Проспер Мериме - Семейство Карвахаля
Донья Агустина. И по ней надо будет спуститься?
Донья Каталина. Я с башни прыгну, лишь бы на свободу.
Донья Агустина. Иисусе сладчайший, пошли мне смелости!.. Дочка! А ты уверена, что твой отец будет спать?
Донья Каталина. Он, наверно, и сейчас спит. Идите ко мне в комнату. Время не терпит.
Донья Агустина. Господи, сжалься над нами! Святые Агата и Тереса, молите бога о нас!
Уходят.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Комната с алхимическими приборами.
Дон Хосе и Муньос в глубине сцены раздувают огонь в печи.
Дон Хосе. Прибавь еще ртути, и если смесь окрасится в желтый цвет, которого мы добиваемся с давних пор, позови меня. (Прохаживается вдоль рампы.) В сущности, теперь мне все равно. Было время, когда меня занимали эти опыты. А сегодня, если я добуду философский камень, то и это меня не обрадует... Мне все наскучило... Она ненавидит меня. Даже если б я не был ее отцом, если б я был на десять лет моложе... и тогда она не питала бы ко мне ничего, кроме отвращения... Алонсо умрет... Полюбит ли она меня после его смерти?.. Не все ли равно?.. Она родилась, чтобы сделать меня несчастным... пусть же и она будет несчастна! Мы, как два демона, схватились в бою; победителем хочу быть я... Я никогда не подчинялся никаким законам, кроме собственных желаний, почему же я не могу удовлетворить самую сильную страсть, какую я когда-либо испытывал?.. Однако... Э, одним преступлением больше, только и всего! Ведь мера все равно превышена! С детства — морской разбойник, потом — предводитель мятежников, помилованный благодаря измене, владелец поместья, добытого насилием... могу ли я надеяться на милосердие бога, которого люди называют праведным?.. Оставь я в покое Каталину, нрав мой не изменится... Я не понимаю, что значит раскаиваться!.. Я мужчина... Чтобы я... стал каяться... стал на колени перед чернорясыми олухами... читал молитвы?.. О нет! Их рай не для меня... Однако... О проклятые воспоминания детства!.. Сдается мне, что правда на их стороне... Но я не могу жить, как они... У меня кровь горячей... я из другого теста... Значит... всеправедный господь создал меня для ада... Пусть!.. Зато поблаженствуем на земле!
Муньос (подходит). Ваша светлость! Все испаряется. Через минуту в реторте ничего не останется.
Дон Хосе. Раймунд Люллий[13] — дурак, а мы того глупее, когда хотим по его способу добыть золото. Потуши огонь и иди спать. Сначала пройди дозором.
Муньос. Положитесь на меня.
Дон Хосе (глядит за кулисы). Кто это в черном проходит по большому залу?
Муньос (улыбаясь). Ваш духовник; он исповедовал негра Пятницу, которого завтра сожгут. Не мудрено, что вы его не знаете в лицо, — вы слишком умны для того, чтобы верить россказням ханжей.
Дон Хосе. Верно, уже два месяца, как он здесь. Теперь вспомнил.
Муньос. Ваша супруга его пригласила. Женщинам оно полезно.
Дон Хосе (после паузы). Я хочу с ним поговорить; позови его.
Муньос (удивлен). Духовника?
Дон Хосе. Не люблю повторять приказаний.
Муньос уходит.
Я еще ни разу с ним не говорил. Посмотрим, что из этого выйдет... Вот и он.
Входит духовник, отвешивая низкие поклоны. Дон Хосе пристально на него смотрит.
Дон Хосе (в сторону). Лицо его мне не нравится. Бьюсь об заклад, что он трус. (Громко.) Муньос! Оставь нас... Входите, садитесь.
Духовник. Сначала вы, ваша светлость.
Дон Хосе. Черт побери. Захочу, так сяду. Садитесь. Как вас зовут?
Духовник садится, дон Хосе время от времени прохаживается по комнате.
Духовник. Берналь Саседон, покорный слуга вашей светлости.
Дон Хосе (после паузы). Вы благочестивы, не правда ли? Вы набожны?
Духовник (удивлен). Ваша светлость...
Дон Хосе. Вы читали Писание, правда? Я тоже читал, когда лежал раненый, но черт меня возьми, если я в нем хоть что-нибудь понял!
Духовник (крестится). Ваша светлость!
Дон Хосе. Не бойтесь, я вас не съем. Скажите: вы когда-нибудь исповедовали великих грешников?
Духовник. К сожалению, да, ваша светлость.
Дон Хосе. И отпускали им грехи?
Духовник. Если они раскаивались, ваша светлость.
Дон Хосе. Раскаяние!.. Вы, кажется, называете это покаянием.
Духовник. Нужно уметь отличать раскаяние от покаяния, ваша светлость.
Дон Хосе. Не в том дело. Послушайте. Открывает ли раскаяние двери царства небесного?
Духовник. Да, ваша светлость, только...
Дон Хосе. А, говорите без обиняков! Вы на меня смотрите как на великого грешника, не так ли?
Духовник. Ваша светлость!..
Дон Хосе. Бросьте вашу светлость и не бойтесь. Говорите со мной как с равным. Вообразите, что я вам исповедуюсь... Итак?
Духовник. Во-первых, ваша светлость, если вы исповедуетесь...
Дон Хосе (топнув ногой). Отвечайте: да или нет?
Духовник. Да, ваша светлость... то есть нет... (В сторону.) Я погиб.
Дон Хосе (прохаживается). Дурачье! Не могут понять меня!.. Что же, наконец, нужно для того, чтобы покаяться и попасть в рай! Как я должен вести себя, чтобы доказать богу искренность своего раскаяния? Строгой епитимьей меня не напугаешь. Мне нужно сильное средство, чтобы выкрутиться сразу, и ничего больше.
Духовник (испуган). Во-первых, ваша светлость... вы прекрасно знаете, что такое добродетель. Без сомнения, что ни сделает ваша светлость, все будет хорошо... Но позвольте мне, смиренному, преподать вашей светлости совет... Осмелюсь заметить, что для бога нет ничего угоднее постройки храмов и часовен. Если бы вы, ваша светлость, захотели выстроить где-нибудь на вашей земле церковку с домиком для священника, который мог бы в то же время... я хочу сказать, который мог бы...
Дон Хосе (слушает его рассеянно). Разве вы, монахи, не испытываете бурных страстей, потрясающих душу? Как вы их изгоняете?
Духовник. Молитвами, ваша светлость.
Дон Хосе (презрительно). Нам не столковаться. Ступайте!
Духовник почтительно кланяется и уходит.
Молитвы... молитвы! Заладили!.. Добро, предложил бы он мне выйти безоружным на тигра, я бы ему поверил... я бы даже поцеловал его... Но нет, я не могу молиться, как женщина.
Муньос (возвращается). Ваша светлость! В апельсинной роще люди. Наверняка! Мой пес ворчит и царапает калитку, что выходит в рощу.
Дон Хосе. Алонсо сам лезет в капкан. Вооружи слуг, а главное, пока враг не проник, — никакого шума. Идем!
Уходят.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Спальня доньи Каталины.
Донья Агустина, донья Каталина.
Донья Каталина. Опоздать они не могут. Чу! Конь ржет на горе. Это он с друзьями индейцами.
Донья Агустина. Как сильно бьется сердце!.. Два часа хожу сама не своя... Я бы хотела забрать с собой кое-какие пожитки... и никак не могу выбрать платья... Ум помутился... Я как слепая... ничего не вижу.
Донья Каталина. Я возьму с собой только эту ладанку да жемчуг для жены кацика.
Донья Агустина. Как? Твой чудный куманский жемчуг для какой-то краснорожей? Что ты, дочка, опомнись!
Слышен крик.
Иисусе!
Донья Каталина. Вот они! Выше свечку, это условный знак.
Стреляют из пищалей.
Донья Агустина. Мы погибли!.. Конец нам! Убьют нас красные демоны!.. Отойди от окна, пуля может влететь. Спрячемся под кровать.
Донья Каталина (у окна). Что с ним? Крик, шум. Не поймешь, кто кого... Ах, в сад бы сейчас, к нему... поддержать его, унести на руках, если он ранен! Впрочем... окно не так высоко, я могу... (Ставит ногу на подоконник.)
Донья Агустина (подбегает и старается удержать ее). Несчастная! Что ты делаешь! Ты убьешься насмерть.
Донья Каталина. Оставь меня!
Донья Агустина. Нет, нет! Ты не прыгнешь в окно, не то я следом за тобой! На помощь! На помощь!
Донья Каталина. Они удаляются. Последний выстрел раздался уже в горах. Если успеют добежать до лошадей, тогда спасены. (Садится, покорно сложив руки.) Так угодно богу! Что станется со мной? Я сделала все, что от меня зависело... Мне не в чем упрекнуть себя. Я смело ожидаю удара.
Донья Агустина. Стрельба стихла. Слава богу! А сколько убитых? Подумаешь — дрожь пробирает...
Донья Каталина (подходит к окну). Надеюсь, они спаслись. Тс! Слышите? Вдалеке галоп.
Донья Агустина. Да, слышно, как цокают подковы. Все дальше и дальше.
