница скрипит. Возле берёзы Соловей взял банку с соком, поставил пустую. Лаура бегает по крапиве вокруг дома.
Со стороны моста к дому идёт с чемоданом в руках АНТОНИНА — маленькая, худенькая женщина. Она в бывшем когда-то белом, а теперь сером, не простиранном костюме: пиджак в обтяжку, под пиджаком белая блузка, юбка. Тоня запыхалась, сняла туфли на высоких каблуках и идёт босиком. У колонки подставила ноги под струю воды, вымыла ноги, попила с руки. Подошла к дому. Поставила чемодан. Ворона пролетела и выронила кусок сухого горелого хлеба изо рта. Кусок к ногам Тони упал, рассыпался на крошки. Тоня вздрогнула. Повертела головой туда-сюда. Встала на цыпочки и заглянула в дырку на оконных ставнях на первом этаже. Что-то увидела там, отпрянула. Молчит, оглядывается. Вороны каркнули, взлетели с березы. Тоня увидела Соловья. Тот стоит с банкой сока, улыбается — рот до ушей. Вдруг подпрыгнул, изобразил что-то руками.
АНТОНИНА. Эй, дедушка? Это Академика Сорина, дом пять?
СОЛОВЕЙ. Экстерьеристая дамочка, маленькая! К нам?
АНТОНИНА. Я говорю, это дом пять? Академика Сорина, пять?
СОЛОВЕЙ. Пять, пять, двадцать пять! Романовская, не Сорина! Машины заляпали номер, подлые! Такая пава, к нам?! Такие только при купце были, купец Романов тут жил и улица называлась Романовская, а потом поменяли на Сорина, на мусор какой-то, мусорский, на соринку, на грязь, на мразь, поменяли, но всё равно говорят: Романовская улка, никто её Соринской не зовёт, через город ниточкой тянется-претянется, и мост Романовский, и “выблитека”, хоть городская номер два, а Романовская, двух читателей поубивало тут, и они были убитые читатели романовские! Привезли? Правда? Я-то не верил, думал: врёт всё?! (Смеётся.) Деньжата? Чемодан?
МОЛЧАНИЕ.
АНТОНИНА. Куда-то сюда переехал сегодня Алексей Сорин? Может быть такое?
СОЛОВЕЙ. Может! (Смеётся.) Раз в сто лет и палка выстрелить может!
АНТОНИНА. Мне его надо.
СОЛОВЕЙ. Ну, раз надо — пошли, покажу. Показать?
АНТОНИНА. Да. Или нет. Чемодан помогите, пожалуйста, отнести.
С неба к ногам Соловья упала ворона, потрепыхалась и сдохла.
Ух, опоссум какой! (Смеётся.) Здорово тут! Как на даче в деревне, да? И как в театре. Там в самый трагический момент падают номерки. (Хихикнула, поправила платье.) А тут вороны. А вы любите театр?
СОЛОВЕЙ. Дохнут, да! Круговорот воды в природе называется! Я травлю крыс, крыс дохлых едят вороны и падают, и получается, что вороны дохнут от того, что я травил крыс! Крысу живую поджечь, говорят, надо, как рванет по норам, как завоняет дымом, и сразу все крысы убегут! А жалею крыс, они ж живые, тоже пить-есть хочут, так? (Пляшет, ноги задирает, смеётся.)
АНТОНИНА. (Помолчала, поправила волосы, улыбнулась.) Дедушка, а чего это вы юродствуете? А?
СОЛОВЕЙ. Чего?
АНТОНИНА. Я говорю: мне — Алексея надо. Где он? Я не одна, мы с Фантиком к нему. (Хихикнула, достала из кармана мягкую игрушку — ослика.)
Соловей хохочет, поднял чемодан, понёс его наверх по лестнице, подпрыгивая при этом.
СОЛОВЕЙ. Звиняйте, дядька, промашка вышла! Идить-ка за мной, царица белая! Так бы и расстелился перед вами, суками, с неба пришедшими, расстелился бы, а ненавижу вас! Унижать себя люблю! Кто унизит себя, тот возвысится! Я грамотный, над выблитекой жил всю жисть! Ой, не люблю до чего я вас! Идить за мной! Ой, развлекуха, где Райка?! Рыбка-птичка-собачка, не заткнусь, не жди!
Толкнул дверь в коридор, дверь скрипя открылась, матрас упал на них обоих. Тоня робко заглянула в коридор, стоит на пороге, солнце на неё падает из разбитого окна. Сноп разноцветной пыли летает в воздухе. Тоня смотрит на Алексея, который скорчился на стуле у плиты и кашляет, не двигается. Алексей поднял заплаканное лицо.
Вот, вот он грешный, больной, калика перехожая, кандыба, кандидат в сосновый ящик! Нет, не то сказал, вот, царица, наша гавань, как я образно, однако, скажу другой раз! Пять дверей, вот тут я, заходите, если Райка вас не вытурит! Тут со мной Лаурка, дурко синтетическое, подобрал, с моста сдёрнул, называется “Лаурка-с-моста-сдёрнутая”! Тут никто не живёт, в этой — тоже никто, в этой тоже, зараза такая, никто! Пусто! А тут на полу, матрас, Рая-из-сарая живёт! Приблудилась с улицы, или с моста пришла, сказала: “Я Романова, мой дом, я наследница, а вы — вон, вон, вон!” А что я ей скажу, что? Я слабый! Я только и могу, что Лаурку пощекотать в неделю раз, да и всё!
Раиса вышла из туалета, встала у проезжей части, “голосует” машинам, что-то бормочет.
АНТОНИНА. (Тихо.) Идите, дедушка, мне поговорить надо, конфедициально.
СОЛОВЕЙ. (Смеётся.) Конфедициально? Да говорите, мне монописсуально!
Смеётся, ушёл в свою комнату, встал за дверь, подслушивает. Тоня села на чемодан. Молчат. В окно влетела ворона, стала кружить под потолком и каркать, Тоня прижалась к стенке, Алексей кинулся, повис на ней, она будто удара ждала, голову руками закрыла.
АЛЕКСЕЙ. Нет!!!!!!
Ворона вылетела из окна. Тоня перепугано озирается, держит Алексея на руках.
Не ходи, там ток, убьёт, там ток, там ток…
АНТОНИНА. (Улыбается.) Я думала, ты…
