Федор Сологуб - Собрание пьес. Книга 2
Кн. Друбецкая. Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
Кн. Элен. Папа, мы опоздаем.
Кн. Василий. Ну, до свидания, прощайте. Видите?
Кн. Друбецкая. Так завтра вы доложите государю?
Кн. Василий. Непременно, а Кутузову не обещаю.
Кн. Друбецкая (с улыбкой молодой кокетки, которая теперь так не шла к ее истощенному лицу). Нет, обещайте, обещайте, Basile. (Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде.)
Кн. Ипполит (княгине Болконской). Я очень рад, что не поехал к посланнику. Скука. Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
Кн. Болконская. Говорят, что бал будет очень хорош. Все красивые женщины общества будут там.
Кн. Ипполит. Не все, потому что вас там не будет. Не все.
Анна Павловна. Но как вы находите всю эту последнюю комедию: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. О… это восхитительно… Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.
Кн. Андрей (усмехаясь). «Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет». Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова.
Анна Павловна. Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут больше терпеть этого человека, который угрожает всему.
Мортемар. Государи? Я не говорю о России… Государи… Но что они сделали для Людовика XVIII, для королевы Елизаветы? Ничего. И поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Они шлют послов приветствовать похитителя престола.
Кн. Ипполит (повернувшись всем телом к княгине Болконской). Княгиня, прошу вас, дайте мне на минутку вашу иголку — я нарисую вам герб Кон-де. Вот, смотрите, — щит с красными и синими зазубренными полосами — дом Конде.
Мортемар. Ежели еще год останется Бонапарте на престоле Франции, то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, — я разумею хорошее общество, французское, — навсегда будет уничтожено, и тогда… (Пожал плечами, развел руками.)
Анна Павловна. Император Александр объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля.
Кн. Андрей. Это сомнительно. Виконт совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
Пьер. Сколько я слышал, почти все дворянство уже перешло на сторону Бонапарте.
Мортемар (не глядя на Пьера). Это говорят бонапартисты. Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
Кн. Андрей (с усмешкой). Это сказал Бонапарт. «Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние — они бросились толпой»… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить…
Мортемар. Никакого. После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали в нем видеть героя. Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах, одним героем меньше на земле.
Пьер. Казнь герцога Энгиенского была государственная необходимость, и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
Анна Павловна (страшным шепотом). Господи, Боже мой…
Кн. Болконская (улыбаясь и придвигая к себе работу). Вы одобряете убийство?.. Как, месье Пьер, вы видите в убийстве величие души…
Разные голоса. О… Ах…
Кн. Ипполит. Превосходно…
Он принялся бить себя ладонью по коленке. Мортемар пожал плечами. Пьер торжественно смотрел сверх очков на слушателей.
Пьер. Я потому так говорю, что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
Анна Павловна. Не хотите ли перейти к тому столу?
Пьер (не отвечая). Нет, Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав все хорошее, — и равенство граждан, и свободу слова и печати, — и только потому приобрел власть.
Мортемар. Да ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, тогда бы я назвал его великим человеком.
Пьер. Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтобы он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело.
Анна Павловна. Революция и убийство — великое дело?.. После этого… Да, не хотите ли перейти к тому столу?
Мортемар. Общественный договор…
Пьер. Я не говорю про убийство. Я говорю про идеи.
Мортемар. Да, идеи грабежа и убийства…
Пьер. Это были крайности, разумеется, но не в них все значение, а значение в правах человека, в эмансипации от предрассудков, в равенстве граждан, и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
Мортемар (презрительно). Свобода и равенство — все громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Мы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Анна Павловна. Но, дорогой месье Пьер, как же вы объясните великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
Мортемар. Я бы спросил, как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? Это шулерство, вовсе непохожее на образ действий великого человека.
Кн. Болконская. А пленные в Африке, которых он убил? Это ужасно… (Пожала плечами.)
Кн. Ипполит. Это проходимец, что бы вы ни говорили.
Кн. Андрей. Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
Пьер (обрадованный подмогой). Да, да, разумеется.
Кн. Андрей. Нельзя не сознаться, Наполеон, как человек, велик на Арюльском мосту, в госпитале на Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать. (Приподнялся, собираясь ехать и подавая знак жене.)
Кн. Ипполит (поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил). Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им угостить. В Москве есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied за карета. И очень большой ростом. Это было по ее вкусу. И она имела mie femme de chambre, еще большой росту. Она сказала… Она сказала… Да, она сказала: «Девушка (a la femme de chambre), надень lioree и поедем за мной, за карета, faire des visites». (Фыркнул, захохотал прежде своих слушателей. Однако многие, в том числе княгиня Друбецкая и Анна Павловна, улыбнулись.) Она поехала. Внезапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа и длинны волоса расчесались… (Сквозь смех.) И весь свет узнал.
Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку Пьера. Поблагодарив Анну Павловну за ее очаровательный вечер, гости стали расходиться. Пьер вместо шляпы захватил треугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан.
Генерал. Позвольте, пожалуйста, месье Пьер, вы взяли мою шляпу.
Пьер. Ах, извините.
Анна Павловна (Пьеру). Надеюсь увидеть вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый месье Пьер.
Пьер поклонился и улыбнулся.
Занавес.
Картина вторая
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. Графиня Ростова, граф Ростов, Вера и княгиня Друбецкая сидели в гостиной.
Лакей (басом, входя в двери гостиной). Марья Львовна Карагина с дочерью…
Гр. Ростова (нюхая из золотой табакерки). Замучили меня эти визиты. Ну уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси.
Карагина, высокая, полная, с гордым видом дама, и ее дочь Жюли, круглолицая, улыбающаяся, шумя платьями, вошли в гостиную. Послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. «Дорогая графиня, сколько времени…», «Она была больна, бедное дитя…», «На балу у Разумовских…», «И графиня Апраксина…», «Я была так счастлива…»
