Эдвард Радзинский - Пьесы
Зина (вбегая). Сколько человек массовки готовить на завтра?
Нечаев (глухо). Я завтра вам все расскажу. А сегодня… На сегодня все свободны. Хватит на сегодня…
Затемнение.
Двойная декорация. Слева — телефон. У телефона Нечаев. Справа — мастерская художника Пети. Уголок у вешалки, в беспорядке свалены пальто. За сценой веселье в разгаре.
Нечаев (разговаривает по телефону). Можно Аню? Голос Надежды Леонидовны. Ани нет дома.
В мастерской. Появляется Аня, за ней Петя.
Аня. Хорошо, когда где-то музыка и поют. Я пьяная. Вот возьму сейчас и бухнусь у двери.
Петя. Тсс! Она, кажется, споткнулась на дороге жизни и сейчас упадет у двери.
Аня. Наступил час пудры. Что бы ни случилось! (Пудрится)
У телефона.
Нечаев (набрав номер). Можно Аню?
Голос Надежды Леонидовны. Ани нет дома.
В мастерской.
Аня. Смешно! У меня к одежде всегда пристают какие-то бумажонки. Я их почему-то притягиваю, как эбонитовая палочка. Ну, ладно! Я, пожалуй, пойду, а то у меня с весельем сегодня не ладится!
Петя (вдруг серьезно). Плюнь! Слышишь! Что бы ни случилось…
Аня. Молчи!
У телефона.
Нечаев (набрав номер). Можно Аню? Голос Надежды Леонидовны. Ани нет дома.
Нечаев уходит. В мастерской. Петя вдруг взял Аню за руку.
Аня (судорожно болтая под его взглядом). А вот в прошлом году у меня был прекрасный год. Хохол у меня почти не торчал. И еще обнаружилось, что у меня две макушки. А теперь по закону должна быть полоса невезения. Жизнь идет полосами и похожа на тигра… Слушай, я тебя сейчас… немного боюсь… А где Юрочка?
Петя. Ты зря меня боишься. Раньше я думал, что я по натуре бобыль, а теперь неожиданно выяснилось, что я попросту моногамен. Я познал себя.
Аня. А что такое «моногамен»?
Петя. Это значит единобрачен. Я могу любить только одну, на которой и женюсь. Моногамная семья образовалась на ранних ступенях человеческого развития, на пороге второго тысячелетия до новой эры. Кстати… (Остановился.)
Аня. Что?
Петя. Слушай, а ты бы не хотела, для смеха… выйти за меня замуж на пороге третьего тысячелетия новой эры?
Аня. Петя… Петечка…
Петя. Ясно! Я пошутил. А ты молчи. Ты пьяная!
Звонок в дверь. Пауза. Снова звонок. Петя не двигается.
Аня. Ну открывай… Ну что ты!
Петя открывает. Входит Нечаев.
Петя. Здрасте! А мы вас так ждали! Особенно я. Раздевайтесь. Как хорошо, что вы пришли. (Берет у него пальто.) О Юрий, возрадуйся, к нам пришел великий! (Петя убегает.)
Нечаев (помолчав). Я не знал, что она вернется.
Аня. Это неважно. Она все равно вернулась бы. Ты это знал… Только ты не подходи ко мне. Ладно?..
Нечаев. Ладно. Ты…
Аня. В конце концов, она твоя жена. А между нами ничего не было. Ты пожалел меня. Большое спасибо. Откуда ты узнал, что я здесь?
Нечаев. Узнал.
Аня. И я тоже знала, что ты сюда придешь.
Нечаев. Аня…
Аня. Не надо. Мы не будем объясняться. Все эти объяснения… (Махнула рукой. Потам подходит к нему и, осторожно коснувшись пальцами, проводит по его лицу) И не переживай из-за меня. Я была готова к этому с первой секундочки. Мой милый Иосиф Прекрасный! Мой милый Иосиф Пугливый!
Нечаев. Я…
Аня. Нет. Все, что ты сейчас скажешь, будет не то. Понимаешь? У нас уже ничего больше не будет. Никогда! После того как я ее увидела, я уже не смогу… Мне ее жалко. Или не жалко… В общем… И все! Все! Все! (Засмеялась.) Странная штука жизнь. Если бы мне сказали год назад, что все это со мной может случиться… Ладно. А теперь пообещай, что ты сделаешь одну вещь. Только пообещай.
Нечаев. Обещаю.
Аня. Ты не будешь меня провожать. Не бойся! Я сейчас совершенно трезва. Я притворялась. Ну вот! Прощай! Мы с тобой часто расставались… Ты только помалкивай. Я все знаю. Тебя никто так не знает. (Коснувшись пальцем его щеки) Ух, щеки-то горячие! Я буду вспоминать о тебе часто-часто. И буду за тебя молиться в душе, чтобы у тебя все было хорошо. «Молись за меня, бедный Николка!» А теперь постоим до трех: раз, два… три. И убежали мышки, серые пальтишки! (Поворачивается и быстро выходит.)
Стук двери. Нечаев один. Он хотел надеть пальто, но не успел. С криком: «Юра, давай!» вбегает Петя, за ним — возбужденный Юрочка.
Юрочка. Утром в газете, а вечером в куплете! Петя. Ура! Юрочка выпил, на Юрочку стих нашел. Юрочка. Ах, я страдала, страданула, прямо в речку сиганула!
Петя. Жарь, Юрочка! Возьмите Юрочку сниматься! Юрочка. Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать! Не раскинуть ли умишком, не послать ли за винишком!
Нечаев молча стоит.
Петя. Здесь была девушка небывалой красоты. Она что ж, совсем ушла?
Нечаев. Вы очень похожи на Кирилла Владимировича, вас будто одна мать родила.
Петя. Я не могу быть… я никак не могу быть на него похож. Потому что он живет в сострадательном наклонении, а я — в повелительном. Что же касается внешней оболочки…
Юрочка. Оболочка-то сотрется, свиная кожа — остается.
Петя. Браво, Юра! Юра, гляди, он надел пальто! Он уходит от нас! Такой потрясающий! Такой утонченный! Интеллигентный! Ах, как нам всем не хватает интеллигентности! Ну поглядите хотя бы на мою рожу: лоб один на два — будка! Но на прощание скажите нам, интеллигентный, вы бросили девочку?
Молчание.
Бросили или нет?
Нечаев. Послушайте…
Петя. Не хочу! Бросили или нет? Бросили или нет? Бросили или нет?
Нечаев. Бросил.
Петя. Опа! И вернулись в лоно семьи. Да? Вернулись в лоно или нет? (Бешено) Вернулись или нет? Вернулись или нет?!
Нечаев. Вернулся.
Петя. Опа! И это наверняка из благородства? Из чувства человечности?! Да здравствует человечность! Человечность нас спасет! Эпохе не хватает человечности! Лей, Юра, незримые миру слезы по поводу такой нехватки!
Юрочка. Лью.
Петя. А вот фильм свой вы тоже будете переделывать из чувства человечности? Будете или нет? Будете или нет?! Будете или нет?!
Юрочка. Будет!!!
Петя. Опа! Что и требовалось доказать. А в завершение пойдет баллада под названием «В конце концов».
В продолжение последующего монолога Нечаев молча стоит у двери и очень спокойно слушает. Близится первый счастливый конец! В результате творческих исканий он снимет тихохонький благополучненький фильмик! Но при этом будет очень мучиться. Второй счастливый конец! В результате личных переживаний он все-таки останется с преданной супругой. Конечно, из чувства человечности. Он будет жить с ней в чудной благоустроенной квартире. Потолок пять метров, отдельный санузел. А по вечерам к нему будут приходить гости. Все сплошь знаменитости… Какой-нибудь Лоренцо Медичи Великолепный, Бенвенуто Челлини, Фадеев. И, сидя в мягких креслах, вы будете беседовать с ними о том, как хорошо шахтеру… где-нибудь под землей… рубать уголек для семилетки. Или художнику в полутемной мастерской творить для будущего. И при этом, конечно, будете мучиться от своей обеспеченности. И еще оттого, что вернулись к жене. И в результате этих нестерпимых мук вы станете жить с женой и с той девушкой тоже. Из чувства человечности, конечно. И опять же страдать от этого! Дорогой, вы — мученик! Вы — чемпион по страданиям! Вы — символ человечности! Только один вопрос, дорогой символ. Отчего у вас такие удобные муки? Отчего в результате всех ваших мучений ломают себе шею другие? А вы остаетесь страдать, но в самых безопасных и комфортабельных условиях? Отчего? Отчего, несмотря на все ваше благородство… из вас всех так легко сделать дерьмо?!. Слушайте, а может быть, у вас в порядке с человечностью? Может быть, чего другого не хватает?
Юрочка. Пусть в каждом доме стар и мал прочтут газету и журнал!
Нечаев (усмехается, Пете). Видите ли… Бабочки живут один день. И если этот день был дождливым, им кажется, что вся земля — это дождь. В вашей жизни было дождливое утро, и вы привыкли считать, что вокруг дождь и вы честнее других. И от этого вы стали злым. Целенаправленно злым. А когда есть злость — ничего не понятно. Видна, как вы точно сказали, только оболочка.
Юрочка. Неправда! Он добрый! Вы его не знаете. (Наливая вино из принесенной бутылки.) И давайте выпьем на прощание. А то у меня уже стих прошел! Милки, за то, чтобы мы были здоровы! Пусть с нами все будет хорошо! И пусть мы будем жить до ста лет! (Передает стаканы ,)
