Александр Червинский - Счастье моё
ВИКТОРИЯ. Гадят, Сенечка. Но для меня это только хорошо. Мне и тут повезло. Я с комендантом договорилась убирать в школе – для дополнительного заработка…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но я об этом не знаю.
ВИКТОРИЯ. Для меня чем больше работы – тем интереснее материально. И я обожаю наводить чистоту.
СЕМЕН (вспомнил вдруг с мальчишеским удовольствием). Я училке раз в сумку марганцовку с глицерином подложил. Чуть на фиг не сжег…
ВИКТОРИЯ. А у нас на прошлой неделе бросили в пролет лестницы пожарный шланг. А внизу случайно оказалась англичанка. Теперь она в больнице. Никто не виноват, все так устали, озлоблены… Но подумайте, Сенечка, ведь пройдет немного лет, из этих противных мальчишек вырастут хорошие-хорошие наши люди.
СЕМЕН. Опять шутите?
ВИКТОРИЯ. Нет, Сеня, на этот раз очень-очень серьезно. Школа – это моё призвание. Я эту школу преображу. Вы увидите, какая она будет!
СЕМЕН. Она никогда другой не будет.
ВИКТОРИЯ. Будет, потому что это моя мечта. А мне всегда везет. И главное, раз мы победили фашистов, мы теперь будем побеждать всегда-всегда…
СЕМЕН. Вот это вы отлично сказали.
ВИКТОРИЯ. Сеня, давайте выпьем с вами на «ты»?
СЕМЕН. С удовольствием. (Наполнил стаканы вином.)
Они выпили на брудершафт, как положено, продев руку через руку крендельком. И поцеловались.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Проститутка.
Сцена восьмая
А потом они танцевали в темном ботаническом кабинете между пальмами. Виктория крутила пластинку на весу, упершись карандашом в «Родную речь», а другой рукой вел Викторию. Музыка была неровная: то скорее, то медленнее крутилась на карандаше пластинка, и голос тенора то густел до баса, то пищал.
ВИКТОРИЯ. Сенечка, знаешь, о чем я сейчас подумала? Представляешь, пройдет немного лет, и на каком-нибудь дипломатическом балу в Лондоне ты будешь танцевать с английской королевой…
СЕМЕН. Чтоб она провалилась.
ВИКТОРИЯ. Но ведь так может случиться?
СЕМЕН. Это мой гражданский долг, чтоб так было.
ВИКТОРИЯ. Я и говорю. Когда ты будешь с ней танцевать, ты обязательно вспомнишь, как мы с тобой танцевали в ботаническом кабинете!
СЕМЕН. Знаешь, Вика, я примерно об этом сейчас тоже подумал!
ВИКТОРИЯ. Ты будешь танцевать с королевой и вспоминать обо мне. А с английским королем будет танцевать твоя жена Анечка и вспоминать боцмана…
СЕМЕН (бросил на пол фунтик с иголкой). Ну ты и змея! У меня сейчас был такой момент! А ты всё испортила!..
ВИКТОРИЯ (хватает его под руку). Сеня, извини меня! Я сама не знаю, как это из меня выскочило! Я не хочу быть похожа на Мону Лизу Джоконду. Ну глянь на меня, Сенечка, разве я сейчас на нее похожа? У меня тоже был момент!..
СЕМЕН. Опять ты, опять. Пошло-поехало! Остановиться не можешь…
ВИКТОРИЯ. Я больше не буду!
СЕМЕН. Из всего делаешь комедию. Всю свою жизнь превратила в развлечение. Все для тебя трын-трава. Другая бы меня ни за что не пустила, а ты и рада…
Тут Виктория ударила его кулаком в живот. Семен сел на пол, покачиваясь из стороны в сторону.
ВИКТОРИЯ (присела рядом). Очень-очень больно?
СЕМЕН. Молодец. Я не успел сгруппироваться.
ВИКТОРИЯ. Сенечка, извини меня. У меня детдомовская реакция… Я тебя сейчас чаем напою… Полегчает!.. (Убегает.)
СЕМЕН. Вика, может быть, я тебя обидел? Но я всегда открыто говорю все, что думаю…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Положим, не все. И не всегда…
Виктория возвратилась со стаканом и присела рядом.
ВИКТОРИЯ. Я тебя буду поить с ложечки. Это помогает при шоке.
СЕМЕН. У меня всё прошло.
ВИКТОРИЯ. Пей, говорят тебе! Открой ротик.
Семен послушно открыл рот. Виктория сунула ему в рот ложку.
СЕМЕН (выплюнул чай и вскрикнул). Это же кипяток! (Высунул обожженный язык.)
ВИКТОРИЯ. Ничего страшного. Сенечка, милый, чтобы боль ушла, вспомни что-нибудь очень-очень приятное. У тебя было много женщин?
СЕМЕН. Мало…
ВИКТОРИЯ. Но ты же такой красивый!
СЕМЕН. Только Анюта.
ВИКТОРИЯ. Я таких красивых, как ты, Сенечка, вообще никогда не видела. И рост… И уши… И глаза… Я, когда тебя с Анькой увидела, в первый же момент подумала: господи, насколько он лучше этого боцмана!.. То есть, боцман ни при чем, прости, Сенечка. Просто ты мне с первого взгляда очень-очень понравился. Но я не думала даже, что ты очутишься здесь со мной. Я даже не предполагала. А ты здесь, потому что мне всегда везет.
СЕМЕН. Язык болит.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Мужчины отвратительны. Выгони его.
ВИКТОРИЯ. Бедненький, несчастненький мой… Я же всё понимаю. Семья на тебе, учиться тяжело, личная жизнь не складывается… А ты потерпи, потерпи, всё образуется! У тебя будет всё просто замечательно. Очень-очень замечательно. А пока потерпи… (Гладит его тихонько по голове.)
СЕМЕН. Ты еще не всё знаешь. У меня в жизни есть трагедия. И я даже никому не могу сказать…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Как они все одинаковы! Сначала жалуются, потом храпят, потом исчезают.
СЕМЕН. Я никому об этом не говорю, а тебе скажу. У меня отец – баптист.
ВИКТОРИЯ. Какой ужас!
СЕМЕН. Он замечательный слесарь. Можно сказать, золотые руки. Самый что ни на есть рабочий класс. Так на тебе – баптист! И от этого я чувствую себя не таким, как все. Когда меня принимали в комсомол, мне казалось, что все смотрят на меня и думают: «Сын баптиста». Понимаешь теперь, каково мне?
Виктория опять гладит его по голове.
Где он этого бога видел? Ну, допустим, не видел, просто верит. Тогда я так ставлю вопрос: надо верить в добро, а что он имел от бога, кроме неприятностей? И самое интересное – думаешь, он верит на сто процентов? Нет. Он сомневается! Иногда он процентов на восемьдесят сомневается, но молиться всё равно ходит. Смешно?
ВИКТОРИЯ. Не смешно.
СЕМЕН. И все знают, что он ходит. А зачем всем знать, если он сам же сомневается? Одни неприятности. Плюс – неприятности для детей. Ведь он учил и нас молиться. У меня до сих пор в голове сидит «Отче наш», этот бессмысленный набор слов. И с подобной анкетой меня взяли в эту школу. Я за такое доверие, Вика, готов отдать жизнь, но одновременно я люблю отца. Разве это не кошмар?..
Виктория отходит к окну и поворачивается к Семену спиной.
В сорок втором я убежал на фронт, чтобы кровью смыть это пятно. Меня поймали, вернули и выдрали. (Замечает, что плечи Виктории вздрагивают, проводит ладонью по её щеке.) Ты плачешь? Из-за меня?.. (Попытался повернуть Викторию к себе лицом.)
ВИКТОРИЯ (вывернулась). Пожалуйста, иди спать! (Кинулась в свою каморку, выдернула из тумбочки сложенную простыню, сорвала с раскладушки одеяло и сунула Семену.) На!
СЕМЕН (прижимая простыню к груди). Спасибо. Но одеяла я не возьму.
ВИКТОРИЯ. Сеня, я очень прошу тебя!
СЕМЕН. Это исключено.
ВИКТОРИЯ. Сеня, ты же видишь, как у меня тепло!
СЕМЕН (взял её за руку). Вика, почему ты заплакала?
ВИКТОРИЯ. Не трогай меня!
СЕМЕН. Ну почему?
ВИКТОРИЯ. Не приставай ко мне!
СЕМЕН. Вика…
Виктория опять стукнула его кулаком в живот.
Теперь я сгруппировался.
ВИКТОРИЯ. Уходи!
СЕМЕН. Выпьем на посошок, и я уйду.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Теперь он уже не уйдет.
СЕМЕН (в сильном волнении). Должен тебе признаться, я ни с кем не был так откровенен, как с тобой. При том, что я о тебе ничего не знаю. Вика, если б это не был первый день нашего знакомства, я бы тебя поцеловал. Но если ты не хочешь, я, конечно, себе этого не позволю…
Виктория ударила его по щеке.
Сцена девятая
На рассвете Семен и Виктория лежали на полу, как рамой окруженные остовом провалившейся раскладушки.
Розовое лицо Семена во сне было строго. Он храпел. Виктория не спала. Стараясь не шевельнуться, она рассматривала Семена.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ну, что я говорила? Храпит.
Виктория улыбнулась.
За стеной нарастал шум: топот сотен ног, как рокот морского прибоя, голоса детей, словно крики чаек.
ВИКТОРИЯ (пощекотала Семену нос). Сенечка!
