Борис Акунин - Инь и Ян
Слюньков (понуро): Благодарю… Вы великодушный человек. Господи, в самом деле, как стыдно…
Фандорин: Маса, каэро.
Маса укатывает Фандорина, остаются Фаддей и нотариус.
Фаддей (подбирая клочки): Ох, сударь, всё зло от бабья. Что на молодой-то жениться? Седина в бороду, а бес в ребро.
Слюньков (разглядывая веер): Позор, позор… На старости лет такой срам… Воровство, подложное поручение… Погодите, погодите! Как ты думаешь, Фаддей, может, из-за этого и не вышло, а?
Фаддей: Из-за чегой-то из-за этого?
Слюньков: Да из-за того, что я нечестным образом веер присвоил, без ведома и согласия владельца. Будде это не понравилось.
Фаддей: Такое кому ж понравится.
Слюньков: Хорошо, большого чуда нельзя, но, может, получится маленькое. Если наполовину развернуть, да белой стороной стукнуть, может, хоть радикулит пройдёт?
Фаддей: Навряд ли. Хотя, конечно, всяко бывает.
Слюньков (вертит веер): Чёрной нельзя, от этого помереть можно. Фаддей, я стукну, а?
Фаддей: Да стучите, коли вам охота, только не со всей силы. Вещь ветхая, и так вон изорвали всю, роняючи.
Нотариус полуразворачивает веер, бьёт себя по шлему, потом ещё и ещё.
Фаддей: Ну чего?
Нотариус прислушивается к себе. Осторожно разгибается. Потом вдруг резко наклоняется вперёд.
Слюньков: Что-то странное… Совсем не больно! И тело какое-то… Словно звенит. Или это в ушах, от ударов?
Сдёргивает шлем. Под ним оказывается густая чёрная шевелюра.
Фаддей: Матушки-светы!
Слюньков: Ты что? (Хватается за голову. Вскрикивает.) Помолодел! Помолодел! Ай да веер!
Скачет по сцене, выделывая невероятные антраша. Бросается к Фаддею, обнимает, целует.
Слюньков: Фаддеюшка, милый! Есть чудеса, есть! Вот вам и сказки, господин Фандорин! На, постучи себя. Ты ведь моего старей. И здоровье, поди, неважное.
Фаддей: Какое уж ныне здоровье.
Слюньков: На! Хлопни! Тоже помолодеешь!
Фаддей (разглядывая веер): Ишь, истрепался как. И порван вот тутова… Не буду я хлопаться. Барин уж как болел, а тоже не стал. Говорит, как на роду написано, так пускай и будет… И мне тож чужого не надо. На кой мне ваша молодость, чего в ней хорошего? Всего хочется, а ничего не дают. Бабьё опять же жизню портит. Нет уж, дожить и на покой… А вы, сударь, идите себе, веер я Ян Казимирычу доставлю.
Слюньков: Соня! Сонечка!
Вприпрыжку убегает. Фаддей, ворча, уходит следом.
3. Два гения
Перед закрытым занавесом. Маса катит кресло, в котором сидит Фандорин, от одной кулисы к другой.
Маса (сварливым голосом): Доосите анохито-о тайхосимасэн дэсита? Анохито-но иу кото-о доосите синдзимасита ка? Мудзай-но сёко га накатта нони…
Фандорин: Юдзай но сёко мо накатта. (Задумчиво.) Да и пистолета у него не было.
Маса: Э?
Фандорин: Стой-ка. Томарэ. (Маса останавливается.) Дзю-о сагасун да. (Делает жест, из которого ясно, что речь идёт о пистолете.) Дарэ кара хадзимэё?
Маса: Арукася.
Фандорин (подумав): Ёси. Икэ.
Маса поклонившись разворачивается и быстро уходит.
Фандорин крутит колёса, двигаясь в противоположном направлении. Чертыхается от сотрясения.
Навстречу ему из-за кулисы выходит Инга с лампой в руке. Увидев каталку, вскрикивает.
Инга: Вы? Как я испугалась! Что вы здесь делаете в темноте?
Фандорин (мрачно): К-катаюсь. Почему вы не у себя? Разве вы не понимаете, как это опасно? В доме убийца.
Инга: Я знаю… Но не могу поверить. Может быть, это всё-таки кто-то чужой? Кто-то, пришедший оттуда, снаружи? (Показывает рукой в сторону — оттуда как раз донёсся очередной раскат грома.)
Фандорин: Нет, это кто-то отсюда, изнутри.
Инга (передёрнувшись): Я ведь и слуг хорошо знаю. Они мне почти как родные. Я часто бывала у покойного дяди Сигизмунда. Он меня очень любил… Ужасно, как это всё ужасно…
Фандорин: Ужасно, что я прикован к этому чёртову креслу. Мой слуга действует, а я только д-дедуктирую. Да и то не слишком эффективно… Инга Станиславовна, ради Бога, вернитесь к себе и запритесь. Если с вами что-то случится, я себе не прощу.
Инга: Да что я? Кому я нужна, кому опасна? Вот вы… Преступник знает, что вы идёте по его следу. А вы со сломанной ногой, беспомощный, и совсем один. Знаете, вы очень храбрый. И ещё… Вы настоящий джентльмен. Даже не спросили, куда я иду с лампой, среди ночи.
Фандорин: Угадать нетрудно. К вашему жениху.
Инга: Да. Дедукция, в самом деле, не из сложных… Ян, конечно, у себя во флигеле. Добывает вакцину, колет ею кроликов. Вокруг убивают, похищен веер, единственное его достояние, а Ян помнит только о своей науке. Я боюсь за него.
Фандорин: Пожалуй, в самом деле лучше, если вы с ним будете держаться вместе. Что же до веера, то передайте Яну Казимировичу, что он нашёлся. Это была не кража, а так, недоразумение.
Инга: Правда? Эраст Петрович, милый! (Порывисто нагибается и целует Фандорина.) Как я вам благодарна! Не знаю, как вам это удалось, но вы настоящий гений!
Фандорин (смущённо): У вас все гении…
Инга: Не все. Только вы и Ян. И, знаете… Мне жаль, что я не встретила первым вас.
Убегает. Фандорин смотрит ей вслед. Уезжает.
4. Тикусё!
Открывается занавес с левой стороны. Это кухня. Глаша неистово колотит большим деревянным молотком — отбивает мясо. Сзади появляется Аркаша, бесшумно подходит. Встаёт, грозно сложив руки на груди. Оглушительно кашляет.
Глаша с визгом отскакивает, замахиваясь своим молотом.
Аркаша: Чтой-то вы, Глафира Родионовна, в ночь-полночь вздумали кухарничать?
Глаша: Ох, напугалась как! Боязно в комнате сидеть. Когда дело делаешь, меньше страх берёт.
Аркаша: А коли сюда злодей зайдёт, да станет в вас из револьвера палить?
Глаша: Я его тогда вот этим. (Показывает молот.) А что ж вы-то не почиваете?
Аркаша (горько): Страдаю-с. Ранили вы меня изменнической стрелой в самое сердце. Эх, Глафира Родионовна! На кого променяли-с? На идолище поганое, на язычника! А это грех-с, перед отечеством и Господом Богом! За это вас черти на том свете на сковороду посадят! Голым профилем-с!
Глаша: Довольно совестно вам, Аркадий Фомич, про мой профиль такое выражать! Не ваша забота. И руку пустите, больно!
Аркаша: Не моя забота? Эх вы, Евины дочки. Глядите, после не пожалейте. Это я сегодня никто, лакей-с, а завтра, может быть, стану всё. Захочете ко мне подсластиться, а я на вас и не гляну-с. Не пара вы мне будете.
Глаша: Что это вы так загордились-то? С каких барышей?
Аркаша: Об том вам знать незачем-с. А только упускаете вы, Глафира Родионовна, своё счастье. (Наступает на неё.) Говорите правду, как на святой исповеди: тискались с косорылым?
Глаша: У самого у вас рыло накось! И дух изо рта! А Масаил Иваныч мужчина чистенький, гладкий!
Аркаша: Вот ты как? Гулящая! Истреблю!
Отбирает у неё молот, замахивается. Глаша пронзительно визжит.
Из-за кулис выскакивает Маса, воинственно шипя и выставив вперёд руки.
Аркаша отбегает. Глаша прячется Масе за спину.
Аркаша (размахивая молотом): Не моги драться! Нет такого закона, чтоб басурманы русского человека ногами по харе мордовали!
Маса: Давать вопрос.
Аркаша: Вопрос можно, только руки прибери. И коленками не приседай.
Маса: Арукася и докутор Диксон друзья?
Аркаша: Чево? Какой они нам друг! Они сами по себе, мы сами по себе.
Глаша (всхлипывая): Брешет он! Чуть не каждый вечер к англичанину ходил. Сколько раз мне хвастался! Масаил Иваныч, он меня за плечо! Больно! (Плачет.)
Маса (наступая на Аркашу): Дрозьки — это радз. Докутор друг — это два. Дедукция. Давай-давай. Вести господин. Дерать допрос.
Глаша: Так его, Масаил Иваныч! Он дрожки сломал, и с доктором-покойником всё шушукался, и ещё вокруг барышни всё крутился, шпионничал! Он убивец, больше некому! И меня истребить грозился! Чуть жизни не лишил!
