Жан Ануй - Ужин в Санлисе
Жорж (останавливает их жестом). Благодарю. Но, прошу вас, не зовите больше друг друга по фамилии и перестаньте называть меня «мсье». Нужно сейчас же начать: у нас так мало времени, чтобы научиться разговаривать между собой с той сдержанностью, с какой говорят люди, связанные давнишней нежностью; чтобы создать ту атмосферу интимности, когда каждый понимает другого без слов.
Филемон. О, знаете, дорогой мсье, сцену без слов сыграть легче всего. Лучше скажите, что нам нужно будет говорить?
Жорж. Сейчас скажу. Что это ты вообразил, папа, будто у тебя должна быть борода, как у старого классного наставника? Правда, ты пожилой человек, но ты очень мил и еще довольно моложав, той моложавостью, с которой годы ничего не могут поделать. Ты идеальный отец, ты отказался не только от бороды, но и от устарелых традиций, сумел вовремя стать для меня старшим братом. И даже не столько старшим братом, сколько товарищем. Да, папа, ты мой товарищ! К тому же ты и одеваешься, как я, и даже — что вполне естественно в твоем возрасте — как еще более молодые люди.
Филемон. Но тем не менее я отец, не правда ли? (Делает движение.)
Жорж (улыбаясь). Конечно, папа! И как раз тогда, когда любой старший брат подумал бы в первую очередь о себе, когда нужно приносить жертвы, прощать и даже давать деньги, тогда ты становишься настоящим отцом, опорой и утешителем, с тобой можно позволить себе еще минутку побыть маленьким мальчиком…
Филемон. Да, сынишка.
Жорж (радостно). Очень хорошо! Ты зовешь меня «сынишкой». Что ж, немного смешно, но как видишь, доставляет мне удовольствие, хотя я никогда тебе не говорил об этом.
Филемон (беря его за руку). В самом деле?
Жорж. Да, папа.
Филемон (другим тоном). Не слишком ли это нежно для бывшего судьи?
Жорж. Но ведь вы совсем не бывший судья! Откуда вы это взяли?
Филемон. Так, пришло в голову, я бы с удовольствием сыграл бывшего судью.
Жорж. Нет, нет! Ты совсем не бывший судья, папа. Ведь ты неделями не мог решиться рассчитать прислугу-воровку, а потом еще давал ей отличную рекомендацию… Нет, я не могу даже вообразить, что ты приговаривал ежедневно к тюремному заключению два десятка несчастных парней.
Филемон. Но кто же я в таком случае, сынишка: богатый негоциант, видный промышленник?
Жорж. Ни тот, ни другой, папа! Когда человек изо дня в день старается заграбастать побольше деньжонок, у него появляются не совсем приятные привычки. Если ты согласен, будешь просто служащим. Вот каким я представляю тебя.
Филемон (с беспокойством). Но все-таки не канцелярской крысой, надеюсь? Быть может, помощником заведущего отделом?
Жорж (великодушно). Заведующим, папа!
Филемон (удовлетворенно). Спасибо, сынишка!
Мадам Монталамбрёз (настойчиво, с раздражением). А я? А я? Обо мне совсем забыли.
Жорж (внезапно став серьезным). О, роль матери самая трудная! Какое огромное расстояние между матерью-врагом с накладными волосами, которая любой ценой вырвет свою долю наследства, и заботливой матерью, вздрагивающей, словно влюбленная, и теряющей нить разговора, лишь только сын войдет в гостиную или покинет ее…
Мадам Монталамбрёз. Хорошая актриса должна уметь играть самых различных матерей, это совсем просто.
Жорж. Увы, боюсь, что не так уж просто! В самом деле: вот мать из детских книжек, вот другая мать — о ней, сидя с нянькой на кухне, мечтает мальчуган в ожидании, когда она вернется из гостей, а маменька, раздушенная вовсю, совершает вечерние визиты. И, наконец, мать, не бегающая по магазинам и друзьям… Словом, замечательная мать.
Мадам Монталамбрёз. Каждая мать по-своему замечательна, дорогой мсье! В ней говорит инстинкт.
Жорж. Но достаточно малейшей небрежности: на глазах у сына улыбнуться постороннему человеку; забыть поцеловать ребенка на ночь; слишком резко побранить, когда его обуял дух противоречия, — и перед матерью маленький враг, обезоруженный, но не сдающийся… Ребенок начинает повсюду шпионить за нею, одолевает ее мелкими придирками и расспросами, словно полицейский в участке… О, я уверен, что роль матери — не из легких! Это роль, для которой трудно подыскать дублера, ее нельзя играть кое-как, вот что я вам скажу.
Мадам Монталамбрёз. Конечно, но ведь это как раз мое амплуа, я привыкла к таких ролям. Если бы вы видели меня в пьесе «Бретань в старину!»
Филемон. О дорогая, как ты была в ней хороша!
Жорж. Я отношусь с недоверием к матерям из пьес. Они слишком легко идут на всякие жертвы, чуть что случится.
Мадам Монталамбрёз. О, я игрывала и плохих матерей. Например, в «Преступнице», дорогой мсье, я бросила грудного ребенка на паперти.
Жорж. Но я отношусь с таким же недоверием и к плохим матерям из театральных постановок. Они вечно пересаливают. Если б матери были действительно такими, дети у них даже не успевали бы стать несчастными: они сразу умирали бы или превращались в идиотов… Ну, к чему, например, бросать ребенка на паперти, когда существует столько простых способов забросить его, даже если он остается под родительским кровом до самого совершеннолетия и растет, не зная нужды?
Мадам Монталамбрёз. Послушайте, вы начинаете меня пугать! Если вы думаете, что я не смогу сыграть эту роль…
Филемон. Должен сказать вам, молодой человек, что в данном случае я вполне солидарен со своей товаркой по сцене.
Жорж. Что вы! Напротив, я убежден, что вы отлично сыграете эту роль… Давайте, чтобы мы оба успокоились, — для зарядки, так сказать, — сделаем маленький опыт, если вы ничего не будете иметь против. Попробуем сыграть какую-нибудь классическую сценку. Например: мне двадцать лет, я слабохарактерен, уступчив, довольно робок… Предположим далее следующую ситуацию: вы нашли мне богатую невесту. (Повторяет, становясь вдруг задумчивым.) Очень богатую невесту, хотя именно вы, мама, не должны были бы делать этого… Я вхожу в вашу комнату… Мы разговариваем о том, о сем, вдруг я подхожу к тебе и застенчиво говорю: «Мама!..» Давайте попробуем эту сцену…
Филемон (негодующе). Минутку! Позвольте! Как! Ты, Эмили де Монталамбрёз, один из старейших членов общества актеров, позволяешь, чтобы тебе устраивали пробу, словно какому-нибудь новичку?
Мадам Монталамбрёз. Но ведь это совсем не то! Неужели ты не понимаешь! Я просто хочу успокоить мсье…
Филемон. Твое дело, дорогая, но позволь мне сказать, что я тебя не узнаю!
Жорж. Итак: «Мама!..»
Мадам Монталамбрёз. Я должна ответить?
Жорж. Да.
Мадам Монталамбрёз (играет). Что, мой мальчик?
Жорж (закрыв глаза, дрогнувшим голосом; трудно сказать, к кому он обращается). Мама, я не могу жениться на той, которую ты для меня выбрала, как бы она ни была богата. Мне богатство не нужно, мама. Я люблю одну девушку; она работает, она бедна, и я не могу на ней жениться. Я просто хочу уехать и быть всегда с нею. Помоги мне!
Мадам Монталамбрёз (некоторое время находится в нерешительности, удивленная тоном Жоржа, потом говорит очень сдержанно). Я хотела твоего счастья, мой мальчик. Но если для тебя счастье не в богатстве, то не нужно колебаться. Уезжай и будь счастлив! В твоем возрасте надо дорожить только любовью.
Жорж молча слушает, по-прежнему закрыв глаза.
(Другим тоном, несколько обеспокоенная.) Не так?
Жорж (открывает наконец глаза, словно проснувшись). Простите! Очень хорошо! Именно так мне ответила мать, которую я выдумал. Поздравляю вас! Это фраза из какой-нибудь вашей роли?
Мадам Монталамбрёз. Нет, она пришла мне в голову сейчас.
Жорж. Очень кстати! Может быть, у вас есть сын, и вы уже разговаривали с ним на эту тему?
Мадам Монталамбрёз (жеманно). Да, не буду скрывать, так оно и есть. А, правда, трудно поверить? Ведь я так молодо выгляжу. У меня есть взрослый сын, и в прошлом году он обращался ко мне почти с такой же просьбой. Так что я волей-неволей была подготовлена к этой сцене.
Жорж (с восхищением глядя на нее). И вы ответили ему именно так?
Мадам Монталамбрёз (выходит из себя при этом напоминании). Что вы! Он хотел связаться с одной оркестранткой, маленькой распутной дрянью. Я отхлестала его по щекам, во и все!
Жорж (улыбаясь). Пожалуйста, прошу вас, забудьте о своем сыне и снова станьте такой, какой вы только что были! Вот так, спасибо! Забыв о собственном ребенке, вы опять стали идеальной матерью… Эта девушка может приехать с минуты на минуту; будьте же в этой гостиной как дома, ведь вы живете здесь уже тридцать лет! Придумайте себе какое-нибудь занятие по хозяйству. Мама, может, у тебя есть вязанье?
