Владимир Мирзоев - Тавматургия
АДВОКАТ хорош собой, черняв, небольшие уши оттопырены, он обаятелен и самоуверен, как кинозвезда.
АДВОКАТ. Это мое железное правило: первую консультацию я даю бесплатно, зато вы угощаете меня обедом. По-моему, это справедливо. И вообще, еда делает первый контакт более доверительным. Вы согласны?
САВЕЛИЙ (ковыряет вилкой в тарелке). Согласен.
АДВОКАТ. Доверие между адвокатом и клиентом — это главное. Поэтому сразу уговор: вы не опускаете неприятную для вас информацию, я гарантирую конфиденциальность.
САВЕЛИЙ. Хорошо.
АДВОКАТ. Я не думаю, что вы намеренно будете что-то скрывать. Это происходит бессознательно. Почти. (Утер салфеткой жирный рот.) Я весь внимание.
САВЕЛИЙ. Все началось в этот понедельник. Я опоздал на работу — не смертельно, минут на пятнадцать.
АДВОКАТ (достал блокнот). А где вы работаете?
САВЕЛИЙ. Министерство высоких достижений.
АДВОКАТ (записывает). Продолжайте.
САВЕЛИЙ вдруг понял, что рассказывать эту дикую историю бессмысленно — это ничего не даст, никуда не приведет, они будут ходить по кругу до полного изнеможения. А завтра этот обаятельный мужчина, скорее всего, опять напросится на обед в ресторане. Это все предсказуемо, это не бином Ньютона. И тут САВЕЛИЮ влетела в голову новая мысль и немедленно стала вить там гнездо — она была похожа на маленькую, суетливую птичку. САВЕЛИЙ посмотрел на левое ухо АДВОКАТА — там была родинка — и сказал:
САВЕЛИЙ. Простите, я передумал. Мне нужен Перельман.
АДВОКАТ (от неожиданности перестал есть). Адвокат Перельман?
САВЕЛИЙ. Нет, математик… (Официанту.) Молодой человек!
САВЕЛИЙ жестом изобразил ручку и бумажку — попросил счет.
30. В ПОЕЗДЕ. НОЧЬСАВЕЛИЙ сидит на своем месте, возле окна. Входит ПОПУТЧИК — полнокровный, веселый, кудрявый, судя по всему, командированный.
ПОПУТЧИК (весело). Здравия желаю!
Поднял сиденье, забросил свой чемодан, сел.
ПОПУТЧИК. Олег Муравьев. Не из дворян. Поэтому позвольте без церемоний составить вам компанию.
И поставил на столик бутылку армянского коньяка, как будто сделал шах.
31. ПЕРЕД ЗАКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ. ДЕНЬНе обнаружив электрического звонка, САВЕЛИЙ стучит в дверь костяшками пальцев, прислушивается, стучит опять, раздаются шаркающие шаги — так звучат тапочки, у которых стоптаны задники.
ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Уходите, я с журналистами не общаюсь.
САВЕЛИЙ. Добрый день. Я не журналист.
ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Тем более. Что вам надо? Кто вы такой?
САВЕЛИЙ. Меня зовут Савелий Былинкин, я из Москвы.
ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Ваше имя мне ничего не говорит. Уходите. Вы меня отвлекаете.
САВЕЛИЙ. Я не ученый и не журналист, но мне кажется, я даже уверен, вам будет со мной интересно.
ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Это почему? Обоснуйте.
САВЕЛИЙ. Потому что не вы мне, а я вам буду рассказывать.
ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Люди меня не интересуют.
САВЕЛИЙ. А кто вам сказал, что я человек? Я — ходячая аномалия.
ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. В каком смысле?
САВЕЛИЙ. Не уверен, что правильно формулирую, но, по-моему, — в физико-математическом.
За дверью помолчали. Видимо, хозяин задумался.
САВЕЛИЙ. Григорий, вы еще здесь?
ПЕРЕЛЬМАН. Я сейчас должен выйти в магазин за молоком — можете меня сопровождать.
32. МАГАЗИН. ДЕНЬПЕРЕЛЬМАН покупает продукты, САВЕЛИЙ, горячо артикулируя, рассказывает ему свою историю. И опять эти двое похожи на рыб — снаружи не слышно ни звука.
33. КВАРТИРА ПЕРЕЛЬМАНА. ДЕНЬПЕРЕЛЬМАН и его гость пьют чай с шоколадно-вафельным тортом, который принес САВЕЛИЙ. Захламленное посудой, коробками, тряпками, банками с крупой и с пустотой, пространство кухни по-своему гармонично — лишним здесь выглядит буквально все. ПЕРЕЛЬМАН похож на свои фотографии — чернявая с рыжим оттенком прозрачная борода, яркие светлые глаза. Одет он в несвежую футболку и джинсы.
ПЕРЕЛЬМАН. Есть принцип неопределенности, гласящий, что неопределенность координат связана с неопределенностью импульса, и она больше конечной величины, пропорциональной постоянной Планка. Поэтому если мы точно знаем мгновенное состояние, скажем, трехмерного пространства, мгновенное состояние нашей вселенной, то мы абсолютно не знаем, куда оно скакнет в следующий момент времени. И если мы не можем сказать, куда оно скакнет, то времени нет. Значит, на квантовом уровне нет классического пространства-времени вообще. Вы боитесь мышей?
САВЕЛИЙ. Не очень.
ПЕРЕЛЬМАН. А мертвых мышей?
САВЕЛИЙ. Да вроде бы нет.
ПЕРЕЛЬМАН встает, быстро идет по тускло освещенному коридору старой питерской квартиры, где вместо антиквариата — тот же накопленный поколениями ненужный хлам, что и на кухне. САВЕЛИЙ спешит за математиком.
ПЕРЕЛЬМАН. Вообразите, матушка наставила кругом мышеловок. Мышки время от времени в них попадают. Но убрать казненный труп фактически некому: матушка слишком стара, у нее радикулит, а у меня — патологическая брезгливость. Мышки на такой жаре, сами понимаете…
В одной из комнат ПЕРЕЛЬМАН открывает дверцу и заглядывает в небольшой комод темного дерева.
ПЕРЕЛЬМАН. Посмотрите: там, в глубине.
САВЕЛИЙ заглядывает в комод, за банками и склянками (тоже, кажется, с крупой) видит мышь в мышеловке.
САВЕЛИЙ. Мне бы веник и совок.
Пока САВЕЛИЙ пытается извлечь мышеловку с помощью веника, ПЕРЕЛЬМАН развивает тему.
ПЕРЕЛЬМАН. Но я думаю, вам нужен не я, а Андрей Линде. Он живет в Америке, занимается математическим моделированием мультиверса. И очень может быть, что ему ваша история понравится. Ну, как там наша Мария Стюарт?
САВЕЛИЙ (взмок от усердия). Да мышеловка — завалилась в щель, зараза.
ПЕРЕЛЬМАН (прикинул). Сейчас я принесу каминные щипцы.
34. В ПОЕЗДЕ. НОЧЬЗеркальная дверь отъехала, и на пороге двухместного купе опять возник ПОПУТЧИК — по-прежнему веселый, с тем же своим желтым чемоданом.
ПОПУТЧИК. Здравия желаю! Будем знакомы — Олег Муравьев. Не дворянин. Хотя фамилия дворянская.
САВЕЛИЙ с тоской посмотрел на ПОПУТЧИКА и отвернулся к запыленному снаружи окну. Там проплывали столбы, кособокие домишки с шиферными крышами, худосочные перелески, выжженные летним солнцем.
Незаметно, без какого-либо стыка или перехода, унылый северный пейзаж превратился в одноэтажную Америку с ее бесконечными рядами таунхаусов, построенных, как детский конструктор, из фанеры, декоративного кирпича и сухой штукатурки. Конечно, климат позволяет, но все-таки не совсем понятно, зачем возводить дома из дерьма и пара, словно это декорация, которую через неделю-другую съемок превратят в кучу мусора.
35. УЛИЦЫ ВАШИНГТОНА. ВЕЧЕРСАВЕЛИЙ едет в автомобиле на месте пассажира, глядит в окно.
За рулем — русско-американский физик АНДРЕЙ ЛИНДЕ.
ЛИНДЕ. Представьте себе лампочку. Пусть она мигает с какой-то определенной частотой. Скажем, раз в секунду. И еще у нас два прибора, которые с той же частотой включаются и выключаются. Тогда может оказаться, что один прибор ничего не видит — для него лампочка никогда не горит. А для другого лампочка будет все время светиться. Значит, то, что нам кажется непрерывным, на самом деле вибрирует и колеблется. Бытие мерцает, понимаете?
САВЕЛИЙ. Понимаю.
ЛИНДЕ. Такова природа, изначальная природа вакуума. Вакуум — это не пустота, он исключительно богат, он действительно содержит в себе все. Мир — это и есть вакуум. То, что мы видим: все частицы элементарные, все объекты, мы с вами здесь — это суть некие всплески, рябь, как говорится, на поверхности этого океана, который называется вакуумом. Из вакуума может потенциально рождаться что угодно. А может и не рождаться.
САВЕЛИЙ. Как в фильме «Солярис» Тарковского?
ЛИНДЕ. Вот-вот. Представьте себе поверхность океана. Вы плаваете сверху и видите только гребешки волн, каких-нибудь дельфинчиков и думаете, что это и есть реальность, а на самом деле там глубина двенадцать километров. Там-то и происходят настоящие процессы… Черт!
