Андрей Жиров - Путь в космос
Марина удивленно смотрит на Горелова.
Г о р е л о в. Какие новости, Марина?
М а р и н а. Тебя не вызывали?
Г о р е л о в. Куда? Я не в курсе. Скажи, если что знаешь. Все хорошо?
М а р и н а. Сам узнаешь, Алеша, после… Получен приказ.
Звонок телефона.
Г о р е л о в (берет трубку). Слушаю. Да, да… Есть! Марина, будь другом, посиди, потолкуй с мамой. Мама, извини, я сейчас, быстро! (Убегает.)
М а т ь (вслед). Вот и всегда так: раз-раз — и нет его… Присядьте, Мариночка, в ногах правды нет. Алеша уезжает?
М а р и н а. Да.
М а т ь. Полетит?
М а р и н а. Возможно.
М а т ь. Боязно, наверное, все же…
М а р и н а. Как вам сказать… К нам трусы не попадают, а что касается Алеши, то я более смелого, умного, упорного не знаю.
Вбегает Г о р е л о в.
Г о р е л о в. Вот и я! Быстро? Поговорили?
М а р и н а (Горелову). Поговорили. Я пойду… (Матери.) До свиданья! (Уходит.)
М а т ь (вздыхает). Твои однокашники-то, поди, уже все переженились, а ты все бобылем ходишь, Алексей. Никак не встретишь настоящую девчонку, чтобы на всю жизнь…
Г о р е л о в. Что поделаешь, уж такой непутевый уродился… (Показывает фотографию Анны Сергеевны.) Красивая?
М а т ь. Душа была бы красивая… Кто это?
Г о р е л о в. Девчонка, которую ждал всю жизнь. Я женился, мама… Рада?
М а т ь (опешив). Обрадовал, сынок, нечего сказать… Без материнского, значит, согласия, втихомолку… Так… Самостоятельность выказал, а матери и словечка не соизволил написать.
Г о р е л о в. Мама… Я знал, скоро увидимся. Думал, вот сядем рядышком — все и расскажу…
М а т ь. Уже сижу. Слушаю.
Г о р е л о в. Она очень хорошая, мама, и ты ее наверняка полюбишь!
М а т ь. Это уж я сама решать буду.
Г о р е л о в. И дочка у нее очень славная девчушка. Наташей зовут…
М а т ь. И дочка?.. Дочка у нее? Нечего сказать, настоящая девчонка… Так… Она как же, сама мужу отставку дала или он ее с дочкой кинул?
Г о р е л о в. Его нет.
М а т ь. Был бы с ней, такого, думаю, у тебя не случилось… Не стал бы рушить чужую семью.
Г о р е л о в. Он погиб, мама, несколько лет назад.
М а т ь. Вот какие дела… (Смотрит в глаза.) Любишь?
Г о р е л о в. Другой не надо.
М а т ь. Ох, Алешка, Алешка… Не думала, не гадала, что ты так свою судьбу сложишь… Не поспешил ли, сынок? Совсем еще мальчишка…
Г о р е л о в. То возмужал, то мальчишка… А не поехать ли тебе к ней? Познакомишься. Аннушка будет рада…
М а т ь. Рада ли? Уверен больно…
Г о р е л о в. До конца. Ну как, билет на самолет заказать?
М а т ь. Что ж, с ней познакомиться хочу. Только билет мне на поезд возьми.
Г о р е л о в. Почему? Ты же мать летчика!..
М а т ь. На земле оно как-то надежней, лучше поездом. Ну, как там поется: «Присядем, друзья, перед дальней дорогой…»
Г о р е л о в. Я скоро улетаю, мама…
М а т ь. Только встретились, и вот… свалил на мою голову сразу все: и женитьбу, и полет… Знать, поэтому сюда и пригласили… попрощаться. (Плачет.)
Г о р е л о в. Повидаться…
З а н а в е с
КАРТИНА ПЯТНАДЦАТАЯКабинет Главного конструктора. Письменный стол, на нем телефоны. Неподалеку рабочий стол, рулоны чертежей. В углу макеты кабин космических кораблей. О л е г Д а н и л о в и ч работает за письменным столом.
Г о л о с с е к р е т а р я. Олег Данилович, к вам Горелов.
О л е г Д а н и л о в и ч (по селектору). Горелов? Пусть войдет. По телефону ни с кем не соединять, в кабинет никого не пускать! (Выключает настольную лампу и нажимает кнопку.)
Кабинет озаряется резким багровым светом. Входит Г о р е л о в.
Г о р е л о в. Разрешите, Олег Данилович?
О л е г Д а н и л о в и ч. Садись! Тут. (Указывает на кресло около стола. В упор, изучающе рассматривает Горелова.) Церемоний не люблю. Гожусь тебе в отцы, а посему буду звать на «ты». Как?
Г о р е л о в. Не имеет значения, Олег Данилович.
О л е г Д а н и л о в и ч. Правильно. Самочувствие?
Г о р е л о в. Нормальное.
О л е г Д а н и л о в и ч. Не верю.
Г о р е л о в. Почему?
О л е г Д а н и л о в и ч. Свет… Резок, раздражающе резок. Тебе хочется от него избавиться, больше ни о чем не думаешь. Так?
Г о р е л о в. Пожалуй. А вам от него не хочется избавиться?
О л е г Д а н и л о в и ч. Терплю. Даже полезно после долгой работы. Как чашка черного кофе. Свет — великая вещь, Горелов. Я в этой области эстет, вернее — гурман. Убежден, правильно выбранный свет всегда увеличивает работоспособность. Читаю при зеленом, расчеты делаю при голубом. Черчу при белом. Если появится новый человек, обязательно зажигаю эти багряные бра, чтобы быстрее переключиться на беседу.
Г о р е л о в. Вы хитрый, Олег Данилович.
О л е г Д а н и л о в и ч. Хитрый. Простак на нашей почтенной планете не проживет. (Показывает на макет.) И вот этих штук в космос не запустит!.. Картины пишешь?
Г о р е л о в. Редко.
О л е г Д а н и л о в и ч. Зря! Учти, когда тебя брали в отряд, это сыграло известную роль, не решающую, конечно, но сыграло…
Г о р е л о в. Почему?
О л е г Д а н и л о в и ч. А потому что никакая, даже самая лучшая цветная фотография не сможет заменить человеческого глаза, глаза художника, его эмоционального восприятия… Так что пишешь? Наверное, портрет женщины? Женщины, на которой женишься?
Г о р е л о в. Все про меня знаете?
О л е г Д а н и л о в и ч. Я должен знать все о человеке, которого запускаю в космос. Женись — это правильно. Взрослый неженатый человек настораживает. Это противоестественно. Знакомился с макетом новейшей техники? Впечатляет?
Г о р е л о в. Еще бы! Кабина «Востока» по сравнению с этими кажется просто допотопной.
О л е г Д а н и л о в и ч (останавливает взгляд на стоящей в углу модели кабины «Востока»). Перестань, Горелов! Никому не позволю так отзываться о «Востоке». Перед ним каждый космонавт должен встать на колени. С него началась космическая эра у землян. С Королева и с полета Юрия Гагарина.
Олег Данилович нажимает кнопку — в кабинете меняется свет, затем вторую — вспыхивает экран с изображением Гагарина и звучит его голос. Олег Данилович выключает магнитофон — в кабинете становится светло.
Эх, если бы у человечества не было того нелепого дня, который отнял у нас Гагарина!
Г о р е л о в. Извините, Олег Данилович, за мою бестактность.
О л е г Д а н и л о в и ч. Ладно, ладно, вернемся к нашим сегодняшним заботам. Значит, и «Заря», и «Искра» тебе понравились?
Г о р е л о в. Это чудо!
О л е г Д а н и л о в и ч. Хочешь лететь?
Г о р е л о в. Хочу!
О л е г Д а н и л о в и ч. А если не полетишь?
Г о р е л о в. То есть как?
О л е г Д а н и л о в и ч. Да очень просто. Предложение на Государственную комиссию вношу все-таки я.
Г о р е л о в. Буду ждать еще год, два…
О л е г Д а н и л о в и ч. А если и тогда не получится?
Г о р е л о в. Еще буду ждать, сколько потребуется… Потому что это цель моей жизни.
О л е г Д а н и л о в и ч. Не пышно ли сказано?
Г о р е л о в. Нет, Олег Данилович. Я готовлюсь к полету, а не к славе и почестям. Пойду в космос, как в бой…
О л е г Д а н и л о в и ч. Гм… Патетика…
Г о р е л о в. А вы что же, за электронного человека ратуете? Без эмоций и патетики? Я подумал, какой ужас свалился бы на человечество, если бы мы превратились в людей, только напичканных формулами и запрограммированных на определенные действия… Повернул ручку счетно-решающего устройства и узнал — женишься тогда-то и на такой-то, еще р-раз — полетишь туда-то и тогда-то, а в таком-то году родится сын или дочь. В третий раз повернул, и машина сухо и бесстрастно объявит — умрешь тогда-то и будешь захоронен на таком-то кладбище, дети твои проживут до такого-то года и переселятся на Марс… Ерунда все это! Прелесть чудесной, созданной природой конструкции, именуемой человеком, в том, что она живая и все живое ей свойственно, а не чуждо. Чем бы ни была напичкана моя голова, сколько бы в ней ни находилось знаний, я хочу прежде всего жить и чувствовать… Люблю, когда обо мне говорят хорошо, и злюсь, волнуюсь, когда плохо. Болею, когда моему другу тяжко… Наслаждаюсь небом и лесом и ору от радости, когда вытаскиваю из воды какого-нибудь паршивца подлещика… Человек — не долгий пришелец на нашей земле, но и за это короткое время ему многое дано и многое с него надо спросить. А самое главное — механизм аккуратен, точен, исполнителен, но он никогда не заменит человека, ибо человек творец, он в особые минуты принимает решения, на которые не способно ни одно самое совершенное кибернетическое устройство.
