Валентин Герман - Философская драма. Сборник пьес
ИУДА: Да, они говорят, что – любят. Очень любят: даже больше, чем самих себя.
КАИФА: Ну вот!.. А если мы захотим взять его, не вступятся ли они? Не поднимут ли они – например – восстания?
ИУДА (засмеялся продолжительно и зло): Они?.. Эти трусливые собаки, которые бегут, как только человек наклоняется за камнем… Они?!.
КАИФА: Разве они такие дурные?
ИУДА: А разве дурные бегают от хороших, а не хорошие от дурных?.. Хе! Они – хорошие, и поэтому побегут. Они – хорошие, и поэтому они спрячутся. Они – хорошие, и поэтому они явятся только тогда, когда Иисуса надо будет класть в гроб. И они положат его сами, а ты – только казни!
Пауза.
Только – казни…
КАИФА: Но ведь они же любят его! Ты сам сказал.
ИУДА: Своего учителя всегда любят, но – больше мёртвым, чем живым. Когда учитель жив, он может спросить у них урок, и тогда им будет плохо. А когда учитель умирает, они сами становятся учителями, и плохо делается уже другим! Хе!..
КАИФА (усмехнувшись): Ты обижен ими. Я это вижу.
ИУДА: Разве может укрыться что-либо от твоей проницательности, мудрый Каифа? Ты проник в самое сердце Иуды. Да. Они обидели бедного Иуду. Они сказали, что он украл у них три динария… Как будто Иуда не самый честный человек в Израиле!
КАИФА: Ну ладно. Ты иди пока, я подумаю над этим.
ИУДА: Я вижу: мудрый Каифа чего-то боится…
КАИФА (надменно): Я довольно силён, чтобы ничего не бояться. Чего ты хочешь?
ИУДА (раболепно склонившись): Я хочу предать вам Назарея.
КАИФА: Он нам не нужен. Ступай.
ИУДА: Но я должен прийти опять? Не так ли, почтенный Каифа?
КАИФА: Тебя не пустят. Ступай!
Пауза.
Ну?.. Ты всё ещё здесь?
ИУДА: А если он всё-таки подожжёт храм?
КАИФА: Не подожжёт. Это у него просто такая фигура речи.
ИУДА: Фигура речи?.. Но ведь ты слышал, первосвященник, что у него много учеников. Кто-нибудь из них может понять его слова (эту фигуру речи) буквально. Ему же не обязательно самому поджигать твой храм. Это могут сделать другие…
КАИФА: Что?.. Ты… на что это намекаешь?.. Другие?.. Уж не ты ли? Ты – что? Угрожаешь мне, Кайфе, поджогом храма?!
ИУДА: Ну что ты, первосвященник! Разве бы я посмел? Я же говорю: у него слишком много уже учеников, а по-настоящему толковых среди них – единицы… Кто-то может понять его слова и буквально…
КАИФА (помолчав): Чего ты хочешь?
ИУДА: Я хочу продать вам Назарея.
КАИФА: Продать?.. Сколько же ты хочешь за твоего Иисуса?
ИУДА: А сколько вы дадите?
КАИФА: Сколько дадим? А сколько мы дадим?.. Знаю я вас, торгашей! Вы все – шайка мошенников… Иметь дело с шайкой мошенников… Тридцать серебреников – вот сколько мы дадим.
ИУДА: Скока, скока?..
КАИФА: Тридцать серебреников!
ИУДА: За Иисуса? Тридцать серебреников?.. За Иисуса Назарея?!. И вы хотите купить Иисуса за тридцать серебреников?.. И вы думаете, что вам могут продать Иисуса за тридцать серебреников?
Оборачивается в зрительный зал.
Слышите?.. Тридцать серебреников! Кто из вас согласится продать Иисуса Христа за тридцать серебреников? А?.. Тридцать серебреников!.. За Иисуса!..
КАИФА (тоже повернувшись к залу): Если не хочешь, то – ступай! Мы найдём человека, который продаст дешевле.
ИУДА: Дешевле?! А ху-ху – не хо-хо?!.
КАИФА: Вон!
ИУДА: А то, что он добр и исцеляет больных, это так уже ничего и не стоит, по-вашему? А? Нет, вы скажите, как честный человек!
КАИФА: Если ты…
ИУДА (не давая ему говорить): А то, что он красив и молод, как нарцисс, как лилия? А?.. Это ничего не стоит? Вы, быть может, скажете, что он стар и никуда не годен, что Иуда продаёт вам старого петуха? А? Да у него и зубы ещё все целы, как у арабского жеребца!..
КАИФА (кричит): Если ты…
ИУДА: Тридцать серебреников!.. Ведь это и одного обОла не выходит за каплю крови! Половины обОла не выходит за слезу!.. Четверть обОла – за стон! А крики?.. А судороги?.. А за то, чтобы его сердце – навеки остановилось?.. А за то, чтобы закрылись его бирюзовые глаза?.. Это – что? – даром?!.
КАИФА (задыхаясь): За всё! За всё!..
ИУДА: А сами вы сколько наживёте на этом? Хе?.. Вы ограбить хотите Иуду, кусок хлеба вырвать у его детей!.. Я не могу! Я… я на площадь пойду, я кричать буду: Каифа ограбил бедного Иуду!.. Спасите!..
КАИФА (топая ногами): Вон! Вон!..
ИУДА (вдруг смиренно согнувшись): Но если ты так… Зачем же ты сердишься на бедного Иуду, который желает добра своим детям? У тебя тоже есть дети, прекрасные молодые люди…
КАИФА (задыхаясь): Мы – другого… Мы – другого… Вон!..
ИУДА: Но разве я сказал, что я не могу уступить? И разве я вам не верю, что может прийти другой и отдать вам Иисуса за пятнадцать оболов? За два обола? За один?.. Я согласен, я согласен, благочестивый Каифа… Я – согласен!.. Тридцать серебреников, так тридцать серебреников…
Затемнение.
Иисус перед толпою учеников.
ИИСУС: Слушайте меня все и разумейте… Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его. Но – что исходит из него – то оскверняет человека. Если кто имеет уши слышать, да слышит!.. Неужели и вы так непонятливы? Неужели не разумеете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его? Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища. Исходящее из человека оскверняет человека. Ибо изнутри, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство. Все это зло изнутри исходит и оскверняет человека…
Затемнение.
Пещера на берегу подземного потока.
Из воды на камни вылезает насквозь мокрый Левий Матвей. Садится, отирая воду с лица.
ЛЕВИЙ: Господи!.. Господи!.. Ты дал мне выжить, опустив меня не на камень, а на воду… Чудо, чудо!.. Это воля Твоя!.. Ты не позволил мне умереть, дал мне выжить… Для чего, Господи? Для какого нужного Тебе дела Ты меня спас?.. Ведь это же не могло быть просто так, какой-то простой случайностью… Таких случайностей не бывает, Господи. Я же знаю! Это – воля Твоя… Что же я должен теперь для Тебя сделать? Господи!.. Вразуми меня! Вразуми, дурака!..
Думает какое-то время.
Что ты хочешь, Господи? Чтобы я всё-таки остановил Иуду, помешал ему предать Иисуса на муки?.. Но этого я – при всём моём желании – уже не успею сделать. Да он, наверно, уже сходил к иудеям и донёс. Что же я могу теперь, Господи?.. Что я могу?.. Или Ты, может быть, хочешь, Господи, чтобы я… чтобы я – наоборот – помог ему?.. Чтобы я помог Иуде обожествить Иисуса?..
Затемнение.
Иуда и Фома идут по дороге.
ИУДА: Ты хочешь видеть глупцов?.. Посмотри: вот идут они по дороге, кучкой, как стадо баранов, и подымают пыль… А ты, умный Фома, плетёшься сзади, а я, благородный, прекрасный Иуда, плетусь сзади, как грязный раб, которому не место рядом с господином.
ФОМА: Почему ты называешь себя «прекрасным»?
ФОМА: Красив?
ИУДА: А ты разве не видишь этого, мой умный Фома?..
Затемнение.
Левий Матвей перед занавесом.
ЛЕВИЙ:
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства
И был теперь, как смертные, как мы…
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти чёрные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дрёмой,
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись,
как пласт…
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и – впереди – Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Пётр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать
железом,
Вложи свой меч на место, человек!..
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоскА тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следА.
Но – книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться.
Пускай же сбудется оно. Аминь!
Затемнение.
