Ромен Роллан - Робеспьер
Голос Карно. Это почему? Куда волка, туда и волчонка!
Межан (кричит). Браво, Карно! Сен-Жюст опаснее всех!
Коллено. Ты только погляди! Ничем его не проймешь. Кругом бушует гроза, а он не шелохнется.
Межан. Экая жалость, что его нельзя купить... Придется его прикончить.
Голос Колло. Декрет об аресте Сен-Жюста и Кутона принят!
Голос Леба. Я не желаю позорить себя...
Голос из зала (прерывая его). Эй, Леба, замолчи!.. О тебе и речи не было.
Голос Леба. Я не могу позорить себя этим гнусным решением. Я требую, чтобы меня тоже арестовали.
Смятение в зале. Возгласы за и против.
Межан. Есть же на свете дураки, которым не терпится умереть!
Голос Колло. Пусть будет по-твоему. Декрет об аресте Леба принят!
Робеспьер отбивается от наскоков и протестует.
Коллено. Как! Этот скот все еще смеет требовать слова?
Межан (кричит). Замолчи, предатель!
Голос из зала. До каких пор Робеспьер будет командовать в Конвенте?
Голос Колло. Приказываем немедленно взять под стражу всех пятерых преступников...
Крики одобрения. Да здравствует Республика!
Голос Робеспьера. Республика погибла! Торжествуют разбойники!
Шум заглушает его слова.
Голос Бурдона. Ох, до чего же трудно свергнуть тирана!
Межан. Двести против одного! И они еще чванятся! Слышишь? Уже требуют лаврового венка!
Коллено. Что ни говори, а кинжал не так надежен. Чтобы прикончить врага, нет ничего лучше такого собрания. Как навалятся всей тяжестью, так и задавят человека насмерть. Даже крови не видно.
Занавес.
КАРТИНА ДВАДЦАТАЯ
Занавес падает и тут же подымается снова. Виден широкий коридор, нечто вроде фойе, прилегающего к залу заседаний. Сквозь отворенную дверь доносится рев толпы; в глубине видна часть амфитеатра с опустевшими депутатскими скамьями. В дверях непрерывно теснится беспорядочно движущаяся толпа, и на освещенной стене отражаются как бы китайские тени. Входят пятеро арестованных депутатов. За ними следуют растерянные и смущенные стражники. Впереди, высоко подняв голову, идет Сен-Жюст, Леба держит его руку в своей руке. За ними удрученный Робеспьер; брат говорит ему что-то. Кутон, которого несут стражники, шутит с ними.
Кутон (стражникам). Ведите же нас, господа жезлоносцы! Вам приказано нас арестовать.
Стражники. Прощенья просим, граждане. Сами не знаем, что и делать.
Кутон. Разве вы не слыхали приказа председателя?
Стражники. Дело-то какое! Просто не верится. Может, мы ослышались? Может, вышла ошибка?
Кутон. А все-таки медлить не годится. Или нас надо арестовать, или председателя. Что-нибудь одно.
Стражники. Коли так... просим разрешения у гражданина Робеспьера...
Кутон. Он разрешает. Ну, скажи им, Максимилиан!
Робеспьер (еще не оправившись от потрясения, вызванного недавней сценой). Республика, отечество — все погибло. Все наши надежды на силу разума, на добродетель, справедливость рухнули. Человечество обречено на гибель.
Кутон. У человечества еще много времени впереди. А у нас времени в обрез. Однако, какой бы приговор ни угрожал человечеству, Максимилиан, мы, к счастью, пока еще не осуждены.
Робеспьер (овладев собой). Нет. Пока еще нет. Ты прав. Еще не все решено.
Огюстен Робеспьер. Марат тоже был арестован. Он защищался и добился оправдания.
Кутон. Главное, мы должны строго соблюдать закон. Ведь закон охраняет нас.
Робеспьер. Да, нашим врагам было бы на руку, если бы мы нарушили закон. (Стражникам.) Чего вы ждете, граждане? Арестуйте нас.
Стражники. Коли на то твоя добрая воля, гражданин, объявляем тебя арестованным. Уж ты прости!
Робеспьер. Вы исполняете свой долг. Это похвально.
Пока стражники исполняют связанные с арестом формальности, Сен-Жюст и Леба, не обращая внимания на окружающих, дружески беседуют.
Сен-Жюст. Ты сам отдался им в руки, а ведь даже эти изверги готовы были забыть о тебе.
Леба. Неужели ты считал меня способным снести подобное оскорбление — воспользоваться их забывчивостью?
Сен-Жюст. Нет. Я знал, что ты, как и в прежних битвах, всегда будешь рядом со мной.
Леба. Отчего не дано мне, как и в прежних битвах, защищать тебя своим телом?
Сен-Жюст. Ты погубишь себя, друг, а меня не спасешь.
Леба. На что мне спасение, если я спасусь один? Раз невозможно спастись вместе, погибнем вместе!
Сен-Жюст. Для меня это значит погибнуть дважды.
Леба. Живой или мертвый, я не расстанусь с тобой.
Сен-Жюст. О мой Пилад! (Обнимает его.) Но у Пилада не было, как у тебя, молодой жены и ребенка. Он не приносил их в жертву.
Леба. Эта жертва — лучший дар моему сыну. Наши страдания станут радостью и славой для наших детей.
Сен-Жюст. Ты прав. Средь бурь и ураганов бросим якорь в будущее.
Стражники (подходя к ним). Граждане. Сделайте милость, пройдите в соседний зал.
Пятеро арестованных послушно следуют за ними. Из глубины коридора, стоя у дверей в зал заседаний, за ними наблюдают Баррас, Межан и Коллено. Как только осужденные удаляются, они выходят на авансцену.
Межан. Они что-то чересчур уж спокойны. Что они замышляют?
Коллено. Не все ли равно? Они у нас в руках.
Межан. Мы еще не содрали с них шкуры. Я им не доверяю. Ты заметил, как сразу остыла ярость Робеспьера? Видно, они еще надеются улизнуть.
Баррас. Опаснее всего дать им возможность предстать перед народным трибуналом.
Межан. Можно обойти законный путь; надо постараться, чтобы они сами доставили нам повод объявить их вне закона.
Баррас. Они не пойдут на это добровольно.
Межан. Ничего, мы им поможем.
Баррас. Угадываю твою мысль! Пожалуй, не так уж трудно сыграть на усердии безмозглых сторонников Робеспьера. Они только и ждут сигнала.
Межан. Надо разжечь ярость Коммуны. Это совсем просто. Кофейник бурлит на огне. А присматривать за ним некому.
Баррас (один из агентов шепчет ему что-то на ухо). Мне доносят, что в секции Пик и в секции Санкюлотов[22] народ вооружается и идет сюда с криком «На Конвент!»
Межан. Они предупреждают наши желания. Пустим им на подмогу Анрио!
Баррас. Стоит помахать у этого быка перед носом красным лоскутом, и он сам ринется на нож.
Межан. А кто же будет тореадором?
Баррас. Это уж я беру на себя.
Занавес.
КАРТИНА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Вечер 9 термидора, между девятью и десятью часами. Еще светло. На небе собираются зловещие тучи с багровым отблеском. Площадь перед Ратушей. На площади, у набережной, волнуется и шумит большая толпа. Многие вооружены. Прерывисто бьет в набат тонким дребезжащим звоном колокол Ратуши. Из окна второго этажа кто-то громко кричит: «Народ, подымайся! Восстань против бесчестного Конвента!»
Симон Дюпле (вооружен). Сюда, секция Пик! Мы готовы к выступлению.
Рабочие и буржуа секции Пик. Они посмели поднять руку на нашего Робеспьера!
— Смерть им!
— Сотрем их с лица земли, чтобы даже памяти о них не осталось!
— А кто же они?
Симон Дюпле. Вот список изменников, врагов народа, которых Коммуна постановила арестовать. (Читает.) Колло, Карно, Вадье, Фуше, Тальен, Бурдон, Фрерон...
Остальные имена тонут среди шума и гомона.
Списки читают хором, перебивая друг друга:
— Здесь кое-кого недостает: Билло, Баррера...
— Весь Конвент надо вымести метлой!
Симон Дюпле. Верно! Вот и пойдем на них с вилами и метлами!
Подходят отряды двух секций.
Командир одной секции. Вот вилы!
Командир другой. А вот и метла!
Симон Дюпле. Секции Обсерватуар и Санкюлотов, как всегда, самые доблестные и верные.
Командиры секций. Мы бросили все и по первому зову явились сюда.
Симон Дюпле. Сплотимся! Построимся в две колонны. Одна пойдет в атаку по набережной, другая — по улице Сен-Мартен.
Командир одной из секций. Нет, нам дан приказ оставаться на площади и охранять Ратушу.
Симон Дюпле. Для охраны достаточно двух секций. Лучшая тактика при обороне — нападение. Прежде всего сделаем перекличку.
Командиры секций. Из сорока восьми секций только девятнадцать явились принести присягу.
