Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.
РОБЕСПЬЕР (освежает прическу). В котором часу вы ушли? Вы долго меня искали?
Сен-Жюст следит за ним горящими глазами.
БАРЕР (поворачивается вместе со стулом). О, так вы придете?!.
РОБЕСПЬЕР. I should hope so…[72] Когда вы оттуда ушли?
БАРЕР. Пожалуйста, не торопитесь – объявлен часовой перерыв. Мы опять собираемся в половине девятого… (смотрит на часы) то есть через двадцать минут. (Встает, кланяется и уходит.)
РОБЕСПЬЕР (готов). Я вам очень признателен. Я буду вовремя.
Оба gens de la haute main[73] смотрят друг на друга, как будто взаимно загипнотизированные. Долгое время никто не двигается.
РОБЕСПЬЕР (наконец). My God[74]…
СЕН-ЖЮСТ (желая испытать его). Останься, выспись – от такой глупой затеи я их легко отговорю и сам.
РОБЕСПЬЕР (рассеянно). Спасибо… А знаешь, Антуан, я был бы счастливым человеком, если бы мог поверить, что это и правда глупость.
СЕН-ЖЮСТ (поднимает глаза с ангельским выражением). В конечном счете… это очень даже вероятно…
РОБЕСПЬЕР (с горьким смехом). Я надеялся, что ты хотя бы удивишься… (Начинает расхаживать.) Нечего себя обманывать. Даже старик Вадье не настолько глуп, чтобы добросовестно хвататься за мехи, чтобы потушить пожар. Они хотят усилить террор… (Останавливается.) Они хотят вызвать катастрофу. Да, революция принимает трагический оборот. Она больше не выгодна этим господам. Вот они и хотят ее прервать – во что бы то ни стало. Что значит благо государства, когда дело касается удобства его правителей?!
Республике недостает первейших основ. Мы потеряли два года из-за этих фракций; теперь в буквальном смысле неизвестно, с чего начинать, – работа увеличивается в квадратной пропорции к числу дней… а им уже надоело! Они устали! Я убаюкаю вас, мои верные друзья. Вам грезится устрашающий, сенсационный пример? Я исполню ваше желание. Так, что вы будете полностью удовлетворены… У террора все же есть свои хорошие стороны, господа коллеги! (Снова начинает ходить.)
Сейчас нужно прежде всего закончить войну. Всю мощь народа – на север. Мы должны разбить коалицию в течение лета: хватит уже впустую тратить средства и силы! Но для этого нужно контролировать генералов вблизи. Они любят войнушку… (Внезапный поворот.) Сен-Жюст, завтра ты поедешь на северный фронт.
СЕН-ЖЮСТ. Гм… знаешь…
РОБЕСПЬЕР (как ледяная бритва). Что?..
СЕН-ЖЮСТ (подчеркивая свои слова улыбкой). Пощади меня, о кровавый тиран, я поеду.
РОБЕСПЬЕР (встает перед ним; решительно). Слаженность и целеустремленность движений, Сен-Жюст! Против тех, кто вместо победы народа ищет собственной славы, у тебя есть террор. Однако важнее самой победы моральные позиции наших действий. От войны за существование государства до войны захватнической один шаг. Сделав его, мы перечеркнем революцию. Если бы победа должна была привести Францию к этому, то лучше будет войну проиграть. Запомни это. (Отходит; через плечо.) И присмотри-ка за господином Пишегрю, нечего этому юноше пожинать единоличные лавры.
СЕН-ЖЮСТ. Тогда ты должен постараться, чтобы Комитет уже завтра доверил мне эту миссию.
РОБЕСПЬЕР. И вдобавок он не должен заподозрить, что идея исходит от меня… (Задумывается; медленно.) Осуществлять диктаторскую власть, но так, чтобы никто не замечал!..
Не в силах устоять против комизма ситуации, разражается смехом, сердечным и в то же время отчаянным.
СЕН-ЖЮСТ (оживившись). Видишь ли, Максим, вот поэтому я оставляю тебя с такой неохотой. Ведь твоего нынешнего положения не удержать. Тебе не удастся дольше двух дней скрывать свои функции абсолютного монарха. Между тем смертная казнь за само предложение взять в руки верховную власть – это не шутки. Только подумай, как семьдесят твоих усталых коллег, на которых ты сейчас надавишь террором, будут ждать малейшего предлога, чтобы метнуть в тебя бомбу обвинения в узурпации власти. А это безотказно смертельное оружие.
РОБЕСПЬЕР. I can’t help smiling[75]. За два года это смертельное оружие иступили об меня до того основательно, что оно уже годится только в музей – как диковинка.
СЕН-ЖЮСТ. Клевета была неопасна. Отныне это уже не клевета, и первый же, кто отважится бросить обвинение, сметет тебя одним движением руки.
РОБЕСПЬЕР. Сначала он должен отважиться.
СЕН-ЖЮСТ (нетерпеливо). Не будь легкомысленным, Максим! Послушай, оставь меня здесь. Я займусь обработкой общественного мнения. Через три недели, Максим, ты сможешь официально принять диктатуру по единогласному требованию Парижа. Ты только подумай, сколько времени сэкономишь таким образом, не говоря уж о безопасности!
РОБЕСПЬЕР (задумчиво). Не могу, мой мальчик, фронт важнее.
СЕН-ЖЮСТ. У меня не будет ни минуты покоя. И вместе с тобой погибнет все!
РОБЕСПЬЕР. Значит, ты будешь за меня бояться. Не поверишь, как сладко сознавать, что есть хоть кто-то, кто трепещет за меня, а не передо мной… Но у тебя не будет к этому оснований. Ничего со мной не случится. Над тиранами бодрствует особое Провидение… Как-нибудь продержусь. Будь у меня еще два года…
Я должен преобразовать правительство изнутри, не нарушая его номинально. Дух Дантона деморализовал Конвент ужасающим образом. Нужно привести его к повиновению, снова наладить прерванный контакт с народом и так завалить работой, чтобы у них не оставалось времени на личные дрязги. Комитет же должен удержаться на высоте, хочет он этого или нет: должно же остаться хоть что-то, чему массы могли бы безоговорочно доверять. Коммуну надо обновить. У нас сейчас нет времени на ликвидацию саботажа.
Краткая пауза; шутливо.
Духовное объединение Франции!.. Прежде чем я насквозь проникну хотя бы в идею революции, пройдут десятки лет напряженного труда. В деревнях население до сих пор не знает, о чем идет речь. Большинство волнений и бунтов проистекают исключительно из этой ужасной моральной темноты. Воспитать из людей людей – вот наша первая, важнейшая цель. Это специальное задание якобинцев, а между тем филиальные клубы спят или бьют баклуши. Нужно запрячь их всерьез…
Администрацию надо прополоть. Ужас, что творится в провинциях. Эти народные общества, эти местные коммуны и революционные комитеты без курса, без надзора… Францию нужно бы наводнить тысячами энергичных комиссаров, умных и морально зрелых. Между тем людей, которым можно было бы доверить материальное и духовное благополучие хотя бы одного департамента, – раз, два и обчелся. Глупость на ответственных должностях наносит катастрофический ущерб: эмиссары самого Конвента свирепствовали во взбунтовавшихся провинциях, как чума. Вместо того чтобы исправлять зло и завоевывать симпатии населения, они укрепляли людей в их ожесточенном сопротивлении. Лион, Бордо, Нант опустошены…
О, иметь возможность быть справедливым… позволить себе разок эту роскошь и отправить Фуше с Колло на эшафот – за Лион! Знаю, что не могу… но при мысли об этом изувеченном городе я временами теряю над собой контроль. Злобные кретины, что один, что другой… а таких повсюду больше всего!
Государственной катастрофы мы пока избежали – но это не благополучие. (Останавливается у окна. Изменившимся голосом.) А времени так страшно мало…
СЕН-ЖЮСТ (пораженный, внезапно оборачивается. Тихо, без нажима). Почему? Ты ведь молод…
РОБЕСПЬЕР (снова рассеянный и утомленный). Почему? Не знаю. Но знаю, что это так.
СЕН-ЖЮСТ. Зато ты можешь наконец-то взять нужный темп. Фракции уничтожены; твой путь свободен.
РОБЕСПЬЕР (оборачивается с усталой улыбкой). Ну… по сути дела, ты прав. Я и правда могу теперь двигаться вперед… другое дело, что с этого дня вместо прежних баррикад поперек дороги – целая армия, засевшая в канавах и за заборами с тысячами снарядов наготове… (Возвращается на середину комнаты.) Мы не убили Дантона. Мы его размножили – разбросали его семена. Его кровь уже начала давать урожай. Будто кровь мифологического героя – из каждой капли рождается мститель за него.
Опирается о стол. Риторика, едва тронутая сарказмом.
Когда мы падем, Антуан, – ты и я, – нас поглотит и разъест известь, а наша мысль развеется, как дуновение, – только имена останутся и сделаются добычей историков. (Поднимается.) Но Дантона убить нельзя. Потому что Дантон – колосс жизни, первородный сын Природы – это бессмертный Зверь в человеке. (Всё в большем волнении.) Пока человек не перерастет в себе этого зверя, до тех пор он будет раз за разом восставать и истекать кровью – тщетно. Революция не достигнет цели ни в этот, ни во второй, ни в пятый раз. Развращенность Дантона, лживость Дантона с течением времени всегда будут перевешивать силу разбега ввысь…
