Триптих - Фриш Макс
И ты — не невеста, и я — не жених.
(Кланется.) Благослови, Господь, донну Анну, невесту! (Уходит.)
Донна Анна. Может быть, это был он?
Отец Диего. Жених не надевает маску.
Донна Анна. Мне так страшно.
Отец Диего. Дитя!
Крик павлина.
Это павлин, дитя мое, не бойся. Бедный павлин, он ищет не тебя. В течение семи недель он хриплым голосом добивается благосклонности своей донны Павы. Ради нее он распускает свой пестрый хвост. Но, по-видимому, ей так же страшно, как и тебе, и я не знаю, где она прячется. Что ты дрожишь?
Донна Анна. Я люблю его… Конечно…
Отец Диего. И все же прячешься от него? От самого изящного всадника из всех, кто когда-либо соскакивал с коня. Гоп! — и он уже на земле. Как птица спорхнул! Спроси у мамы. Твоя мать клянется, что такой стройной фигуры не бывало в природе; и хотя я не очень доверяю памяти твоей матери и как духовное лицо считаю своим долгом напомнить, что хорошая фигура — далеко не все, о нет! — и что существуют другие ценности, о которых женщина часто забывает, например, душевные качества, — они весят больше, чем тройной подбородок… О чем бишь я говорил? Так вот, несомненно, он очень строен и горд как павлин, этот юноша, который каждый миг может здесь появиться…
Донна Анна пытается бежать.
(Удерживает ее и сажает на скамейку.) Куда ты?
Донна Анна. Я упаду в обморок.
Отец Диего. Он будет держать тебя в объятиях, пока ты не очнешься, и все будет хорошо, дитя мое.
Донна Анна. Где он?
Отец Диего. В замке, я думаю. Ищет невесту, как водится по обычаю. У язычников это называлось «буйной ночью». Обряд распутства, как сказано в летописи. Сходились наугад, как попало и с кем попало, и никто не знал, у кого он в объятиях. Потому что все были в одинаковых масках и, как полагает летописец, все были голыми — совершенно голыми — самцы и самки. Так было принято у язычников…
Донна Анна. Кто-то идет!
Отец Диего. Где?
Донна Анна. Мне почудилось…
Отец Диего. Пальмы на ветру…
Донна Анна. Простите, я вас перебила.
Отец Диего. Так было принято у язычников. Сходились как попало. Но это было давно. Христиане назвали этот обряд «ночью познания», и он разом приобрел религиозный смысл. Жених и невеста стали единственными, кому разрешено было обниматься при условии, что они узнают друг друга в толпе масок. Но такова уж сила истинной любви. Красивый, возвышенный смысл в этом обряде, не правда ли?
Донна Анна. Да.
Отец Диего. Только, к сожалению, говорит летописец, этот обряд не оправдал себя. Слишком много происходило ошибок. Ты не слушаешь?
Донна Анна. Кто-то идет.
Из замка выходит донна Эльвира.
Донна Эльвира. Отец Диего!
Отец Диего. Что случилось?
Донна Эльвира. Идите сюда! Скорее!
Отец Диего следует на зов и уходит с донной Эльвирой. Донна Анна остается одна в темноте. Хрипло кричит павлин. Вдруг, охваченная ужасом, донна Анна перепрыгивает через ту же балюстраду, через которую незадолго перед тем перепрыгнул Дон Жуан. Она исчезает в темном парке, чтобы не встретиться с Дон Жуаном. Донна Эльвира возвращается.
Донна Эльвира. Анна! Где же она? Анна!
Возвращается отец Диего.
Отец Диего. Конечно, она шлюха. Ее зовут Миранда. Ее все знают. Ей нечего делать в этом замке. Ее место на улице. (Смотрит на пустую скамейку.) Где донна Анна?
Донна Эльвира. Анна! Анна!
Отец Диего. Наверное, в замке.
Донна Эльвира и отец Диего уходят в замок.
Тишина. Крик павлина.
На просцениуме появляются Селестина и Миранда.
Селестина. Не реви, тебе говорят. И не болтай ерунды. Не хочешь себя вести, как подобает шлюхе, — вот твой узел и убирайся вон.
Миранда. Селестина!
Селестина. Так всю душу выплачешь!
Миранда. Куда ж мне деваться, Селестина?
Селестина. Влюблена, видите ли. И еще смеет показываться мне на глаза. Влюблена в одного-единственного. Вот твое барахло, и пошла вон. Каждый день предупреждаю — не впутывайте в это дело любовь! Кто-кто, а я-то уж побывала в этом болоте. Иначе, думаешь, могла бы управлять таким заведением? Я знаю цену слезам, когда в дело встревает душа! Один раз испытала и хватит. Дала обет. Разве я вам не мать родная? Такая красивая продажная тварь, как ты, и вдруг — на тебе: скулит, будто собака, и болтает, как благородная: «Его руки! Его нос! Его лоб!» А что у него еще есть, у твоего единственного? Выкладывай-ка! Пальцы на ногах? Ляжки? Уж не скрывай от нас, золотце! Ну, говори — что у него есть такого, чего нет у других? Я давно уже все поняла. По твоим заплаканным глазам. «Душевные переживания»!
Миранда. О Селестина, он не такой, как все!
Селестина. Пошла вон!
Миранда. О Селестина!
Селестина. Вон, тебе говорят! В последний раз! Слышишь? Я в моем доме такого не потерплю! «Влюбилась!» «Не такой, как все!» Только этого мне не хватало! И смеет это мне в лицо говорить, мне — главной своднице Испании! Значит, говоришь, он необыкновенный, и ты его любишь?
Миранда. Люблю, Господи, помилуй.
Селестина от гнева не в силах вымолвить ни слова.
Да, люблю.
Селестина. Так-то ты меня благодаришь за мое воспитание?!
Миранда. О Селестина…
Селестина. «О Селестина! О Селестина!» Решила поиздеваться надо мной среди ночи? Думаешь, можешь меня обмануть, как мужика? Ты так думаешь? «Господи, помилуй!» Да, верно, тебе это не помешает. Но я тебя миловать не собираюсь, клянусь честью! Я-то себе цену знаю! Думаешь, для чего к нам приходят все эти господа? Чтоб ты в них влюблялась? Чтоб ты их различала? Каждый день вам твержу: девиц всюду полно, любого возраста и на все готовых — замужних, незамужних… Сколько душе угодно. Так зачем же они ходят к нам? Я тебе скажу, золотце: у нас мужчина отдыхает от выдуманных чувств. Поняла? За это они и платят чистоганом. Что сказал дон Октавио, наш мудрый судья, когда они собрались нас закрывать? «Не трогайте нашу славную хозяюшку, — вот что он сказал, и при всех. — Пока у нас существует беллетристика, которая насаждает выдуманные чувства, нам без нее не обойтись». Так и сказал: «Не обойтись». А что это значит? Это значит, что я под защитой государства. А думаешь, стало бы меня защищать государство, если б я допускала у себя неприличие? Я душевностью не торгую. Понятно? Я не продаю девиц, которые про себя мечтают о другом. Душевности у них и дома хватает. А теперь бери свой узел и убирайся.
Миранда. Как же мне быть?
Селестина. Выходи замуж.
Миранда. Селестина…
Селестина. Ты это вполне заслужила. Выходи замуж. А могла бы стать первоклассной шлюхой, лучшей шлюхой нашего времени, избалованной невиданным спросом. Не захотела? Полюбить понадобилось? Пожалуйста! Твое дело. Дамой захотелось быть? Подожди, еще вспомнишь обо мне, золотце, да поздно будет. Шлюха душой не торгует.
Миранда рыдает.
Я тебе сказала, что думаю. И не вой у меня на пороге. Наш дом для веселья создан… (Уходит.)
Миранда. Я люблю…
Зал в замке.
Донна Анна сидит в подвенечном платье. Вокруг нее хлопочут женщины. Донна Инес ее причесывает.
Донна Инес. Вы больше не нужны. Я сама приколю фату. Ведь я подружка. Вот зеркало еще понадобится.
Женщины уходят.
Почему волосы у тебя влажные? Трудно причесывать, такие мокрые. Даже земля в них. Где ты была? И трава…
Донна Анна упорно молчит.
Анна!
Донна Анна. Да.
Донна Инес. Проснись, милая, сейчас свадьба начнется. Слышишь, в колокола звонят? Люди уже столпились на балконах. Родериго говорит, что такой свадьбы Севилья еще не видывала.
Донна Анна. Да.
Донна Инес. Ты так отвечаешь, словно это тебя не касается.
Донна Анна. Да.
Донна Инес. Опять трава. Хотелось бы знать, где ты побывала во сне. (Причесывает донну Анну, потом берет в руки зеркало.) Анна, я его видела.
Донна Анна. Кого?
