Эдвард Радзинский - Пьесы
Трофимов. С красивой девушкой.
Нечаев. Ты догадлив! И кончилось бы все это… Ты опять догадлив… тем, чем должно кончаться… Но когда она протянула свои руки и говорила: «До свиданья! До свиданья!» — за это нужно было на колени встать, а он не мог. Потому что в этот момент он вспомнил, что всего десять лет назад его жена была точно такой же потрясающей девушкой. И он так же смертельно любил ее руки, ее колени… Ну почему все это ушло?!
Трофимов. А дальше… с девушкой?
Нечаев (Помолчал.) Да… Зачем я тебе это рассказывал? Да. И в результате всего происшедшего наш режиссер стал мучиться втройне. Он уже не только не знал, как снимать, ему вдруг показалось, что он не знает, что снимать. И он стоял над раскрытым чемоданом и думал: «А кому нужна вся эта история о любви? Любовь, даже самая несчастная, — это все равно праздник… Это так — история для восемнадцатилетних! А вот есть другая история, она наступает потом, когда начинается семья. И один интеллигентный человек превращает жизнь другого, тоже интеллигентного и когда-то любимого, чудного человека… в нечто обыденное и сварливое. Он убийца! Ты понимаешь это? И может быть, об этом надо снимать. О конце «праздника». (Вновь насмешливо.) И опять он начал мучиться. И наступила полная неуверенность. И все это было правильно. Потому что это вызревание какой-то истины. А это — неуверенность и муки. «Семя, чтобы прорасти, должно истлеть!» Но все это понятно… Речь о другом. О том, как в разгар всех этих поисков, мучений приходишь ты — и все прекращается. Оказывается, все эти поиски от лукавого! с жиру! А все гораздо проще: к черту творчество! Нужно думать о том, чтобы выжить! Чтобы чудом доснять до конца! и только! и больше ни о чем!
Трофимов. Я…
Нечаев. Стоп! Спасибо тебе. Мучения прекратились. Ты поверь! Есть трезвость, и есть ясность. История о любви, о двух руках, тянущихся над миром друг к другу, прекрасна. И я ее досниму до конца, ты уж мне поверь!
Трофимов. Как ты себя заводишь. Но ты мне тоже поверь. Как сказал старый Тарас: «Я тебя породил, я тебя и… (засмеялся ) убью!» Так он сказал. И еще запомни, ты — режиссер, другой профессии у тебя нет. И если ты начнешь со мной бороться…
Нечаев. Слушай.
Трофимов. Ты видел, как струхнула Кирьянова? А ты ведь на нее надеялся, старик? И вообще, вспомни время, когда художнику говорили: «Делай!» И он отвечал: «Будет сделано!» В этом было свое рациональное зерно.
Нечаев. Интересно. Ты сидишь в моем кресле. В моем доме. Пьешь мое вино. И при этом меня же пугаешь. И ты абсолютно уверен, что я испугаюсь. У тебя даже мысли нет, что я могу не испугаться.
Трофимов (насмешливо). Конечно, муки, которые я смогу тебе доставить, — ничто по сравнению с творческими муками, которые ты испытываешь во время работы.
Я все это понял, я все это знаю. Но я все же надеюсь на тебя. Понимаешь, старичок, есть милое русское выражение: «Болтаться, как дерьмо в проруби». Сейчас ты завелся, и тебя бросило к одному краю проруби. А ты остановись, подумай… и не спеша… передвигайся к другому краю. Короче, мое дело на тебя надеяться, и я надеюсь.
Звонок в коридоре. Движение Нечаева. Пауза. Новый звонок
Не бойся! Если это твоя красивая девушка, я умотаю. Ах ты, кот! Старик, ты кот! А еще говорил: «Пожалел». Ну да что там, все мы грешники! Только советую: делай что хочешь, а с Ингой не расходись! Она хорошая. Это бывает не так часто.
Нечаев молча встает и выходит. Возвращается с Женой. Она тщательно причесана. В новом платье.
Здравствуйте, Инга!
Жена. Коля! Как хорошо, что вы зашли… Ой, накурили! Накурили-то как!
Нечаев. Мы вообще не курили.
Жена. Да. Значит, мне показалось. (Кокетливо.) Ах, вы пили без меня! Не могли меня обождать… Сейчас мы поставим чай. (Уходит.)
Ее голос: «Когда мужчины остаются одни…»
(Возвращается.) Да, что же я хотела?.. Ах да, Коля, вы не обидитесь, если мы вас в другой раз позовем, а то мы вас не ждали…
Трофимов (засмеялся). Конечно, не обижусь, Инга. Ну, счастливо вам.
Жена уходит.
Значит, ты все помнишь? Так, мол, и так, прошу временно законсервировать фильм…
Нечаев. Я помню.
Трофимов. И помирись с ней.
Возвращается Жена.
Ухожу-ухожу. «Не бойтесь гостя сидящего, а бойтесь гостя стоящего». Адью. (Уходит) Нечаев — за ним. Слышен голос Трофимова: «И помни, что сказал старый Тарас…» Нечаев возвращается. Пауза.
Жена. Знаешь, я никуда не поехала. Я просто у мамы жила… А маме я сказала, что ты уехал и мне стало скучно дома. А потом пришел папа и спросил: «Ну, как поживает твой хозяин?» А потом пришел Боря Фейгельсон и спросил: «Ну, как вы обставили с хозяином новую квартиру?» И вдруг мне стало так ужасно тоскливо…
Нечаев. Ты знаешь…
Жена. Я знаю. С картиной неприятность. Ну и бог с ней! Может быть, это и к лучшему. Нам опять будет трудно, и все опять будет по-старому.
Звонок телефона. Нечаев чуть вздрогнул. Жена это заметила. Звонки телефона.
Кто же это может быть? (Жалко) А мы не будем подходить.
Звонки.
А мы не подойдем. Пусть звонят, правда?
Звонки.
Нечаев. Видишь ли… Жена. Я не хочу ничего видеть! И ничего слышать! (Поднимает трубку и тотчас вешает)
Звонки прекращаются.
А у нас сменили лифтершу.
Пауза. Снова звонки. Он направляется к телефону.
(Хватает его за руку) Нет, я тебя прошу! (Поднимает трубку и бросает на рычаг)
Звонки прекращаются.
Понимаешь! Во всем мире я твоя жена, и когда тебе плохо, я к тебе пришла. Ты меня любишь? Ну хоть немножечко еще любишь?
Звонки.
Молчи! Потом скажешь. И чаще об этом только говори.
Звонки.
А то вы всегда почему-то стесняетесь говорить женщине, как вы ее любите. Только немножечко слов, и я все сделаю!
Звонки.
Ты не представляешь… Ты без меня не сможешь работать! И кроме того, у тебя плохое здоровье! А кто за тобой будет смотреть?
Звонки прекращаются.
Я говорю чепуху. Ты без меня, конечно, проживешь. А я вот не проживу. Пусть я унижаюсь. Да, я унижаюсь, но что тут такого? Я борюсь за свое счастье. Молчи! Я всю жизнь прожила с тобой. У меня, кроме тебя, никого не было! Ты мой единственный мужчина, и ты знаешь, как меня ничего не стоит обидеть! Слышишь? И ни о чем не думай! Если что… было… ты ни в чем не виноват! Ты просто слабохарактерный. А эти девчонки, они пользуются…
Нечаев. Прошу тебя…
Жена. Я говорю ужасные вещи. Прости меня! Я не понимаю, что я сейчас говорю. Ты меня любишь? Хоть немножечко? Ну, скажи, скажи, скажи!
Нечаев. Да.
Жена. Ну вот. Все хорошо. А теперь будем пить чай, как раньше. Там в холодильнике — торт. Принеси!
Нечаев уходит. Жена подходит к стулу, отвязывает от спинки красный шар и выпускает его в окно. звонок в дверь. секундная пауза. Потом жена торопливо открывает входную дверь. на пороге — Аня.
(Шепотом) Вы что?
Аня (также). Металлолом у вас есть?
Жена. Нету. (Она захлопывает дверь)
Возвращается Нечаев.
Нечаев. Звонили?
Жена. Да. Дети за металлоломом. Ну, давай пить чай. Затемнение.
Двойная декорация. Комната отдыха на киностудии и павильон № 2. В павильоне № 2 юпитеры потушены, в темноте — странные очертания декораций. В комнате отдыха — Фекин, выдает зарплату. Присутствуют Гитара, Блондинка и Старец с бородой.
Фекин (держит речь). Мы прощаемся с вами и, возможно, не скоро встретимся, ибо, по всей вероятности, нашу картину закрывают. Сегодня у нас с вами расчетный день по эпизоду «В парадном». Лозунг такой: «Получим дензнаки в порядке очереди и неторопливо». Выдачу зарплаты можно превратить в большое огорчение или в милое светлое ожидание. Начнем по алфавиту: на «А» — нету. Мм! На букву «Ж», кто у нас на букву «Ж», простите за выражение. Товарищ…
Гитара. Жгунди…
Фекин. Вот именно. А где же остальной джаз?
Гитара. Одному оркестранту вернули тигра — у него сегодня большой праздник. А товарищ Трубач пошел на тематический концерт. Они будут к часу.
Фекин. Я рад вам выдать зарплату, товарищ Жгунди! Вы вздыхали, как настоящий грек!
Звонок по телефону
(Снимает трубку.) Да-да… Режиссер не приходил еще… Да-Да! На девяносто пять процентов — прикроемся… Да-да… с пятнадцатого буду на «Сером волке». Да-да.
