Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2
Все мало-помалу расходятся. Совсем темнеет.
МИРИАМ (ГОРГИЮ)Я до сих пор любила очень многих,
Того не скрою, индус, от тебя.
Ипархов важных и трибунов строгих
Я принимала часто у себя
В укромном гроте розового туфа…
Там даже был один апологет
И два епископские аколуфа.
Но дервиша я не любила, нет!
Каков ты? Вероятно, исхудавший
От долгих воздержаний и постов,
И с бородою, гребня не видавшей?
Мне любопытно б знать!
Вот я каков!
МИРИАМ молчит пораженная и подавленная.
Не правда ль, любопытно чрезвычайно?
Неистовый в упорстве человек!
Иль ты готов следить за мною тайно?
Да. Я с тобою не расстанусь ввек.
Какая мука! Солнце видеть близко —
И эту тень былого влечь всегда!
Взлететь, как феникс – и от обелиска
Позорным дням не скрыться никогда!
Пойми же ты, постигший много истин,
Всего одну, простейшую из них:
Твой голос, вид, весь ты мне ненавистен,
Так будь же горд – уйди с дорог моих!
О, никакая – слышишь? – в мире сила
Меня бы не заставила любить
Тебя опять…
Но разве ты забыла,
Что ты должна моей сегодня ж быть? —
И будешь.
Нет, проклятый! В том клянусь я
Самою девственнейшею Танит!
Скорее Нил польется вспять от устья…
А золото твое… вон где блестит!
(Кидает далеко от себя кошелек)
ГОРГИЙ (близко склоняясь к ней)Ты будешь, будешь, Мириам, моею,
Узнавши, сколько за тебя я дал.
Ведь я… ведь я… Нет, не могу! Немею…
(С усилием)
Я для тебя убийцей, вором стал!
Не веришь мне?
(Показывает кошелек)
Чей кошелек? Сосфена?
Такты его?..
Да, не один металл,
А то, что несравненно больше ценно —
И честь, и гордость я тебе с ним дал!
Иль, думаешь ты, было так легко мне,
Платонов дух проникнув до конца
И наизусть слова Сократа помня,
Душить и шарить в платье мертвеца?
Но что все вымыслы об идеале
Пред этим ликом женственным живым?
Топчи ж добро концом своих сандалий
Пурпуровых… Его я бросил к ним,
О змееносная…
(Падает к ее ногам и обнимает их)
МИРИАМ (зловеще-спокойно)Да! две подруги
В шафранной чешуе еще со мной…
И танец наш в зеленом лунном круге
Теперь уж будет – берегись! – иной…
Я прикасаюсь к розовейшим грудям,
Я пью ее полуночнейший взор…
Как счастлив я! Как счастливы мы будем!
Привет же вам, насилье и позор!!
Не правда ли, в руках моих прохлада
И гибкость змей? Узнай же, милый, их…
(Приближает змей к его шее и сразу резко)
Узнай! узнай!.. И умирай от яда!
А… смерть? И смерть у самых уст твоих?
И близ возможного уж наслажденья?
Нет! Не хочу… Эй, кто тут?.. Все сюда!
ЯВЛЕНИЕ 8-Е
С одной стороны появляются ПАЛОМНИК и ВЕВЕЯ, с другой – БИРРИЙ.
МИРИАМ прячется за мачту.
ГОРГИЙСпасите! Я отравлен… О, мученье!
Вся кровь в огне… Во взорах – краснота…
Я гибну из-за той… плясавшей танец!
Во имя Той, что не из этих стран,
Живи, но жить давая!
Чужестранец,
Ты – лекарь?
Да, я врачеватель ран.
Исчезла муть и мука огневая…
Я ожил! Чем тебя, спаситель мой,
Мне наградить?
Живи, но жить давая!
Вновь чудо! чудо! Он ли не святой?
Склонитесь же пред ним, слепые люди!
Склоняюсь пред твоим искусством, врач,
Хоть, как ученый, сомневаюсь в чуде.
Но что за труд ты хочешь? Сам назначь!
Живи, но жить давая…
Трижды то же!
Иль он как сведущ, так и прозорлив?
То – ангел, ангел… Белый ангел Божий!
Он видит знак, что носят, кровь пролив.
Ступай ты к дьяволу!
Та в ужасе отходит.
Ты здесь ли, Биррий?
Здесь.
Подойди! Что встал там, дуралей,
Стуча зубами и глаза расширя?
Нет… Лучше самого меня убей! —
Его… его я убивать не стану…
Он знает всё… Он – бел, голубоок…
Он излечил смертельнейшую рану…
То – светлый Горус, – лотосовый бог!
И мы о нем посмели мыслить худо?!
И мог бы от руки моей он пасть?!
Ой, страшно, страшно!.. Прочь скорей отсюда!
Куда ты, трус?
Хоть крокодилу в пасть!
(Убегает.)
ГОРГИЙНе удалиться ль по его примеру?
Опасен этот молодой авгур!
Как в тайное познанье ни не веруй, —
Себя губить нелепо чересчур…
(Уходит.)
МИРИАМ отделяется от мачты, за которой скрывалась. ПАЛОМНИК сидит в отдалении, ВЕВЕЯ – у его ног. Увидев МИРИАМ, та идет ей навстречу.
МИРИАМ (про себя)Он не погиб?.. А жаль! С его утратой
Не стала бы я слишком горевать.
(Заметив ПАЛОМНИКА и ВЕВЕЮ, ревниво)
Ты с ним, Вевея? С ним чуть не с утра ты!
О, я почти готова ревновать!
Не говори… Так говорить не нужно!
Кощунство! Грех!
Но здесь, в лучах луны,
Что делаете вы? Иль так вы дружны?
Иль, правильней сказать, так влюблены?
Безумица! Бесстрастный, бестелесный,
Он сам подобен лунному лучу
Иль духу неба!..
Всё ж то – дух прелестный!
Бесстрастный ли, – не знаю… И хочу
Сама в том убедиться!
(Направляется к ПАЛОМНИКУ)
ВЕВЕЯ (останавливая ее)Слушай! Разве
Не при тебе сейчас он исцелил
Чудеснейше, не прикасаясь к язве,
Того, что здесь змеей укушен был?
Так как же ты дерзнешь…
Мой ум помешан,
Сказала ты… Да. И на нем! на нем!
Что юн и соблазнительно безгрешен…
Как в этом ты раскаешься потом!
(Убегает.)
Звучит далекая музыка.
Отчего ты, юноша, так скучен?
Иль ты не жаждешь приключений, —
И тебе не весел скрип уключин,
Резкий ветр и ширь морская в пене?
Что такое – скука, я не знаю
И привык я к шири беспредельной,
А когда плывешь к Святому Краю,
Рев ветров – как нежный свист свирельный!
Да, не скучен ты, но ты печален!
Иль грустишь ты, милую покинув? —
Дом жилой – для мраморных развалин,
Женский смех – для фырканья дельфинов?
Нет. Печаль мне также незнакома,
И немыслимо разлуки горе!
На земле же этой нет мне дома:
Он – далеко, средь лазурных взгорий…
Да, ты не печален. Но ты скромен!
Или ты не знаешь ласк любовных?
О, поверь мне, их восторг огромен, —
Слаще нардов и псалмов церковных!
Женщина! Мне твой язык невнятен.
Сам тогда мне что-нибудь скажи же!
Лишь позволь вот здесь, средь лунных пятен
И у белых ног присесть поближе…
(Садится.)
ПАЛОМНИКЯ скажу: лепечешь ты о счастье,
А его сама не испытала.
Тяготят объятья и запястья, —
И от них ты, бедная, устала…
Как ты прав!
И вот еще скажу я:
Как стекло пред этим халцедоном,
(Указывает на ее застежку)
