Дмитрий Дарин - Поспели травы
13
Москва, Лобное место, сентябрь 1698 года. Красная площадь запружена народом.
СтарухаГосподи, помилуй!
Да сколь ж виселец, колес и плах!
Такого на Руси еще и не видали.
Ты жила при добреньких царях,
А ныне – царь из стали.
Скоро наших привезут,
Смотрите, дети, кричите в полный глас,
Чтоб ваш отец увидел вас,
Пред тем, как (плачет)… отсекут…
Ты что – стрельчиха?
Не позавидуешь тебе.
Кричи потом, сейчас же – тихо,
Коль хочешь жить в своей избе.
Сейчас ведь с вами строго,
Чуть что – в Сибирь дорога.
Да ты молодку не стращай,
Навзрыд кричит себе пущай —
Кормильца на глазах казнят,
Побойся Бога, что ль, солдат.
Маменька, маменька,
В чем тятя виноват?
Ты, солнышко мое, откуда ж знать,
Так Бог судил – отца отнять.
Не Бог судил, а царь.
Такого не было и встарь.
При Грозном даже – сотнями за раз.
О, Господи, помилуй, грешных нас.
Да ты, никак, сто лет живешь?
Что ты врешь!
Не плачьте, детки, рано, рано…
(отворачиваясь)
Смутьяны… и плодят смутьянов.
Какое-то закланье… как баранов.
Стрельцов уже везут,
Чуть-чуть придется поскучать.
Ну что ж, недолго ждать.
Любая власть – проклятье,
Которого царю не избежать.
Но власть обязана карать —
Пружина портится без сжатья.
Россия ж духом заржавела,
Обрюзгла вся, закостенела,
Где дух господства, дух победы?
Гниет зерно, одни плевелы —
Отсюда бунт, отсюда – беды,
И воровство – страшней разбоя лесом,
Но ржу всегда скоблят железом.
Когда они уже поймут,
Что в новом мире нас не ждут,
Как мир, свое отживший, старый.
Европа лыбится над нами,
Торгуя словно с дикарями.
Ведь мы для них – татары.
Торговля морем, флот морской
И регулярные полки – вот чем сильна
Должна быть русская страна.
И если надо взять войной,
То будет им еще война.
Но тянет, тянет вниз народ,
Как крест огромный и тяжелый
Когда неверящий несет.
Ну как вести страну вперед
Без крови черной у престола?
Хоть власть моя угодна Богу,
Но… много крови, много…
А злая совесть стоит палача —
Дурные сны, покоя нет,
То тьма в глазах, то слепит свет,
А всмотришься – горит свеча,
Как поминают убиенных.
Но совесть государства – в хрусть измену
Велит рубить от царского плеча —
То долг пред Богом и страной.
Лишь крест – как будто из свинца —
Нести народ страдальный свой,
Нести и… мучить без конца.
Государь, готово все.
Вот только…
Ну что еще?
Здесь Патриарх.
(с иконой Богородицы в руках)
Государь, к тебе я обращаю
Всю силу слов Господа нашего Иисуса Христа
О милости и молении за врагов своих.
И семена смиренья сея…
Ты говори, пожалуйста, яснее.
К чему икона? Разве крестный ход?
Кому и крестный ход.
Вся площадь Красная полна народу,
Что молится и слезы льет как воду
За тех, кто нынче перед Богом предстает.
И ты молись, коль надо. Все, иди.
Ты выслушай меня без злобы —
Средь осужденных есть духовные особы.
Прошу тебя – хоть их-то пощади.
Коли ворам не сечь голов —
Житья не станет от воров.
А те попы на воровство благословили —
Пред сечей у монастыря
Ворам молебен отслужили,
А значит – прокляли царя.
Я всю страну, как вол, тащу,
Да что живот – родных не пощажу,
Для славной доблести России.
Ты для того с иконой здесь,
Чтобы в дела мирские лезть,
И без тебя за них просили,
Да отказал я от порога.
Ты только сердцем веришь в Бога,
А я и сердцем и умом.
Везут! Везут!
Иди, договорим потом.
Сейчас черед за топором.
Прикажешь начинать?
Начаться может суд,
Теперь пора кончать.
Солдаты! Барабанный бой!
Среди бояр есть плут.
Хочу вас кровью испытать,
Голицын, Меншиков, – за мной.
Мин херц, зачем?!
Ведь я тебе обязан всем!
И в сердце твердость, и – в руках,
Хочу взглянуть на ваш размах.
Добро пожаловать на плаху,
И чем страшнее в палачах —
Тем меньше вам в боярах страху.
А чтоб вам легче было бить,
Я лично трех готов казнить.
Господи Исусе! Сам казнит!
Царь взялся за топор!
Воистину, не ведает, чего творит.
С каких-то пор
Цари меняют палачей?
Оно для крови горячей,
Когда ты сам закон, и сам
Стрельца отправишь к праотцам.
Живи хоть двести лет —
Такое разве что приснится.
Не видно моего-то, нет?
Ох, мочи нет томиться.
Ну что, стрелец? Готов на плаху лечь?
Везучий ты – царь будет сечь.
Держите руки, вы, бояре,
Чтоб не елозил при ударе.
И-и-и хрясь!
(Народ, крестясь, падает на колени.)
Спихни, Данилыч, бошку в грязь.
Давай сюда второго.
Ну что, душа твоя готова
Предстать на небеса?
Везучий ты как избежавший колеса.
Держи, Голицын, крепче.
И-и-и хрясь – и стал чуток полегче.
Тащи еще – да руки чтоб назад.
Мешают мне открытые глаза.
Ударом ноги скидывает голову с досок.
СтрельчихаСвет мой, батюшка, супруг мой, ясны очи,
Взгляни сюда, здесь детки наши! Мы с тобой!!
Ну плачьте, дети, что есть мочи,
Мы здесь! Здесь! Здесь!! Ох, Боже мой!
Смотри, какой храбрец.
Как звать тебя, стрелец?
Проскуряков, стрелец азовского полка.
Неужто служба нелегка,
И так невмочь терпеть,
Что легче смерть под топором?
Уж лучше человеком умереть,
Чем жить всю жизнь скотом.
Прощайте, православные, простите!
Кланяется народу.
Князья, чего стоите!
Поставьте вора на колени.
(Замахивается, но опускает топор.)
Хоть и повинен ты в измене,
За храбрость духа жизнь дарю.
Ты, кланяйся царю!
Я только что от Бога,
Так ты меня ужо не трогай.
Спасибо, царь, на добром слове.
Так где ж теперь служить?
В Азове.
Пшел вон, мешаешь мне рубить.
Милость! Милость!
Стрельчиха падает без чувств.
МужикВот же какое приключилось.
Стрельчихе помогите, сил лишилась.
Да голову держите выше,
Очнись ты, чудо уж свершилось —
Твои молитвы Бог услышал.
Случайно из-под смерти вышел.
Окстись, служивый!
Все, кто там был, уже не живы.
Ведь это чудо!
Воистину, что чудо.
Иди сюда, Голицын,
Да не криви ты рожу!
Не ты ль писал моей сестрице?
Твой почерк-то зело похожий.
Сознаешься сейчас – поедешь в ссылку,
Дознаюсь сам – сниму с живого кожу,
Класть будет нечего в могилку.
Государь, вот плаха, мокрая уже,
Сейчас секи, хоть бей на правеже —
Всегда служил тебе по чести.
А нашептал кто, то из мести.
Ну ладно, старая лисица,
Испытывал тебя, не обессудь,
Но разговор сей не забудь.
Держи топор, Голицын.
Петр спускается с эшафота. Народ опускает головы.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Царь Петр I выкорчевывал не только измену, но и все стрелецкое сословие, этой изменой неизменно бродившее. Только в сентябре и октябре было казнено около тысячи человек. Трупы казненных не убирались с места казни пять месяцев. Жен и детей казненных стрельцов частью отправили в Сибирь, остальных запретили принимать в домах, обрекая их тем самым на верную гибель. Царевна Софья была пострижена под именем Сусанны и скончалась в Новодевичьем монастыре в июле 1704 года. Царевна Марфа, также имевшая сношения со стрельцами, была пострижена в монахини в Успенской обители под именем Маргариты, где и скончалась в 1707 году. Письмо Софьи к стрельцам так и не было найдено. Стрелецкий розыск продолжался очень долго. Стрелец Маслов, читавший стрельцам мнимое или настоящее письмо Софьи, не умер на дыбе, а был казнен в 1707 году.