Ник Хоакин - Портрет художника-филиппинца
Эльза (пальцами изобразив букву «V»). И не давать спуску.
Донья Лоленг. Перико, ведь отель «Манила» все равно будет открыт, даже если начнется война?
Дон Перико. Дорогая моя, все будет открыто. Все будет идти своим чередом! Мы неуничтожимы!
Эльза. Вот это настоящий боевой дух, сенатор! Не давать спуску!
Дон Перико (бьет себя в грудь). Был такой дух, Эльза, но теперь — увы! — не то.
Эльза (удивленно). Это как?
Дон Перико. Перебили крылья!
Эльза. Кому?
Дон Перико. Однако научились же мы ползать по земле! И очень проворно!
Эльза. Лоленг…
Дон Перико. И знаете что? Теперь канава на земле лучше, чем звезды на небе!
Донья Лоленг (подходит). Что ты хочешь этим сказать, Перико?
Дон Перико. Я хочу сказать, дорогая, что мы неспособны к переменам, мы безнадежны. А следовательно, нам нечего бояться. Земля задрожит — но мы едва это заметим. Мы будем слишком увлечены игрой в маджонг, разговорами о том, чей муж спит с чьей женой…
Донья Лоленг. Да ты соображаешь, что говоришь!
Дон Перико. …и землетрясение нас даже не заденет. Ну, может быть, разобьется одна твоя чайная чашка, дорогая, у столика для маджонга отломится ножка, а твоя портниха опоздает на примерку. Но ты не беспокойся. После землетрясения ты купишь новую чашку, закажешь новый столик, а портниха в конце концов появится. И заживем мы как прежде.
Донья Лоленг. Пепанг, что вы тут с ним сделали?
Дон Перико. Дорогая, что можно сделать с трупом?
Донья Лоленг. Трупом!
Дон Перико. Ну да. Я только что обнаружил нечто весьма забавное, моя дорогая. Я мертв, тридцать лет как мертв — и не знал об этом.
Донья Лоленг (после паузы). О мой бедный Перико! Понимаю, понимаю! (Подходит и кладет руки ему на плечи.) И зачем только я позволила тебе прийти сюда! Мне надо было это предвидеть.
Дон Перико. А, ты знаешь, что произошло?
Донья Лоленг. Этот дом, Перико, этот ужасный старый дом! Он всегда так действует на тебя! Теперь ты понимаешь, почему я против того, чтобы ты бывал здесь?
Дон Перико. Да, моя дорогая, понимаю.
Донья Лоленг. Пэтси, папину шляпу! Мы забираем его домой, и я тут же уложу его в постель.
Пепанг. Он болен?
Донья Лоленг. У него легкий приступ поэзии.
Пепанг (удивленно). Пресвятая дева!
Донья Лоленг. О, не стоит беспокоиться. Я к этому привыкла и знаю, что делать. Аспирин, горячий бульон, хорошенько выспаться — и наутро он снова проснется прежним Перико.
Дон Перико. Конечно, проснусь, моя дорогая.
Донья Лоленг. Конечно, проснешься, муж мой! Ты ведь всегда просыпаешься — вспомни! А потом всегда смеешься сам над собой и над тем, что говорил и делал.
Дон Перико. Поэзия бессильна перед аспирином. Да, назавтра я проснусь прежним Перико — здоровым, богатым, любезным, утонченным, элегантным, хладнокровным, уверенным в себе, черствым и довольным собой!
Донья Лоленг. У человека твоего положения раскаяние просто смешно.
Дон Перико. И завтра мне будет очень стыдно за самого себя, за то, что я был смешон.
Донья Лоленг. И за то, что так жалел себя.
Дон Перико. И за то, что так жалел себя.
Донья Лоленг. Поверь мне, Перико, ты готов смириться с бедностью не больше, чем я. Мы оба рождены для дорогой жизни. Попробуй представить себя без золотых запонок и булавки с бриллиантом, без портного и импортных вин! В тебе ни на йоту нет аскетического, мой дорогой Перико!
Дон Перико. Да, дорогая, я совершенно согласен. Но время от времени человек пытается заставить совесть замолчать и плачет, представляя, кем он мог бы стать.
Донья Лоленг (негодующе). Вы, мужчины, никогда не знаете, чего хотите!
Дон Перико. Ты очень терпелива со мной, дорогая.
Донья Лоленг. О, когда я вышла замуж за поэта, я знала, что мне грозят неприятности! Но я твердо решила сделать тебя!.. тем, что ты есть сейчас.
Дон Перико. И она абсолютно права! Всем, что я есть, я обязан моей дорогой жене!
Пэтси (протягивает шляпу). Вот, мамочка.
Донья Лоленг (берет шляпу). Хорошо. Теперь все вниз, в машину.
Пепанг. Но послушайте, вы же сейчас не уедете. Надо подождать, пока не дадут отбой. Во время тревоги нельзя быть на улице.
Донья Лоленг. О, нам можно. В конце концов, с нами сенатор. (Надевает ему на голову шляпу, поправляет галстук и лацканы пиджака, в то время как ее свита спускается по лестнице. Затем, последний раз поправив пиджак, отступает на шаг и осматривает его.) Ну, вот ты и снова выглядишь вполне приемлемо! А теперь попрощайся со всеми.
Дон Перико. Прощайте все.
Донья Лоленг (берет его за руку). А теперь пошли. Пепанг, прости, что мы уходим так неожиданно. И не забудь передать поклон отцу.
Дон Перико (вдруг вырывается). Подожди! Подожди минутку! А где Паула и Кандида?
Паула и Кандида (хором). Мы здесь.
Дон Перико (машет свободной рукой). Паула! Кандида! Оставайтесь с отцом! Оставайтесь с Лоренсо — contra mundum[22].
Донья Лоленг (смеясь, увлекает его). Пошли, пошли, señor poeta![23] На сегодня бреда вполне достаточно. Всем пока! (Уходит с сенатором.)
Маноло (опускается в кресло). Бедный дон Перико!
Пепанг. Старый обманщик!
Кандида (улыбается). Пепанг, мы обещали сделать так, как он посоветует, и мы сдержим обещание.
Паула (передразнивая дона Перико). Мы останемся с отцом — contra mundum.
Пепанг (кисло). Можете оставаться с ним вопреки чему угодно, но не здесь, не в этом доме!
Кандида. Этот дом станет нашей крепостью!
Пепанг. Кандида, у меня болит голова. Пожалуйста, перестань.
Паула. Может быть, ты тоже хочешь аспирину, Пепанг?
Пепанг. Чего я хочу, так это побольше сообразительности от вас обеих! Неужели вы ничего не видите, не чувствуете? Неужели вы не видите, каким бременем этот дом ложится на меня и на Маноло? Неужели не понимаете, как это несправедливо по отношению к нашим семьям — тратить такие деньги на этот дом, когда нам следовало бы тратить их на наши дома? Неужели вы не знаете, что мне приходится каждый месяц ругаться с мужем, чтобы получить от — него деньги?
Кандида. Мы уже не просим помощи ни от тебя, ни от твоего мужа, ни от Маноло!
Паула. Мы сами позаботимся о себе!
Пепанг. И что же вы собираетесь делать? Взять квартирантов? Давать «квалифицированные уроки» испанского? Или игры на пианино? Очень забавно! Да вы посмотрите на себя! Разве вы способны «позаботиться о себе»? Вы обе ни на что не годны!
Маноло. Пепанг, я полагаю, все это можно обсудить, не раздражаясь.
Кандида. Тут нечего обсуждать!
Паула. Мы ни за что не передумаем!
Пепанг. Мы слишком распустили вас обеих!
Маноло. Пепанг, дай мне сказать!
Паула. О, можете говорить сколько угодно — это ничего не изменит!
Пепанг. Упрямые, глупые старые девы!
Кандида. Паула, нам лучше уйти на кухню.
Маноло (вскакивает). Нет, вы останетесь здесь, обе!
Снова ревет сирена. Они не обращают внимания.
Пепанг (повышает голос). Я знаю, почему вы хотите остаться в этом доме! Знаю, почему им здесь так нравится! Я знаю — и все знают! Я слышала, как об этом шепчутся у меня за спиной!
Маноло. О чем шепчутся?
Пепанг. Готова держать пари: все на этой улице только об этом и говорят!
Маноло. О чем? О чем говорят?
Пепанг. О наших замечательных сестрах, Маноло! Они стали посмешищем, о них говорит весь город! Это настоящий скандал!
Паула. Пепанг, о чем ты говоришь? Что мы такого сделали?
Маноло. Что все это значит, Пепанг? Что за чертовщину ты городишь?
Пепанг. Ты, конечно, слышал сплетни?
Маноло. Слава богу, у меня есть дела поважнее.
Пепанг. О, через какой позор мне пришлось пройти! Все знают, все смеются над ними!
Маноло. Но почему? Почему?
Пепанг. Из-за этого молодого человека! Этого гадкого молодого человека! У них здесь живет молодой человек, квартирант! Человек сомнительной морали — вульгарный музыкантишка из варьете с ужасной репутацией! Известная личность! И, говорят, Кандида и Паула совершенно очарованы им!
