Пьер Корнель - Театр французского классицизма

Вас любит Полиевкт, вы сознаете сами!
И если он сейчас не все доверил вам,
Оставил вас, не вняв ни просьбам, ни слезам,
Поверить и понять в себе найдите силы,
Что осторожность им одна руководила.
Разумно, если муж из жалости подчас
Умеет что-то скрыть и утаить от нас,
Пускай свободен он и не спешит всечасно
Нам отдавать отчет в судьбе своей опасной —
Пусть сердце вам двоим единое дано —
Имеет разный ритм для каждого оно.
Не велено мужьям законом Гименея,
Когда жена дрожит, дрожать вослед за нею.
Для страха вашего не видит он причин,
Вы — римлянка, а он — отважный армянин.
И вы должны бы знать, что наши два народа
Различны мыслями в делах такого рода.
Тревоги смутных грез нам попросту смешны,
Ни страха, ни надежд нам не внушают сны,
А в Риме доверять привыкли сновиденьям,
Считая их судьбы точнейшим отраженьем.

Не веря в тайный смысл пророческого сна,
Я знаю, ты была б сама потрясена,
Когда бы рассказать достало мне уменья
Все ужасы меня смутившего виденья.

Рассказ о боли — скорбь способен утолить!

Мой друг! Во все тебя хочу я посвятить!
Узнай же, чтоб постичь глубь моего несчастья,
Все слабости мои и все мои пристрастья!
Как честная жена, признаюсь без стыда,
Что разум с чувствами в раздоре иногда.
Сердца, не знавшие тревоги и боренья,
Бесчувствием своим внушают подозренье.
Узнай же — римлянин отважный, молодой
Был покорен моей злосчастной красотой…
Севéр… О, не вздохнуть я не имею силы
При имени его — оно мне слишком мило!

Не он ли отдал жизнь за родину свою,
Спас императора от гибели в бою?
Победу повернув к себе неустрашимо,
У персов вырвал он успех и отдал Риму,
А после труп его средь сотен мертвых тел
Найти и опознать никто уж не сумел?
И Деций в честь его отваги непреклонной
Торжественно воздвиг гробницы и колонны?

Да, это он! Увы! Впервые гордый Рим
Был сыном награжден божественным таким!
Что мне еще сказать? Он был отважный воин,
Его любила я — он был того достоин!
В нем был геройский дух, но — такова судьба —
Решительность его была, увы, слаба.
Когда отец упрям, почтительный любовник
Всех неудач своих единственный виновник!

Что ж охладило в нем настойчивость и страсть?

Бессмысленный отпор, бессмысленная власть!
Как дочери любовь и кротость ни похвальна,
Но жертва прихоти родительской печальна.
Хотя избраннику я сердце отдала —
По выбору отца супруга я ждала,
Не признаваясь в том, что я влюбленным зреньем
Грешу перед своим немым повиновеньем.
Но от любимого не скрыла ничего —
Ни мыслей, ни любви, ни горя своего.
С жестокостью судьбы безжалостной не споря,
Оплакивали мы покорно это горе,
Печальную любовь мы разделяли с ним,
Но долг перед отцом, увы, неотвратим,
И вот, покинув Рим и милого объятья,
Должна была отца сюда сопровождать я,
А мой герой нашел в прославленном бою
Бессмертие и смерть прекрасную свою!
Отец мой послан был наместником из Рима.
Я пребывала с ним, немой тоской томима,
А после Полиевкт узрел меня, и вот —
Меня ему отец в невесты отдает,
Прельщенный тем, что он — любимец местной знати,
И брак его со мной отцовской славе кстати.
Отец мой полагал, что достославный зять
Почтенней и сильней ему поможет стать.
Он сам назначил срок желанного союза,
И Гименей скрепил навеки наши узы.
И, долгу подчинясь, теперь любовь мою
Избраннику отца я кротко отдаю.
Ты видела сама, с какой тревогой страстной
Я удержать его стремилась в час опасный!

Да, можно посудить, что он вам люб и мил!
Но что за страшный сон вам душу возмутил?

Увы, явился мне во сне Север несчастный,
Но гневен и жесток был взор его прекрасный.
В лохмотья призраков он не был облачен,
В которых сонм теней скитаться обречен,
И не было на нем кровавых шрамов славы,
К бессмертию его вознесших величаво.
Как Цезарь молодой на восхищенный Рим,
Смотрел он, дивно горд величием своим,
Он обратил ко мне разгневанное слово:
«Неблагодарная! Люби! Люби другого!
Но помни — час настал, несет возмездье он,
Оплачешь ты того, кто мне был предпочтен!»
Затрепетала я от этих слов ревнивых,
Вдруг шайка христиан — безумцев нечестивых —
Вбежала, Полиевкт был ими окружен,
Поверженный, упал к ногам Севера он.
Я стала звать отца в тревоге и смятенье!..
О, ужас! Мой отец явился в исступленье,
С подъятою рукой к супругу подбежал
И в грудь ему вонзил губительный кинжал.
Тут помутила боль на миг мое сознанье —
Я слышала в бреду то крики, то стенанья,
Я знала — все вокруг повинны в том, что он
Неведомо за что злодейски умерщвлен.
Таков мой странный сон.

Печальный сон, согласна.
Но рассудите, чтó в нем грозно и опасно?
Ужели страшен вам возлюбленный герой,
Который пал в бою? Иль ваш отец родной,
Отец, который сам избрал для вас супруга,
Опору видя в нем, помощника и друга?

Он то же говорит. Мой страх ему смешон,
Коварства христиан не замечает он,
А я страшусь — они убьют его в отмщенье
Отцу и мне за кровь, за казни и гоненья!

Кощунственна, гнусна, безумна секта их,
Кровь пьют они с вином на действах колдовских,[75]
Но все они скромны и людям не опасны,
Как ярость их к богам и храмам ни ужасна.
Их гонят и казнят — им это благодать,
Их радость — умереть, их счастье — пострадать.
Теперь, когда закон врагами объявил их,
Убийства совершать они уже не в силах!

Молчи! Отец идет!

Твой сон, о дочь моя,
Тревожит и меня, признаюсь, не тая,—
Теперь боюсь и я событий приближенья!

Какие ж вести вдруг внушили вам волненье?

Север не умер!

Что ж! Того достоин он!

Он императором обласкан, вознесён!

Им Деций был спасен от плена, и по праву
Достанутся ему и милости и слава!
Достойные сердца напрасно оскорбив,
Порой бывает рок и с ними справедлив!

Он будет здесь!

Он здесь?

Он прибыл на рассвете!

Нет! Это слишком! Где?! Откуда вести эти?

Альбин его на днях внезапно повстречал,
Блестящий круг вельмож героя окружал,
Как полагается его большому чину,
Но уступлю рассказ любезному Альбину!

Вы помните тот день, счастливейший из всех,
Когда героя смерть вернула нам успех?
Когда правитель наш, его рукой спасенный,
Отвагу возродил в стране своей смятенной
И почестями тень Севера окружил,
Погибшего за Рим в расцвете юных сил.
Но сам персидский царь велел на поле боя
Найти средь мертвых тел отважного героя,
Он найден был, и вот владыка пожелал
Взглянуть в лицо тому, кто так достойно пал.
Героя мертвого израненное тело,
Казалось, завистью смутить врага хотело.
Когда ж открыл глаза и шевельнулся он,
Сам благородный царь был сильно потрясен
И, позабыв раздор, с восторженным почтеньем
Узнал того, кому обязан пораженьем.
Спасенного лечить он повелел врачам
И лично наблюдал за излеченьем сам.
Севера он мечтал привлечь к себе на службу,
Суля ему дары и собственную дружбу.
Но тщетно ожидал, что блеск его щедрот
На сторону врага героя привлечет.
Отказ его почтив высокой похвалою,
Отчизне возвратить задумал он героя.
И Децию велел отдать его в обмен
За знатных персиан, попавших в римский плен.
Наш император был обрадован отменно.
Он брата царского освободил из плена
И сотню знатных лиц, Север вернулся в Рим,
Богато награжден, прославлен и любим.
Вновь началась война, и новые сраженья
Могли нам принести внезапно пораженье,
Но доблестный Север величье Рима спас,
Победу одержав блестящую для нас.
Нам предложили мир, враг был обложен данью,
Всем будущим векам в пример и в назиданье!
И Деций, чтоб развлечь любимца своего,
В Армению прислал на празднества его.
Весть о победе он объявит населенью.
И жертвы принесет богам в благодаренье.