Анатолий Софронов - Московский характер
Зайцев (подавая пакет Потапову) — Вот, из главка прислали!
Потапов (вскрывая пакет) — Ну, что тут главк нам пишет?
Зайцев — Наверно, благодарность, а может, премия?
Потапов (читает; по мере того, как он знакомится с содержанием пакета, улыбка сходит на-нет) — Так, так… Уже успели. Нет, ты подумай, Сергей Сергеич! Уже успели! Что ж, поборемся, товарищи женщины. Вы с характером, а мы что, в лесу родились? Как думаешь?
Зайцев — Насчёт женщин — отрицательно.
Потапов — Так вот, дорогие женщины, на этот раз мы вам дорогу не уступим. Будем невежливыми, Сергей Сергеич. Вот что, давай сюда Кривошеина. Хотя стой! Потом Кривошеина. (Взял бумажку, спрятал её в портфель.) Они в главк, а я в министерство. Сначала в министерство. Передай в сборочный, пусть форсируют. Слышишь, Зайцев?
Зайцев — Слышу, Алексей Кирьяныч… Только, в чём дело, не пойму.
Потапов — Я им выгравирую такое на память… такие рисуночки будут…
Зайцев — Это для клуба, что ли?
Потапов — А-а, Зайцев… Вот приеду из министерства, узнаешь. Скажи Кривошеину, чтоб ожидал меня. И нажимай здесь.
Зайцев — Когда будете?
Потапов — Не знаю. (Ушёл.)
Зайцев — Что за рисунки? Вот человек! (Сел на место Потапова. Снял трубку.) Диспетчера. Передайте в сборочный. Алексей Кирьяныч приказал форсировать сборку. Уже 140? Хорошо. Какие ещё указания? Неважно. Но они будут, указания будут. Обязательно будут. Какие? Это неважно. Важно, чтобы они были, указания!
ЗанавесКартина вторая
Столовая в квартире Потапов и Гриневой. Просторная, светлая комната. Квартира расположена на пятом или шестом этаже. Ощущение высоты создают сотни огней в других, видных через раскрытую дверь балкона домах. В столовую ведут две двери из других комнат. Московский летний вечер. За окнами сравнительно светло. Вместе с открытием занавеса в комнату входят Гринева и Кружкова. У Гриневой в руках газеты и письма, она только что вытащила их из почтового ящика. Кружкова останавливается на пороге балкона. Гринева зажигает свет.
Кружкова — Зачем, Ирина Фёдоровна, свет зажгли? Ещё видно.
Гринева — Не люблю полумрак. Или темно или полный свет. Садись, Аня. Будем хозяйничать. (Достаёт из буфета заварной чайник.) Мы с Алексеем чаёвники. (Уходит и возвращается.) Поздно актив кончился.
Кружкова — Вы хорошо говорили, Ирина Фёдоровна.
Гринева — Жизнь научит. А потом, знаешь, складно говорить не так уж трудно.
Кружкова — Трудно. Ко мне приходят разные люди. Простые и непростые. Иной говорит, а я чувствую, проверяет меня, где я неправильно скажу, где не знаю чего, а я ещё много не знаю. А мне говорят, просят меня: помогите, решите, вмешайтесь. А если мне самой нужно помочь?
Гринева — Да, депутату нельзя ошибаться.
Кружкова — Вот меня и беспокоит… Вот хотя бы эта, Свиридова.
Гринева — Наша Северова?
Кружкова — Она… Пришла ко мне, плачет. «Может, мне не к вам надо было, — говорит, — может, в партком или ещё куда, а я к депутату решила. Своя работница, — говорит, — поймёт. Муж вернулся из армии. Ушёл слесарем, вернулся капитаном. Говорит мне: «Отстала ты от меня, трудно нам понять друг друга, запросы, — говорит, — у тебя, и вообще, — говорит, — культура страдает. Не ровная мы пара теперь. Давай врозь». Объявление в «Вечорку». А какое же тут объявление, когда у меня двое ребят. Да что ребята? Ребята — полбеды. Я их прокормлю. Жила без него. А как быть с любовью? И в чём я отстала? От кого я отстала? Я на почётной доске. День и ночь работала всю войну. И сейчас. Не хочу я врозь», — говорит. И плачет: «Помоги, Анна Сергеевна, ты депутат, ты всё можешь». А как помочь? И мне горько стало. И я сижу и плачу. Сидим и обе плачем.
Гринева — Долго ж вы плакали?
Кружкова — На часы не смотрела… Сказала, что поговорю с ним. Вызову его. А что я ему скажу? Выругаю, а вдруг не поймёт. А может, и выругать не смогу. О другом буду думать.
Гринева — О Кривошеине?
Кружкова — О нём.
Гринева — Сама же ушла!
Кружкова — Ушла, а вот любовь не ушла. Я не хотела быть при нём, хоть он и умный, Ирина Фёдоровна. Слишком он всё мне объяснял… Может, это от профессии. Хороший технолог, говорят.
Гринева — Пошёл он к чорту со своей технологией! В станках понимает, а в людях разобраться не может. Знаешь, Анна, трудно быть советчицей в таких вопросах, но я бы на твоём месте выбросила его из головы. Инженер?! Когда мы поженились с Алексеем, кем я была? Простой прядильщицей. А он инженер. И вот видишь: двенадцать лет, как один день. Живём.
Кружкова — И не бывает у вас ссор?
Гринева — По правде сказать, почти не бывает.
Кружкова — Так всегда у вас было?
Гринева — Было… А что, Кривошеина ты с тех пор не встречала?
Кружкова — Он приходил ко мне в апреле. После выборов уже… Я спросила его, почему не приходил в декабре, до выборов? Ушёл… Один раз я его встретила на улице — перешёл на другую сторону. Знаете, Ирина Фёдоровна, я бы даже уехала куда-нибудь. В Иваново или в Орехово-Зуево…
Гринева — Зачем же тебе? Пусть он едет.
Кружкова — А вдруг я неправильно сделала? Вдруг я своё личное счастье прогнала?
Гринева — А что ты всё-таки скажешь мужу Свиридовой?
Кружкова — Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чём отстаёт.
Гринева — А тебе он не мог помочь?
Кружкова — Пытался, но не так.
(Входит Виктор.)
Гринева — А, студент!
Виктор — Почти нет. (Бросил книги на стоя.) Последний экзамен сдал.
Гринева — Поздравляю.
Виктор — Ещё диплом, Ирина!
Гринева — Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой.
Виктор — Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре.
Гринева (испуганно) — А чайник-то, наверно, перекипел. (Ушла. Виктор и Кружкова некоторое время молчат, подыскивая тему для разговора.)
Кружкова — Какой же диплом у вас?
Виктор — «Настоящее и будущее Москвы».
Кружкова — Красивая тема.
Виктор — Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она!
Кружкова — Кто?
Виктор — Москва… Воздушная, золотая, пронизанная голубизной.
Кружкова — Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете.
Виктор — Я счастливый? А вы?!
Кружкова — Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила.
Виктор — Я не о том….
Кружкова — А о чём же ещё?
(Звонок. Виктор уходит открывать дверь. Возвращается вместе с Фёдором Степановичем Гриневым. Из кухни приходит Гринева.)
Гринев — Принимай гостя, дочь. Алексей дома?
Гринева — Садись, отец, чай будем пить.
Гринев — Погорячей бы чего-нибудь…
Гринева — Сегодня не праздник.
Гринев — Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат?
Виктор — Не дипломат, а дипломант.
Гринев — Всё одно — на ассамблее дипломаты, в районе тоже дипломаты. Дома — тоже дипломаты. Разговоры одни.
Гринева — Чем ты недоволен?
Гринев — А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход?
Гринева — Пустят, обожди немного.
Гринев — Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду.
Гринева — Куда, куда?
Гринев — В министерство блюстиции.
Виктор — Изобретаешь, отец.
Гринев — Твоё дело — слушать. Сказал блюстиции, — значит, так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать?
Кружкова — Напишите, займёмся.
Гринев — Всё занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где?
Гринева — В министерстве или в главке.
Гринев — Заседают? Никак до текущих дел не доберутся.
Гринева — Хватит ворчать, отец… Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет.
Гринев — В глубь веков? Нет, чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков ещё у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь?
