Триптих - Фриш Макс
Прокурор. У меня нет никакого заявления.
Президент. Есть целый ряд больших слов и обещаний, господин доктор, которые никогда не выполняются и потому всегда пригодны для того, чтобы изобразить смену власти как прогресс.
Прокурор. Но я не хочу власти!
Президент улыбается.
Я хочу жить!
Президент. Вопрос, который я хочу задать вам, прост и краток: готовы ли вы, господин доктор, после всего, что произошло…
Прокурор. Что произошло?
Президент улыбается.
Все это мираж!..
Президент. К сожалению, нет.
Прокурор. Я вам приснился!
Президент. Готовы ли вы, господин доктор, взойти на эшафот как убийца или вы предпочитаете сформировать новое правительство с целью восстановления спокойствия и порядка?
Длинная перестрелка вдали.
Президент. Я жду вашего ответа.
Входит заключенный с автоматом.
Заключенный. Изгородь из колючей проволоки готова. (Отдает честь и уходит.)
Президент. Кто свергает власть ради свободы, тот берет на себя обратную ее сторону — власть. Так что мне вполне понятен ваш страх.
Входит Коко.
Коко. Дворец готов.
Задняя дверь комнаты открывается. Ее створки позолочены.
В комнату вкатывается кроваво-красный ковер, по обеим сторонам которого располагаются солдаты дворцовой гвардии в какой-то старинной опереточной униформе.
Президент. Итак, ваше превосходительство?
Прокурор. Я вам приснился…
Президент встает.
Теперь — быстро — проснуться… проснуться… проснуться… (Продолжает сидеть.)
Звучит музыка.
ДОН ЖУАН ИЛИ ЛЮБОВЬ К ГЕОМЕТРИИ
Комедия в пяти действиях
@Перевод К. Богатырева
Дон Жуан
Тенорио, его отец
Миранда
Дон Гонсало, командор Севильи
Донна Эльвира, его жена
Донна Анна, их дочь
Отец Диего
Дон Родериго, друг Дон Жуана
Донна Инес
Селестина, сводница
Дон Бальтасар Лопес, супруг
Лепорелло
Вдовы Севильи
Трое бьющихся на шпагах кузенов,
Маски, Женщины, Девушки, Мальчики, Трубачи, Музыканты, Стражники, Слуга
Место действия — театрализованная Севилья
Время действия — эпоха красивых костюмов
Перед замком.
Ночь. Музыка. Молодой человек крадется вверх по лестнице, чтобы с террасы наблюдать за происходящим в замке. Крик павлина. Кто-то входит на террасу, и молодой человек прячется за колонну.
Донна Эльвира. Дон Жуан! Дон Жуан!
Донна Инес. Здесь никого нет.
Донна Эльвира. Его конь в конюшне.
Донна Инес. Не может быть, донна Эльвира. Что человеку делать в такой темноте? Я и так озябла, а от этих павлиньих криков и вовсе мороз по коже проходит.
Донна Эльвира. Дон Жуан! Дон Жуан!
Донна Инес. Пальмы на ветру… Звенят, как шпаги о каменные ступени. Мне это знакомо, донна Эльвира, — я это каждую ночь слышу, как только подхожу к окну: шелест пальм и ничего больше.
Донна Эльвира. Он здесь, я знаю. Его конь в конюшне.
Они исчезают. Молодой человек выходит из-за колонны, чтобы взглянуть в окно. Но тут же вновь прячется: с противоположной стороны входят старик и толстый священник.
Тенорио. Вы говорите: терпеть. Легко сказать, отец Диего. А если этот олух вообще не явится? Ведь полночь уже. Терпеть! Вы уж не защищайте моего сына. Он просто бессердечный, весь в мать. Холодный, как камень. Чтобы человек в двадцать лет говорил, что женщины его не интересуют… Непостижимо! Но самое ужасное, отец Диего, — он не врет. Говорит, что думает. Его возлюбленная — геометрия. Это он мне прямо в глаза заявил. Сколько я из-за него пережил! Вы же сами говорите, что его имя не упоминают ни в одной исповеди. И это называется мой сын, единственный сын, продолжатель рода, так сказать. В двадцать лет не знать женщин… Что вы на это скажете, отец Диего?
Отец Диего. Потерпите.
Тенорио. Вы ведь знаете Селестину…
Отец Диего. Тсс…
Тенорио. Самая знаменитая сводня Испании. В числе ее клиентов даже епископы, только сына моего среди них нет. А сколько ей денег от меня перепало! Он ведь изредка посещает публичный дом. Но знаете, чем он там занимается? Играет в шахматы! Собственными глазами видел. В шахматы!
Отец Диего. Тише, Тенорио!
Тенорио. Женщины его не интересуют!
Отец Диего. Сюда идут.
Тенорио. Ей-богу, он меня на тот свет спровадит. Уверяю вас, отец Диего, я умру от разрыва сердца.
Входит дон Гонсало, командор.
Отец Диего. Он здесь?
Дон Гонсало. Но еще нет двенадцати.
Тенорио. Дон Гонсало, командор Севильи, пожалуйста, не думайте плохо о моем сыне. Ведь Дон Жуан — мой единственный сын. Он будет заботливым зятем, вот только бы он здесь появился. Я просто не верю, чтобы он мог забыть о дне свадьбы. Просто не верю.
Дон Гонсало. У юноши позади долгий путь и трудные дни. Я не думаю плохо о вашем сыне. Он великолепно сражался.
Тенорио. Правда?
Дон Гонсало. Я не льщу вам как отцу. Я просто сообщаю о том, чего никогда не забудет история нашего отечества. Он — герой Кордовы.
Тенорио. Вот уж никогда бы не поверил!
Дон Гонсало. Откровенно говоря, я тоже. Мои шпионы очень плохо о нем отзывались. Утверждали, что он над всеми издевается, в том числе надо мной.
Тенорио. Какой ужас!
Дон Гонсало. Я однажды вызвал его в мой шатер. «Зачем, — спросил я его с глазу на глаз, — мы ведем этот крестовый поход?» Он улыбнулся — и только. Тогда я спросил его: «За что мы ненавидим неверных?»
Тенорио. И что же он вам ответил?
Дон Гонсало. Что не питает к ним ненависти.
Тенорио. Какой ужас!
Дон Гонсало. Напротив, сказал он, у них есть чему поучиться. В другой раз я увидел его под пробковым деревом. Он лежа читал книгу. Арабскую.
Тенорио. Я знаю, это была геометрия, черт бы ее побрал.
Доп Гонсало. Я спросил его, зачем он ее читает. Тенорио. О Господи! Что же он ответил?
Дон Гонсало. Улыбнулся — и только.
Тенорио. Какой ужас!
Дон Гонсало. Не буду отрицать, отец Тенорио, его улыбки выводили меня из себя. И уж вовсе непостижимо, как ему удалось выполнить мой приказ, когда я послал его в Кордову измерить длину вражеской крепости. Я не думал, что он отважится. Мне просто хотелось, чтобы у него пропала охота улыбаться и чтобы он, наконец, воспринял меня всерьез. На следующее утро я глазам своим не поверил: он целым и невредимым вошел в мой шатер с бумагой в руке. В ней черным по белому было сказано: длина крепости — девятьсот сорок два фута.
Тенорио. Как он это сделал?
Дон Гонсало. «Дон Жуан Тенорио, — сказал я и обнял его на глазах у всех офицеров, не способных на подобный подвиг. — Прежде я недостаточно ценил тебя, но с этой минуты объявляю тебя своим Сыном, женихом моей Анны, кавалером испанского Креста и героем Кордовы».
Музыка.
Тенорио. Как же все-таки ему это удалось? Дон Гонсало. Я тоже его спросил.
Тенорио. Что же он ответил?
Дон Гонсало. Улыбнулся — и только.
Донна Эльвира (входя с масками в руке). Маскарад начался. (Делает под музыку несколько па.) Там уже танцуют.
Отец Диего. Мы ждем жениха.
Донна Эльвира. Жених здесь!
Тенорио. Мой сын?
Донна Эльвира. Его конь в конюшие. Я видела его издалека, но ваш сын, отец Тенорио, — самый изящный всадник из всех, кто когда-либо соскакивал с коня. Гоп! — и он уже на земле. Как птица спорхнул!
Дон Гонсало. Где донна Анна?
Донна Эльвира. Я — мать невесты, а чувствую себя невестой больше, чем дочь. Только мы одни еще без масок. Надеюсь, он не примет меня за невесту. И тебе, мой супруг, надо надеть маску. Обряд есть обряд. И прошу вас — не будем называть друг друга по имени, иначе что толку от маскарада.
