Марсель Ашар - Дура
Жозефа. Непокладистый у вас характер.
Севинье. Не вам меня судить.
Жозефа (смеясь). Наоборот!
Севинье (строго). Ваше имя?
Жозефа. Жозефа Лантене.
Севинье. Родилась?..
Жозефа, Да.
Севинье. Не притворяйтесь глупее, чем вы есть на самом деле. Родилась где?..
Жозефа. В Эсполетте, департамент Дром.
Севинье. Возраст?
Жозефа. Двадцать четыре года. Но, вообще, я на них не выгляжу. Разве что здесь.
Севинье. Профессия?
Жозефа. Горничная. Между прочим, у вас здесь плохо убрано!
Севинье (саркастически). Вы находите?
Жозефа. Вам бы меня пригласить сюда на денек.
Севинье (заглядывая в досье — он будет по необходимости неоднократно заглядывать в него до конца допроса). Ваши хозяева отмечали ваше трудолюбие.
Жозефа. Лень — это для очень, очень богатых. Или уж. для очень, очень бедных…
Севинье. Смотрите! Какая глубина мысли!
Жозефа …я люблю чистоту, люблю готовить! А вот шить не люблю, хотите верьте, хотите нет!
Севинье. Очень интересно!
Жозефа. Я считаю это, попросту говоря, пустой тратой времени. Зачем подшивать, когда можно английскими булавками подколоть!
Севинье. Вы всегда работали только горничной?
Жозефа. Нет. Мой отец — виноградарь. В Эсполетте, департамент Дром. Я с ним вместе работала, на наших виноградниках. Они в двух километрах от замка мсье и мадам Боревер.
Севинье. Вы там познакомились с убитым?
Жозефа. Мигель был у них шофером. Понятно, мы познакомились.
Севинье (быстро, чтобы переменить тему). Ваши родители живы? Мне кажется…
Жозефа. Матери у меня не было. Это, конечно, всем странно. Обычно ведь не бывает отцов.
Севинье. Объясните подробней.
Жозефа. Она сбежала с каким-то железнодорожником. Как только меня выродила.
Севинье. Надо говорить: «родила».
Жозефа (послушно). Как только меня родила.
Севинье. А ваш отец?
Жозефа. Я его очень люблю. Не вижусь с ним, но люблю. Мы похожи как две капли воды.
Севинье. Неужели?
Жозефа. Он бы вам ужас как понравился! А как он мною гордится! Гарсонам в кафе всегда меня расхваливал.
Севинье. Мы отвлеклись.
Жозефа. Правда, когда ему рассказали, что у меня с Мигелем что-то есть, он прислал телеграмму: «Не кажись мне на глаза. И я все тебе прошу».
Морестан и Севинье подавляют смех.
Севинье. Хм! Хм!
Жозефа. Он чудак, мой отец! Но когда до меня дошло, что он послал телеграмму! Те-ле-грам-му! Отец! Я поняла, что уже ничего не наладишь.
Севинье. Вы могли бы ему передать через друзей…
Жозефа. У меня нет там друзей. Никогда я не могла выучить местное наречие, язык сломаешь.
Севинье (притворно добродушно). А у вас с Мигелем что-нибудь было?
Жозефа. Глупый вопрос!
Севинье. Отвечайте.
Жозефа. Меня застали рядом с ним совсем без ничего: зачем бы женщина лежала раздетой в постели с мужчиной, если он ей не нравится.
Севинье. Неужели.
Жозефа. Даже такая потаскуха и подстилка, как я!
Севинье. Почему вы так говорите?
Жозефа. Потому что так меня называют ваши полицейские.
Севинье. Они не имеют права вас оскорблять!
Жозефа (насмешливо). Подстилка! (Возмущенно.) Свиньи!
Севинье. Выражайтесь прилично!
Жозефа. Если бы я была шлюхой, я бы так и сказала. У Мигеля на родине на это есть пословица: «молодая потаскушка — богомольная старушка».
Севинье. Мы все время отвлекаемся!
Жозефа (Морестану). Они считают, что раз у меня в прошлом что-то было, так им все позволено!
Севинье. Кстати, поговорим о прошлом.
Жозефа. С удовольствием.
Севинье (заглядывая в папку). Из протоколов следует, что Мигель Остос вас изнасиловал.
Жозефа. Вот так так!
Севинье. Свидетели — прислуга замка Отрив — слышали, как вы о нем говорили: «Негодяй меня силой взял!»
Жозефа. Да это я так выражалась.
Севинье (раздражаясь). Так он вас изнасиловал — да или нет?
Жозефа. Изнасиловал — громко сказано.
Севинье. Да или нет?
Жозефа. Как хотите.
Севинье. В конце концов, до него вы были девушкой?
Жозефа. Девушкой — как бывают в деревне.
Севинье. Говорите яснее.
Жозефа. Июль — разгар лета. Вокруг все пылало. Особенно вокруг меня.
Севинье. Почему «особенно»?
Жозефа. Была такая жара. А жара на мужчин действует не так, как на женщин. Меня все хотели. Надо вам сказать, что во мне, говорят, «что-то есть».
Севинье. Вы все время отвлекаетесь.
Жозефа (поэтично). Вечерний звон… Мигель и я… Мы загнали коров и шли вдоль реки.
Севинье (нетерпеливо). Ближе к делу!
Жозефа. Я споткнулась о корень. Должна вам сказать, я почти всегда ношу платье на голое тело.
Севинье (невольно). И даже сейчас, например?..
Жозефа. Ну нет! Послушайте, о чем он спрашивает!
Севинье (Морестану). Мой последний вопрос не записывайте.
Морестан (с притворной наивностью). Какой именно?
Севинье. «И даже сейчас, например?» Его не нужно записывать. Он не имеет непосредственной связи с целью допроса.
Морестан. Слушаю, господин следователь.
Севинье (Жозефе). Итак, вы споткнулись. И упали?
Жозефа. Вам еще и план нарисовать?
Севинье (строго). Нет. Но вы ему даже не сопротивлялись?
Жозефа. Знаете, я — такая. Сразу и — очертя голову.
Севинье. Ах! Ах!
Жозефа. Если мне что нравится — то нравится, не нравится — так не нравится.
Севинье. А в тот вечер все было так хорошо, и мягкая травка.
Жозефа (поправляя). Колючая солома.
Севинье (забавляясь). Ох! Простите!
Жозефа. И без сомнений и угрызений! Иногда я бываю недовольна тем, что делаю. Но только потом. Иначе бы я никогда этого не сделала.
Севинье. Я протоколирую.
Жозефа. Тем более что потом у него нашлось для меня ласковое слово. Он сказал: «Слава матери, которая родила тебя на свет». Меня это поразило. Подумайте! Мать, которую я и не знала!
Севинье. Вы отдаете себе отчет, что сами лишаете себя смягчающего обстоятельства?
Жозефа. Сама себя? Я?
Севинье. Поскольку вы признаете, что он вас не изнасиловал, вы теряете смягчающее обстоятельство.
Жозефа. Значит, вы хотели бы, чтобы…
Севинье (прерывая). Я ничего не хочу. Я вам объясняю.
Жозефа. Нужны мне ваши смягчающие обстоятельства! Что я дура, что ли, чтобы не знать, с кем я хочу обниматься, а с кем не хочу?
Севинье. Как вам угодно.
Жозефа. А это обстоятельство — что оно должно смягчать? На что же тогда правосудие? Есть оно или нет?
Севинье (поднимая голову от папки). Есть!
Жозефа. Правосудие — это ваша забота, а не моя. Вот и действуйте.
Севинье (снова заглядывая в документы). Может быть, это самоубийство?
Жозефа. Еще чего — самоубийство!
Севинье. Да, конечно, не вяжется… У вас был в руке револьвер.
Жозефа. Не в этом дело. Прежде всего, самоубийство — это против бога. А он — испанец! Да он себя и меня крестил, прежде чем лечь со мной!
Севинье. Любопытный персонаж.
Жозефа. И даже, скажу вам, он одобрял, что это считается грехом.
Севинье. Мы опять ушли в сторону.
Жозефа. Нет. Потому что такой человек никогда бы не наложил на себя рук. Живи он хоть сто лет.
Севинье. Значит, в самоубийство вы не верите?
Жозефа. Это было бы слишком просто.
Севинье. Однако свидетели…
Жозефа. Свидетели мелют невесть что.
Севинье. Он сказал кухарке: «Смерть — это освобождение».
Жозефа. Испанцы так считают.
