Федор Сологуб - Собрание пьес. Книга 2
Человек земли. Что же, разве я виноват в этой крови?
Она. Я не хотела тебя упрекать. Разве есть виноватые? Я полюбила тебя, и если бы еще раз надо было сделать то, что я сделала, то я снова поступила бы так же. О, какою жестокою ценою куплено это безумие! Да и как же иначе? Все в мире связано, все сковано пламенным кольцом любви и страдания, неразрывным, вечным. Не уйти из него, не вырваться из этих оков, — и все мы вместе, все, живые и мертвые, любящие и любившие, все отвечаем друг за друга.
Человек земли. Милая, помни одно, что мы любим друг друга. Верь нашей любви, верь жизни, которая вся еще перед нами.
Она. Люблю, люблю! Но отчего же такая смертная печаль? Значит, одной любви мало.
Человек земли. Но разве его ты не любила?
Она. Зачем ты это говоришь? Что ты говоришь! Нет, нет, нет, его я любила! Я была ему верна, я делила с ним все горести жизни. Но я перестаю понимать. Нет, нет, не говори ничего. Я не могу, — слова твои меня убивают.
Человек земли. Милая, милая, успокойся! Тебе одной на земле я верю. Ты для меня — единственная и последняя.
Она. Верь и ты мне, верь, дорогой мой! Я люблю его, люблю тебя, душа моя разрывается. О, что же делать нам с любовью нашею? Душа моя умирает! Я не могу, не могу!
Человек земли. Милая, не плачь так, не плачь. Кто дал нам душу, тот дал нам и любовь.
Она. А что мы делаем с любовью, что делаем! Сколько горя, сколько крови!
Человек земли. Любовь поможет нам пережить.
Она. Люблю тебя, люблю в жизни и в смерти. Но эти призраки, эти мертвые! Сердце мое разрывается. (Падает в изнеможении и рыдает.)
Человек земли. Плачь, если ты можешь плакать. А вот у меня и слез нет.
Она поднимается, вдруг спокойная. Смотрит на него, и в глазах ее ожидание.
Человек земли. Тяжелая колесница счастия! С нее прогнал я женщину, которая казалась мне такою же пустою и легкомысленною, как и многие другие, — и колеса моей колесницы раздавили ее грудь. Может быть, я слишком неосторожно сбросил ее. Но вот она мертва, и на лице моем брызги ее крови.
Она (спокойно). Что же ты хочешь делать?
Человек земли. Ты чего-то ждешь от меня?
Она. Ты знаешь, чего я жду.
Человек земли. Я знаю. Я привык честно расплачиваться по своим обязательствам. Я — сын оклеветанного, но мужественного века. Но ты готова ли?
Она. Милый, с тобою вместе, к ним, которые погибли, потому что мы им изменили.
Человек земли. Дыхание Смерти надо мною, — и вдруг так ясно в душе моей. Никогда душа моя не была так светла, как теперь.
Она. Милый, милый, ты это знаешь, нельзя пережить! Нельзя строить на трупах.
Человек земли. Когда же ты хочешь?
Она. Сейчас. У тебя есть?
Человек земли (подходит к столу, вынимает револьвер). Верный друг, он всегда со мною, всегда готов служить.
Она (радостно). Вместе умрем.
Человек земли наводит на нее револьвер. Лицо ее светлое и радостное. Занавес опускается. Слышны два выстрела.
<1914>
Проводы
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Анна Сергеевна Старкина, довольно молодая дама.
Лиза, ее дочь.
Пауль Липпа, интеллигентный эстонец-крестьянин.
Янов, приказный из запаса, адвокат.
Катя, его жена.
Бубенчиков и Козовалов, студенты.
Козовалова, мать.
Лейфельд, эстонец, толстый, пожилой.
Дачная местность на берегу моря в Эстляндии. Сад и часть дороги. Вдали виден берег Финского залива. За сценой слышны звуки музыки и пения. По дороге проходят время от времени дачники, крестьяне, запасные, дети. Оживление, шум.
Лиза. Как хорошо. Какое одушевление… Точно не на войну идут, а на праздник…
Анна Сергеевна. Ужас… Ужас… Чему ты радуешься, Лиза?
Катя. Конечно, эта война похожа на праздник. Она обещает нам так много перемен, такую светлую и свободную жизнь. Ведь это — война против войны, крестовый поход против жестоких пруссаков и швабов.
Анна Сергеевна (махая рукой). Ну, дождались, досидели… Ужас, ужас… Говорила я, что сразу же надо было уезжать в город, как только сербы не захотели покориться. И не понимаю, не понимаю, почему они не выполнили того, что от них требовали. Смирились бы, и войны бы никакой не было.
Лиза. Нет, мама, довольно славянам терпеть тевтонскую и швабскую наглость. Да и нам довольно их терпеть. Пора нам быть хозяевами в своем доме…
Анна Сергеевна. Ну, Сережа, что вы слышали нового?
Лиза. О, у него всегда новости. Газета… А сколько неверных сведений. Ходит и на всех своими рассказами уныние наводит. А с виду такой веселый.
Бубенчиков. Немцы здесь высадятся. Здесь крепости нет и сильного флота у нас нет. Они сюда и пойдут, и отсюда прямо в Петербург.
Лиза. Неправда, неправда… Их здесь не пустят высадиться. И кто вам говорит такие глупости?
Катя. Мальчики любят возбуждать сенсации.
Бубенчиков. Извините, Екатерина Николаевна, я — не мальчик, я уже давно студент.
Анна Сергеевна. Ужас… Ужас. Что же снами будет?
Лиза. Мама, как тебе не стыдно так грустить…
Козовалов (мрачно). Нет, немцы придут с юга и разрушат железную дорогу. А что с нами будет — это покрыто мраком неизвестности.
Анна Сергеевна. Ужас… Ужас…
Лиза. И что вы говорите… Прямо бред какой-то… Немцам здесь не дадут высадиться. И до нашей железной дороги им не дойти.
Анна Сергеевна. Как же не дойти, Лизочка, если из Восточной Пруссии на нас три армии двигаются… Ведь это во всех газетах написано…
Лиза. Да ведь и наши армии есть…
Анна Сергеевна. Жалко смотреть на эту несчастную Катю Янову. Бедная… Только три года замужем, два ребенка, они только так хорошо устроились, и вот он должен идти.
Лиза. Она не плачет. Она весела. И я бы на ее месте не плакала. Я завидую ей… Ее милый примет участие в такой великой войне, в такой правой, святой войне…
Анна Сергеевна. Как можно быть веселой в такие дни…
Лиза. В такие-то дни и надо быть бодрыми и сильными. Катя, вы не плачете?
Катя. Как можно… Расстраивать его. Он такой нервный… Но идет молодцом…
Лиза. У вас веселое лицо? О, какая вы милая… Как я вам завидую… Вы провожаете мужа, которого так любите, и у вас веселое лицо…
Катя. Смеюсь, чтобы не плакать. Пусть вспоминает меня веселую, и сам будет весел. Нам-то здесь хорошо, а им там будет очень трудно.
Лиза. Катя, милая Катя, у меня такое предчувствие, — его не убьют, он вернется…
Катя. Спасибо, милая Лиза, вы хотите меня утешить. Если не вернется, у меня есть дети… дети… Они будут помнить… гордиться… (Поспешно отходит, чтобы скрыть слезы.)
Янов. Воевать так воевать. По-моему, воевать нам необходимо до конца. Сокрушить это гнездо милитаризма и реакции, раздавить эту злую гадину, из-за которой нам всем тяжело дышалось.
Катя (опять улыбаясь, словно и не было слез). А не струсишь?
Лиза. Конечно, нет… Конечно…
Янов. Русский воин не знает страха…
Анна Сергеевна. Немцы сильнее, — у них все мужчины на войну пойдут, а у нас многие остаются.
Лиза. Не в силе Бог, а в правде.
Козовалов. Призовут, так и мы пойдем.
Анна Сергеевна. Ну, куда уж вам…
Лиза. А мне их жалко. Молодые, сильные, а их не берут туда, где сражаются за такое правое дело.
Янов. И нас, взрослых, довольно. Это пусть в Германии подростков зовут.
Бубенчиков. Алексей Иванович… И вы впадаете в ту же ошибку относительно моего возраста?
Янов. Хоть бы позвали их убирать поля запасных, которые на войну ушли. Сами-то не догадываются, белоручки…
Анна Сергеевна. Что ты на них нападаешь, ведь ты сам…
Лиза. Правда, мама, никого не надо упрекать. Надо, чтобы каждый сам делал все, все, что только может.
Катя. Ты, главное, смотри не простудись, не промочи ног. Вы не смотрите, что он большой, он у меня слабенький.
Янов. Ну, за себя постою. Немцу в плен не дамся, как ты в своей глупой песенке поешь.
Лиза. И вовсе не глупая песенка. Катя, спойте нам эту песенку.
Катя. Да как же?..
Лиза. Да вот Бубенчиков может. Он знает аккомпанемент…
Катя (поет).
