Леонард Герш - Эти свободные бабочки
Дон. Да.
Джил. Что — да?
Дон. То, что слепой.
Джил (ставит пепельницу на диван) Очень остроумно.
Дон. Я не шучу. Я правда, слепой, от рождения.
Джил (обходит диван. Не веря). Что, сильно близорукий, что ли?
Дон. Ты что, слов не понимаешь? Говорят тебе — слепой. Не вижу ничего.
Джил подходит к Дону, машет перед его глазами ладонью. Он не мигает, она понимает, что он, действительно, слеп. Она пятится к своей двери.
Джил. Черт!.. Слушай, извини… Я не хотела…
Дон (встает). Только не переживай. Я же не переживаю.
Джил. Почему ты мне не сказал?!
Дон. Я сказал.
Джил. Почему не сказал сразу? Когда я зашла?
Дон. Ты не спрашивала.
Джил. А с чего это я должна была спрашивать? Я не имею такой привычки — войти в чужой дом и сразу: Здрасте, я Джил Тэннер. А вы, случаем, не слепой??
Дон. Да? А я тоже не имею привычки лезть к первому встречному: Разрешите представиться. Дон Бейкер. Слепой, как крот! (Картинно кланяется).
Джил. Все равно, надо было сказать. Я бы на твоем месте сказала!
Дон. А может, мне интересно было, когда ты сообразишь. Ну, теперь ты знаешь. Так как? Завопишь и рванешь отсюда растворяться в ночи? Или обойдешься обмороком?
Джил. Ты еще шутить можешь?!
Дон. Слушай, единственное, чем меня можно достать, это когда начинают ахать и охать. Терпеть этого не могу, так что не начинай.
Джил. Ты уже настолько… привык?
Дон. Да пойми: мне не к чему было привыкать. Я ведь так и родился — слепым. Другое дело, если бы сначала видел, а потом ослеп. А для меня слепота — это норма. Я вообще, только в шесть лет понял, что все остальные — не такие, как я. Но тогда это уже мало что меняло. Так что не бери в голову. Расслабься. Разрешается даже смеяться.
Джил. Смеяться, что ты слепой?
Дон. Ну, если другого повода у тебя нет…
Джил. Никогда до сих пор со слепыми не общалась. Ты — первый.
Дон. Поздравляю. А кто был первый зрячий, не помнишь?
Джил (подходя к окну). Нет, на улице-то я встречала слепых. Ну таких, знаешь… С собаками. А что же у тебя нет собаки?
Дон. С собакой слишком выделяешься. Я и так обхожусь.
Джил. И ты не боишься заблудиться? В Нью-Йорке! Я — и то боюсь.
Дон. А чего бояться? У меня есть палка. Взял — и пошел. Могу даже точно сказать — сколько шагов от двери до булочной, до прачечной, до аптеки.
Джил. А где тут прачечная?
Дон. Сразу за кулинарией. Сорок четыре шага от входной двери.
Джил. Да? Я не видела.
Дон. Я тебе покажу.
Джил. Ну хорошо, а здесь? Вдруг наткнешься на что-нибудь? Ты же расшибешься.
Дон. Я точно помню — где что стоит. (Движется по комнате легко и уверенно, точно называя предметы, до которых дотрагивается или на которые указывает). Кровать… Дверь в ванную. Книжные полки… гитара, моя палка… (Берет в руку легкую алюминиевую трость, затем вешает ее обратно на крючок).
Джил. А что это за книги?
Дон. Это по Брайлю, для слепых. Входная дверь… магнитофон…
Джил садится на табурет, наблюдает за тем как Дон движется дальше.
Обеденный стол… Ванна… (Быстро переходит к комоду возле двери в квартиру Джил). Комод. (Касается стоящих на комоде предметов). Вино… еще вино… стаканы… (Открывает ящик тумбы). Белье. (Закрыв ящик, переходит в кухню). Так, кухня… (Открывает дверцу полки). Тарелки, чашки… Кофе, сахар… Перец, соль… Кукурузные хлопья… Кетчуп… Ну, и так далее. (Возвращается к дивану). Теперь если ты еще поставишь на место пепельницу…
Джил делает это. Дон четко гасит в пепельнице окурок сигареты.
(И с победным видом). Вот и все! Так что, если тут ничего не передвигать, я не хуже любого другого.
Джил. Лучше! А вот я у себя вообще ничего найти не могу! У меня кетчуп вечно где-нибудь, среди колготок, а колготки в духовке. Если хочешь увидеть настоящий бедлам, можешь зайти ко мне и поглядеть… (Она осекается. Встает с места, отходит). Черт… Извини…
Дон. Да перестань ты, ради бога! Я абсолютно нормальный человек. Только не вижу. Вообще, сама слепота — это ерунда. Вот что по-настоящему действует на нервы, так это то как люди реагируют. Просто какой-то цирк! Одни ведут себя, так, будто передо мной виноваты. Что глупо, поскольку роль виноватой на всю жизнь захватила моя мать. А для других я вроде героя какой-то древнегреческой трагедии. А героизм тут только в том, чтобы переносить весь этот бред. Так что хоть ты веди себя нормально.
Джил. Попробую. Просто никогда раньше не сталкивалась со слепыми.
Дон. Да, мы народ малочисленный. Вроде эскимосов. У тебя много знакомых эскимосов?
Джил. Во всяком случае, никогда не думала, что слепые — такие как ты.
Дон. Такие, как я — не все. Только самые отборные.
Джил (сидит на коленях на краю дивана). Нет, знаешь… Для меня в слепых всегда было что-то жутковатое…
Дон. И правильно. (Притворно — зловеще). Днем, когда в мире светло, мы прячемся в черных подземных норах и спим. Когда же тьма окутает землю, мы пробуждаемся и, чтобы напиться человечьей крови, проникаем в дома добрых людей через наши подземные коридоры… Вот почему про нас так и говорят: Слеп, как крот!
Джил. Нет, серьезно! Это правда, что у слепых есть какое-то шестое чувство?
Дон. Во-первых, оно было бы только пятым… Во-вторых, это неправда. (Садится в кресло). Другое дело, что слух, обоняние, осязание у меня, наверное, развиты чуть лучше, чем у тебя. Мне ведь приходится ими больше пользоваться.
Джил. Слушай, я балдею! Ты к этому так легко относишься! Тебя это, вроде, совсем не угнетает. (Перебирается на дальний от себя край дивана). Я передвинулась. Я сейчас на диване.
Дон. Я знаю.
Джил. А как ты узнал?
Дон. Я же слышу — голос теперь идет с другой точки.
Джил. Класс! Как это у тебя получается?
Дон. Очень просто. (Встает с места).
Джил передвигается на другой край дивана.
Закрой глаза. (На цыпочках передвигается через кухню). Ну, где я?
Джил. Там! Получается! (Залезает на стол, кладет ноги на спинку дивана). Нет, ей — богу, ты молодчина. Я бы на твоем месте вся исстрадалась. Я бы на людей кидалась, точно тебе говорю.
Дон. Ты на себя наговариваешь.
Джил. Во всяком случае, такой, как ты, я бы точно не была. У меня ни на грош ни воли никакой, ни выдержки.
Дон. Думаешь, у меня воля есть? Это я от природы такая прелесть.
Джил. Да уж в сто раз лучше, чем я
Я смиренно не приму вечной ночи — нет!
В бешенстве я прокляну уходящий свет…?
Дон. Дилан Томас.
Джил. Кто-кто?
Дон. Ну это же стихи Дилана Томаса.
Джил (озадаченно). Иди ты! По-твоему я знаю наизусть стихи Дилана Томаса?
Дон. Во всяком случае, ты их прочла.
Джил. Сдохнуть! Да я его в жизни ничего не читала! Понятия не имею, откуда это у меня в голове. Что я знаю наизусть — так это Марка Твена. (Встав в центре комнаты). Хочешь прочту свои любимый отрывок?
Дон (опускается на корточки возле стола). Хочу.
Джил (декламирует) Я прошу одного — свободы. Свободны же бабочки. И люди не могут отказать Гарольду Скимполу в том праве, которое они признают за бабочками!? (Нормальным тоном, лежа животом на столе). Знаешь, я себя иногда ощущаю бабочкой. Я лечу, лечу… Ну как, понравилось?
Дон. Понравилось. Жалко, Марк Твен тут ни при чем.
Джил. Это почему? (Садится).
Дон. Потому что это написал Диккенс.
Джил. Ты уверен?
Дон. Конечно. Гарольд Скимпол — это из «Холодного дома» Чарльза Диккенса.
Джил. Но я в жизни Диккенса не читала!.. Правда, Марка Твена я тоже не читала. Но я была уверена, что это он. Слушай, а ты читал… (Обрывает себя, с досадой). Черт…
Дон (идет к стоящей возле стены у кровати гитаре, берет в руки). Читал. И Диккенса и Марка Твена почти всего. И перестань дергаться через каждое слово. Все это напечатано по системе Брайля, для слепых.
