Ник Хоакин - Портрет художника-филиппинца
Дон Перико. Чтобы женщины не украли их, Чарли.
Эльза. …а вы кружитесь и кружитесь!
Маноло. Черта с два — не смогли бы!
Пепанг. А из какого материала ты бы сшила это платье?
Эльза. Надо подумать…
Чарли. И вообще — кто эти два парня?
Маноло. Одного парня зовут Эней, другой — его престарелый отец Анхиз.
Эльза. …какой-нибудь искусственный бархат, я полагаю.
Чарли. А кто, черт побери, они такие?
Дон Перико. Это Художник и его совесть.
Донья Лоленг. Шелковая тафта подойдет лучше.
Чарли (улыбается Портрету). Не думаю, чтобы я им очень нравился…
Пепанг. Или желтая шелковая кисея…
Чарли. Собственно, я им вовсе не нравлюсь!
Пэтси. Ах, Эльза, представь себе такое платье из белого тюля!
Маноло. Что ж, Чарли, для тебя это нечто новенькое.
Эльза (оглядывается). Чарли, дай мне авторучку. И лист бумаги.
Чарли завороженно смотрит на Портрет и не слышит ее.
Маноло. Собственно, все мы не очень-то любим друг друга.
Донья Лоленг (тоже оглядывается). Да быстрее же, быстрее, негодник!
Чарли (недоуменно). А?
Донья Лоленг. Pero, que animal![20]
Эльза. Авторучку, Чарли, и листок бумаги.
Чарли. Простите, милые дамы. Вот, пожалуйста. (Дает Эльзе авторучку и записную книжку.)
Маноло. Нет, мы совсем не любим друг друга. Тогда хотел бы я знать, зачем мы болтаемся вместе.
Дон Перико. Чтобы не болтаться отдельно.
Эльза (оценивающе смотрит на Портрет, держа ручку над записной книжкой). Я хотела бы передать этот чистый классический эффект…
Маноло. Кроме того, мы любим терзать друг друга.
Эльза. Мраморная косметика…
Дон Перико. И быть терзаемыми.
Эльза. Руки и одно плечо обнажены…
Чарли. Вы хотите сказать, мне нравится, когда меня терзают?
Эльза. …никаких драгоценностей…
Дон Перико. Да, Чарли, — и я тебе очень сочувствую…
Эльза. …и греческая прическа.
Дон Перико. …но ничем не могу помочь.
Пэтси. А сандалии, Эльза?
Дон Перико. Ты рожден, чтобы быть жертвой…
Эльза. Да, конечно, сандалии…
Дон Перико. …чтобы быть пожранным.
Эльза. …точно такие же, как на нем. Видите эти черно-красные сандалии? «Драматический эффект» — вот как это называется. О, теперь у меня в голове полный ансамбль. Минутку… (Быстро набрасывает рисунок, поглядывая на Портрет.)
Женщины внимательно смотрят, не обращая внимания на мужской разговор.
Чарли. Ну и ну! А я-то думал, я сам пожираю. И мне уже становилось не по себе от этого, сенатор. Да, у меня тоже есть совесть, как и у этого парня, — совесть, которая у меня на спине. И я чувствую на шее ее горячее дыхание.
Дон Перико. Это, Чарли, вовсе не твоя совесть. Это воздух, погода, климат нашего времени — беспокойство виноватого мира.
Маноло. Все мы, Чарли, чувствуем на шее это горячее дыхание и потому очень нервничаем. Может быть, именно поэтому мы так мерзко относимся друг к другу. Мы как дурные дети, которые ждут, что их вот-вот накажут, и срывают зло друг на друге.
Дон Перико. Или как обитатели ада, Маноло.
Маноло. Совершенно верно, сенатор!
Эльза (показывает эскиз). Вот, теперь понимаете мой замысел? И, милые мои, представьте себе только эту цветовую гамму!
Чарли. О’кей, но кто затеял этот ад, сенатор? Не забывайте: я просто пришел и увидел, что он уже открыт для посетителей!
Донья Лоленг. Я понимаю твой замысел, Эльза, я сама бы могла его использовать…
Дон Перико. Я знаю, что в нем всегда найдется место любому, кто только что пришел и нашел его «открытым для посетителей», Чарли!
Пэтси. Я могла бы надеть такое платье на Новый год…
Чарли. Лучше бы я нашел место, где выпить.
Донья Лоленг. О Пэтси, ты — и в греческой тунике?
Дон Перико. Выпивка за счет заведения, Чарли. Только в этом я могу помочь тебе.
Пэтси. Ну да, мамочка хочет, чтобы я оставалась маленьким голеньким пупсиком!
Чарли. Это я бы хотел остаться голеньким пупсиком!
Маноло. Ты и так им остался!
Дон Перико. И останешься, даже когда протрубит последняя труба.
Донья Лоленг. Стиль этой картины слишком строг для тебя, дорогая.
Маноло. Стиль этой картины слишком строг для всех нас. Мы не герои — мы просто голенькие пупсики!
Донья Лоленг. Пепанг, можно мне прислать сюда мою портниху посмотреть эту картину?
Пепанг. Ну конечно, донья Лоленг.
Дон Перико. Но сумеет ли портниха прикрыть нашу наготу, когда протрубит последняя труба?
Эльза. Минутку, минутку, а кому первому пришла в голову эта идея?
Пепанг. Дорогая, первому она пришла в голову моему отцу, и всякий, кто хочет позаимствовать ее, волен сделать это.
Донья Лоленг (начинает говорить, когда Пепанг еще не кончила). И конечно, дорогая Эльза, моя портниха вправе прийти сюда, если захочет, ничего не заимствуя у твоего блестящего таланта.
Пэтси (начинает говорить, когда ее мать еще не кончила). Ну да, мамочка полагает, что этот стиль слишком для меня строг, сама же вполне уверена, что может надеть какие-нибудь деревянные башмаки и будет выглядеть, как Прекрасная Елена.
Эльза (начинает говорить, когда Пэтси еще не кончила). Не думайте, что я обиделась, напротив, я чрезвычайно польщена, но разве вы не видите, что такой костюм весьма рискован для некоторых возрастных групп?
Следующие три персонажа говорят одновременно, когда Эльза еще не кончила.
Маноло. Женщины, перестаньте препираться из-за костюма, в котором, поверьте мне, все вы будете выглядеть одинаково нелепо. Да к тому же он крайне неудобен!
Чарли. Кто бы ни написал эту картину, у него тонкое чувство юмора, согласен. Но зачем ему понадобилось вешать эту картину на шею мне?
Дон Перико.
Dies irae, dies ilia,
Solvet saeculum in favilla
Teste David cum Sibylla.
Quantus tremor est futurus…[21]
Рев сирены неожиданно заглушает голоса. Все вздрагивают в удивлении. Потом, поняв в чем дело, с выражением скуки и досады на лицах слушают неумолкающий вой. Паула и Кандида вбегают в дверь. В последующей сцене всем приходится кричать, чтобы быть услышанными.
Паула (в то время, как Кандида бежит к балкону). Что это такое? Ради бога, что это такое?
Дон Перико. Труба Апокалипсиса!
Паула. Это война?
Дон Перико. Это день гнева!
Донья Лоленг. Перестань молоть вздор, Перико!
Маноло. Это всего лишь воздушная тревога, Паула!
Паула. Налет?
Пепанг. Конечно, нет! Мы только притворяемся, будто налет!
Паула. Зачем?
Пепанг. Чтобы потренироваться, что мы должны делать! Это учебная воздушная тревога!
Маноло. Что-то вроде репетиции!
Кандида (с балкона). Иди сюда, Паула! Посмотри! Все замерло! Все — и люди, и машины!
Паула бежит к балкону. Сирена смолкает.
Чарли. Учебное затемнение, учебная воздушная тревога, учебная эвакуация! Мне надоела вся эта учеба! Когда же начнется по-настоящему? Я хочу, чтобы эта проклятая война наконец-то разразилась!
Пэтси. Замолчи, Чарли! Как ты можешь говорить такой ужас!
Пепанг. О Пэтси, тут нечего бояться! Война начнется и тут же кончится!
Эльза. Бедные япошки! Они даже не успеют сообразить, что их прикончили.
Пепанг. И чем раньше она начнется…
Пэтси. Только не до Нового года! Не до новогоднего бала! Я хочу надеть новое вечернее платье и действительно поразить всех!
Донья Лоленг. Дорогая, будет война или не будет, а традиционный новогодний бал состоится!
Пепанг. Знаете, как говорят: жизнь идет своим чередом.
Эльза (пальцами изобразив букву «V»). И не давать спуску.
Донья Лоленг. Перико, ведь отель «Манила» все равно будет открыт, даже если начнется война?
