Юрий Поляков - Время прибытия

Качнулось вправо здание вокзала.
И он сказал, взглянув на небосвод,
Где в красных тучах солнце исчезало:
«Как этот день, так наша жизнь пройдет!»
И водки мне налил.
                      С толпой народа
Уплыл перрон, похожий на причал.
«Закат – лишь только повод для восхода…» —
Подумал я, но, выпив, промолчал.

Наверное, археолог грядущего,
с трудом раскопав наше время,
напишет в научном отчете:
«Особенно интересна страна,
занимавшая обширные земли
Европы и Азии.
Она оставила после себя
десятки тысяч
изваяний вооруженных людей.
И можно предположить,
что это
была крайне жестокая и
очень воинственная
цивилизация…»
Вот так он напишет о нас,
о Советском Союзе,
едва уцелевшем
в нашествиях, битвах, блокадах…

Иногда я представляю себе,
как буду выглядеть на смертном одре.
Попросту говоря, в гробу.
Я стою перед зеркалом
и расслабляю мышцы лица,
смыкаю веки, оставив щелку,
растягиваю губы
в куриной улыбке мертвеца.
Для достоверности
надо бы совсем закрыть глаза,
но тогда меня не станет
в зеркале…

Свежая весенняя трава
появляется не на голой земле.
Сначала
меж прошлогодних стеблей
проткнутся зеленые шильца ростков.
Потом бурое былье
минувшего лета
переплетется с новыми побегами.
Наконец,
через неделю, другую —
прошлогодний подшерсток
совершенно скроется
в маленьких джунглях
нового разнотравья.
…На примере растений,
я объяснял дочери,
как на земле
сменяют друг друга
поколенья людей.

Я смотрел на этого
самодельного индуса,
на этого толстолицего
последователя Рериха,
на этого пророка
новой веры
и удивлялся,
с какой жесткой решительностью,
с какой злой энергией,
с какой непримиримостью
он добивается права
быть самым строгим хранителем
этой самой доброй
религии…

Им все равно, кому служить:
Лишь бы, причмокивая, жить.

С врагами России всегда в унисон —
Замызганный правозащитный клаксон.

Что такое Хакамада?
Наглость, пудра и помада…

За сытный атлантический фуршет
Он Сахалин с Курилами отдаст.
Громыку величали мистер «Нет»,
А Козырева кличут мистер «Да-с».

Был президенту предан.
Был президентом предан.
Кто президенту верен,
Закончит так, как Ерин…

Сей буйный телехлебороб
Не знает, как растет укроп!

Мне чья-то запомнилась фраза:
«Россия такая страна,
Где можно при помощи газа
И муху раздуть до слона!»

В парламенте, в фондах, в правленьях
Засела…
          Что скажешь о ней?
Есть женщины в русских селеньях
Гораздо умней и честней…

От словоблудья генерал,
Морочащий народ.
При коммунистах в меру врал.
Теперь без меры врет.

В раздумье и с большим трудом
Подводит он «Итоги».
Наверно, думает о том,
Как будет делать ноги…

Болтать до смерти не устанет!
Лукав, бездарен, жалок,
                               н о
Из-за таких
             Россия станет
Размерами с его пятно…

В железных ночах Ленинграда
С суровым мандатом ЧК
Шел Киров. Ему было надо
Отправить в расход Собчака…

У сварливой супруги на помочах,
Но свободе – опора.
Демократ с лицом Ростроповича
И душой гастролера…

Знать, мы прогневили Всевышнего,
Нет продыху от стервецов.
Все Минина ждали из Нижнего
А вылез какой-то Немцов…

Я б со сраму смолк навеки —
Этот учит нас опять…
Эх, умеют все же греки
Нам арапа заправлять!

Аптека. Улица. Фонарь.
На фонаре – госсекретарь…

Просто было на бумаге:
Все – сексоты да ГУЛАГи…
Знай – бодай врага!
А вернулся на руины —
Лишь схватился за седины…
Зря точил рога!

Папаша в «Политиздате» орудовал.
Сын вырос – и тоже теперь при политике…
Таких называли всегда «лизоблюдами»,
Теперь их зовут – «аналитики»!

– Расскажи, друг милый Гриша,
У тебя какая крыша?
– Много лет уж, Толя, я
Под крышей Капитолия.

Случится это поздно или рано,
Но кончится заветное кино.
И я уйду с обжитого экрана
Туда, где ни светло и ни темно.

Но жизнь мою, как будто кинопленку,
Не смоют, я надеюсь, не сотрут —
На дальнюю, заоблачную полку
Ее положит Главный Кинокрут…

И горнею пытливостью томимы —
Чтоб мир людской расчислить и понять —
Бесплотные, как пламя, серафимы
Мою судьбу решат с той полки снять.

Но созерцая дни мои и ночи,
Мой путь земной, как был он, без прикрас,
Они опустят ангельские очи
В унынии – и вдруг увидят нас.

Да, нас с тобой в том сумасшедшем мае…
И серафимы, глядя с высоты,
Пожмут крылами, недоумевая,
Зачем навзрыд от счастья плачешь ты?

Ах, фантазерки с честными глазами!
Вам гор златых не надо обещать —
Из нас, обычных, вы спешите сами
Выдумывать героев и прощать…

Химеры женские, они гранита крепче,
Надежней волноломов штормовых, —
Безжалостные будничные смерчи
И день и ночь ломаются о них!

И вдруг однажды, пошатнувшись хрупко,
Обрушится герой…
                       Но в том и суть:
И снова ты готова, словно шубку,
Судьбу под ноги вымыслу швырнуть!

Я в любви почему-то грустнею,
Как, бывало, грустнел от вина.
Мне б смеяться, что встретился с нею,
Ликовать, что со мною она!
Что же мне, окаянному, надо?
И к чему эта грустная речь?
Дал Всевышний любовь нам в отраду,
Не наставив, как счастье сберечь…

Растрачена святая сила,
Победный изветшал венок,
И мнится: сломлена Россия…
Но – Пушкин, Лермонтов и Блок!..

Они всегда и всюду с нами.
Хранят того, кто изнемог,
Шестью нетленными крылами
Вновь – Пушкин, Лермонтов и Блок!

Изведена страна обманом,
А нам урок опять не впрок.
Но в мире этом окаянном
Есть Пушкин, Лермонтов и Блок!

И в час, когда бессильно слово,
За честь свою спускать курок
Учили и научат снова
Нас Пушкин, Лермонтов и Блок.

Считает серебро Иуда,
Но мелким бесам невдомек:
Россию не сломить, покуда
Есть Пушкин, Лермонтов и Блок!

Бедный Дельвиг умер, затравленный:
Бенкендорф Сибирь посулил.
Бедный Горький умер, отравленный:
Сам Ягода яду подлил.
Слезы жертв до сих пор не высохли.
И теперь, кого ни спроси:
При царях ли, при коммунистах ли
Хорошо не жилось на Руси.
Как и вы, ненавижу цепи я.
Но нельзя жить, отцов кляня!
То, что вы называли «Совдепия»,
Это Родина для меня…

Назло международным пидарасам
Обдумывая новую главу,
Я отпускным, неторопливым брассом
Вдоль берега турецкого плыву.
И размышляю: «Зря смеетесь, гады!
Еще не кончен вековечный спор.
Еще мы доберемся до Царьграда
И вычерпаем шапками Босфор!

Ночью снова думал о России!
Как тысячелетнее дитя,
Развели державу, раструсили,
Погремушкой гласности прельстя!

Бал у нас теперь свобода правит.
И закон начальству не указ!
Если надо, разбомбим парламент.
Если можно, усмирим Кавказ.

Депутаты – в розницу и оптом.
Был генсек, теперь дуумвират.
Почему мы разбиваем лоб там,
Где другие на своем стоят.

Отчего – то вправо мы, то влево,
То до основанья, то с нуля.
Вот у англичан есть королева.
Может, нам царя иль короля?

Он от слез удержится едва ли,
Оглядев развалины Руси.
Боже правый, все разворовали!
Хоть святых последних выноси!

Вместо субмарин – буржуев яхты.
Вместо танков – «меринов» стада.
Где рекорды, доблестные вахты?
Где герои честного труда?

Где самоотвержцы, что готовы,
Русь храня, остаться неглиже?
Где наш Минин? Вместо Третьякова
Вексельберг с яйцом от Фаберже!

Для того ль на Прохоровском поле
Плавилась броня и дым чадил,
Чтоб теперь на Куршавельской воле
Прохоров с девчонками чудил?

Как же ты, страна, такою стала?
Где стихи? Кругом один центон!
Всюду вышибалы да менялы
Да зубастый офисный планктон.

По фигу и город, и село нам.
Космос до звезды. Но там и тут.
От Рублевки и до Барселоны
Замки новорусские растут.

Олигархам что мои просторы?
Жить в России им не по нутру.
Для таких Отечество – офшоры.
Дети в Итон ходят поутру.

Им плевать, что кончатся однажды
Нефть и газ. Что дальше? Кто смекал?
Будем усыхающим от жажды
По трубопроводу гнать Байкал?

Вся страна давно пошла на вынос.
А Сибирь сбегает за Урал.
За стеной кремлевской верят в бизнес.
Я не верю – черт его побрал!

Закладные, взятки и откаты.
Из ментовки не уйти живым.
Тройка-Русь, остановись, куда ты?
Там уже не ездят гужевым!

Прет Китай, как из бадьи опара.
Где на вызов времени ответ?
Акромя позора и пиара,
Ничего за целых двадцать лет!

Нет, не маслом – кровушкой картина:
Лес горит и тонет теплоход,
Рухнул дом, и треснула плотина,
И опять разбился самолет.

Сорняки на плодоносных пашнях,
Вдоль шоссе продажные «герлы́».
Кто мы? Где мы? На кремлевских башнях
Вперемежку звезды и орлы.

И живем мы без идеологий,
Чтобы не задуривать башку,
Верим только нанотехнологий
Маленькому шустрому божку.

Видим только, сердцем индевея,
Как теснит подсолнушки попкорн,
Как национальная идея
Хохмачам досталась на прокорм.

Как экран чернухой забесили.
Как лютуют Эрнст и кич его.
До утра я думал о России…
Так и не придумал ничего.