Наталья Арбузова - Мы все актеры
САБИР (мрачно): Не тюрки! Таджики не тюрки!
ИРИНА СЕРГЕВНА: И не тюрки и не чурки, эти Шурки сами дурки. Мольер во гробе радуется.
Холера незаметно встает. Надевает пальто в рукава. Уходит на негнущихся широко расставленных отёчных ногах, неслышно затворив за собой дверь. Человек в маске показывает ей вслед большим пальцем, загнувши остальные четыре.
ШУРКА (к Ирине Сергевне, кивая на братьев Шахзоды): И как Вы, Ирина Сергевна, этих двоих пустить в дом не побоялись? Моджахеды, блин.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Они мне крышу обещали…
ШУРКА (вылупляет глаза): Вы… Вы тоже? наркотой промышляете?
ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, в буквальном смысле. Будут мне летом крышу крыть, Шариф и его два шурина.
ШУРКА: Шурина-мурина, блин.
ОЗОД (замогильным голосом): Женщины не садятся за один стол с мужчинами.
ИРИНА СЕРГЕВНА (оторопев): Но у нас всего один стол…
ОЗОД (как из преисподней): Тогда они едят позже.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Волк, коза и капуста. А если вы двое будете обедать у себя в комнате на табуретке? и Шариф с вами, если захочет? (Трое брюнетов кивают).
ИРИНА СЕРГЕВНА: Хорошо, со следующего раза.
ШАХЗОДА (с шелковыми интонациями): Я буду им подавать и всё убирать.
ШУРКА: Докатились, блин. Эта Ваша крыша, Ирина Сергевна…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Наша общая крыша, Шура…
ШУРКА: …нашими слезами будет полита… общими… вперемешку… русский общинный уклад, блин… (Ирина Сергевна и Шурка улыбаются друг другу). А Шахзода у нас топ-модель. Если еще сделать такую восточную коллекцию… отпад.
ШАРИФ: Нет, это нельзя… Вы же знаете – наши женщины никуда, только дома.
ШУРКА: Блин, а магазин мыть можно? а в этом цехе вашем на площади – бывшие хозтовары – у станка стоять можно? в три смены, блин? станки допотопные, блин… грохот… тоже мне, блин, фундаменталисты.
ШАРИФ (без тени сомненья): Станки импортные. И там работают одни женщины. Это можно.
ШУРКА: А носки какие выпускают? мужские, блин? (Шариф серьезно задумывается). И хозяин, блин, мужчина?
ШАРИФ (не так уверенно): Хозяин должен быть мужчина.
ШУРКА: Гарем, блин. Белое солнце пустыни.
ОЛЕГ: Правда – восточные женщины лучше. (Тычет на Шахзоду). Вон, блин – молчит, вкалывает и улыбается. (Оборачивается к Шурке). Ты, блин, одна наезжаешь.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Вы, Шура, эмансипантка. Хвост трубой. Я – кошка, хожу где вздумается, гуляю сама по себе.
МАРСИК (поддерживает разговор) Фыр мяу!
ИРИНА СЕРГЕВНА (к Шахзоде, моющей посуду): А из Нау… цыц, Марсик, закрой пасть… из Нау видны снежные горы?
ШАХЗОДА (нежным голосом): Да.
ИРИНА СЕРГЕВНА: И летом в снегу?
ШАХЗОДА (простодушно): Нет, у нас всё растет – помидоры и чеснок.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Не в долине. На вершинах летом – снег?
ШАХЗОДА (поняв): Да, только далеко от Нау.
МАРСИК (сердито поправляет): Мяу.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Брысь! уйди в тень. (Человек в маске берет кота поперек живота и оттаскивает в тень).
МАРСИК (продолжает возникать): Демократия, блин.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Вот именно… тоже выучились разговаривать... мышей не ловят…
МАРСИК (кипятится): Мыши, блин! где ты их видела, холера?
ИРИНА СЕРГЕВНА: Я не холера! Холера вон сидит! Нет, гляди-ко, ушла. Где бы это записать… выморозили мы Холеру… (Пускает газ в АГВ на полную мочь).
ШАРИФ: Взорвете, блин. Клапана, блин, нету.
ШАХЗОДА (застенчиво): Я блины печь не умею. Я научусь.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, Шахзода. Блин – это вместо ругательства. Ты так не говори.
ШАХЗОДА (робко): И печь их нехорошо?
ИРИНА СЕРГЕВНА: Печь можно.
ШАХЗОДА: Пусть я пеку? а как называть?
ИРИНА СЕРГЕВНА (терпеливо): Оладушки.
ШУРКА: Ла-адушки, ладушки, где были? у бабушки.
АЛЁНКА (далеко-далеко, в шуме зимнего ветра): У бабушки с дедушкой не ладушки. Я давно во дворе гуляю, у меня ножки замерзли.
ШУРКА: Чтой-то сердце щемит. Отец там не просыхает, мать издёргалась. У Алёнки на снимке глаза как у волчонка.
ШАХЗОДА (стирая в раковине детские штанишки): Манзура в школу пошла. Мы ее не привезли. Я скучаю, когда мало детей.
ШУРКА: Ладно-ладно… не прибедняйся… подумаешь – далеко… ближнее зарубежье, блин… с чьими родителями осталась-то?
ШАРИФ: У нас дети всегда остаются в семье отца.
ШУРКА: Исламский мир, блин. Свои законы. (Раздается условный стук №1 в заднее окошко, выходящее на стенку сарая). Где Холера, блин? (Быстро отворяет дверцу чулана, заталкивает туда Озода, Сабира и Олега. Закрывает их, задергивает шторку, придвигает стул, сажает Шахзоду). Ну ты, Шухеразада, сиди тихо. (Входят двое ментов, синхронно берут под козырек).
МЕНТЫ (хором, в унисон): Прошу предъявить документы. (Шурка бросает на стол паспорт. Менты хватают его с двух сторон за обе створки, как раковину с жемчужиной, сдвинув головы и упёршись друг в друга лбами.) Гражданка Российской Федерации… регистрация на шесть месяцев… не просрочена… с дочкой… где дочка?
ШУРКА (резко): Спит. Предъявить?
АЛЁНКА (через расстоянья): Мама, я не сплю.
МЕНТЫ (вместе): Не треба. (Шариф протягивает замусоленные от вечных проверок ксивы на себя с женой). Граждане СНГ… регистрация на три месяца… не просрочена… без детей…
ШУРКА (нагло): Не вышло? (Человек в маске показывает длинный нос, не свой собственный из-под маски, а фигурально показывает. Менты по-прежнему одновременно прикладывают руку к козырьку и удаляются с важными физиономиями. Шахзода поскорей вскакивает со стула. Трое мужчин, нагнув головы, выходят из чулана.) Ну, Холера, только приди, блин.
ШАХЗОДА (надевает пуховый платок и пальто с воротником из синтетического меха): Пойду мыть магазин. У нас дети крепко спят. Может быть, Шариф устроит меня в цех. Если место будет.
ШУРКА: Эксплуатация женщины Востока… гастарбайтеры, блин… крохоборы…
ШАХЗОДА: Далер и Тахмина смогут там играть с другими детьми… таджики, узбеки…
ШУРКА: Еще азера, блин… про них забыла? В общем, ясли… семья, блин, называется… это что, Роза Люксембург придумала?
ШАХЗОДА: Розы я укрыла снегом, чтобы было тепло.
ШУРКА (разоряется): Коран с детсада… смычка, блин… (Все четверо мужчин хранят недоброе молчанье. Шахзода обувается и уходит в темноту.)
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
По закрытому занавесу бродит яркое пятно света от мартовского солнца. Висит препорядочная Сосулька. На голой ветке сидит невзрачная Синица. Вдоль авансцены вышагивает в армейских ботинках узкоплечий Олег, оттянув двумя руками ремень с тяжелой пряжкой. Марсик крутится у него под ногами, задравши темный, не в масть, пушистый хвост.
СОСУЛЬКА: Кап-кап-кап…
СИНИЦА: Тень-тень-тень…
МАРСИК: Мяяяу…
ОЛЕГ: Перезимовал, блин… без удобств, блин… пора расти над собой… на работе одни мужики… задержка в росте, блин… (Печатает шаг, лицо серьезное).
ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ
Молодая зеленая листва. В криво навешенную хлопающую от ветра калитку входит Олег, без рубашки, с золотым крестиком на груди, в пятнистых штанах и омоновских ботинках. Шариф, Озод и Сабир копают грядки ржавыми лопатами. Ирина Сергевна в тренировочном костюме и Шахзода в халате что-то сажают. Холера на скамье, в данном случае садовой.
КУКУШКА: Ку-ку… ку-ку… ку-ку… (запнулась).
ОЛЕГ (к Ирине Сергевне): Вы, блин, напустили сюда черно…
ИРИНА СЕРГЕВНА (поспешно): Да, тесновато… ладно… в тесноте – не в обиде…
ОЛЕГ: И вообще, мне в качестве условия проживанья необходим телефон. Вот если бы Вы провели, тогда было бы о чем говорить.
ИРИНА СЕРГЕВНА (с отвалившейся челюстью): У Шуры мобильник…
ОЛЕГ (медленно): Не в этом дело. Мне по роду занятий нужен интернет.
ИРИНА СЕРГЕВНА (хватается за забор): Ведь Вы охранник…
ОЛЕГ (с расстановкой): В фирме по закупке валюты. В центре событий. Мог бы свою капусту рубить. (Шурка стоит в дверях с напряженным выраженьем лица).
ИРИНА СЕРГЕВНА: Я узнавала год назад… тогда стоило тридцать пять тысяч… сейчас, должно быть, дороже… и канаву копать от старого клуба… подвеску не разрешили…
ОЛЕГ: А если дать на лапу?
ШУРКА: Не грузи, блин, хозяйку.
ОЛЕГ (решительно): Трамплин для скачка я себе, блин, обеспечу.
ИРИНА СЕРГЕВНА (миролюбиво): Пошли погреб утеплять… пока выходные… а то на будущий год у нас опять трубы померзнут…
ШУРКА: Эти хоть, блин, не лопаются.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Будем с ведрами таскаться. Готовь летом сани, а зимой телегу.
ОЛЕГ (сумрачно): Не хотелось бы в праздник.
ХОЛЕРА (услыхала со своей скамьи, возглашает сурово): Отцы и деды воевали. (Человек в маске бьет Холеру пыльным мешком по голове. Пыль стоит столбом в лучах весеннего солнца.)
ИРИНА СЕРГЕВНА: Еще два дня впереди.
ОЛЕГ: Завтра я уезжаю в Москву. И вообще меня со дня на день могут услать в длительную командировку. (Шурка вздрагивает. Олег сдергивает с веревки просохшую рубашку и поднимается на крыльцо, натягивая ее. Исчезает за дверью.)