Ник Хоакин - Портрет художника-филиппинца
Входят донья Лоленг, Пэтси, Эльза Монтес и Чарли Даканай.
Донья Лоленг. Кто голоден? Ола, Маноло! А, и Пепанг! Дорогая, если бы я знала, что ты здесь, мы бы пришли раньше. А это Кандида и Паула? Боже, какие они большие! И как я рада снова видеть вас! Ваша мать была моей ближайшей подругой. Да упокоит господь душу ее, бедняжка! Вы меня помните?
Паула и Кандида (вместе). Да, донья Лоленг.
Донья Лоленг. Это моя дочь Пэтси. Моя младшая. А это Эльза Монтес — та самая Эльза Монтес. Вы, конечно, о ней слышали. Это она принесла конгу в Манилу. А это Чарли Даканай. Ну, мистер Даканай ничем особым не выделяется — он просто всегда сопровождает нас. О Пепанг, мы были у Кикай Валеро — опять маджонг с благотворительными целями, — и, дорогая, ты не поверишь, сколько я проиграла! Я просто сошла с ума! Но скажите, Паула и Кандида, как ваш дорогой папа?
Паула. Он вполне здоров, донья Лоленг, спасибо.
Кандида. Сейчас он прилег.
Донья Лоленг. Ах, как мне не везет! Я хотела бы снова увидеть Лоренсо. О, ваш отец был героем моего детства! Он должен позволить мне навестить его как-нибудь.
Паула. Мы скажем ему, донья Лоленг.
Донья Лоленг. А что ты тут говорил, Перико?
Дон Перико. Я говорил, дорогая, что был голоден…
Донья Лоленг. Ты уж извини нас! Я забыла, что мы должны заехать за тобой. Чарли, негодник, я же просила тебя напомнить мне!
Паула. Что мы можем предложить вам, нинонг? Чего желаете?
Дон Перико. Похлебку для нищих.
Донья Лоленг. Это еще что такое?
Дон Перико. Просто старая шутка. Не беспокойся, Паула. Мне действительно ничего не хочется.
Донья Лоленг (идет вперед). А это и есть та картина, о которой все говорят?
Дон Перико. Хочешь взглянуть на нее, дорогая?
Донья Лоленг. Мы все хотим посмотреть на нее. Сюда, все сюда. Изучайте это произведение искусства и возвышайтесь духом.
Дон Перико отходит назад, чтобы освободить место перед Портретом для жены и ее свиты. Великолепно одетая, в драгоценностях, донья Лоленг и в пятьдесят лет отлично сложена и производит впечатление — ни морщин, ни седины, ни складок, томные глаза, патрицианский нос и хищный рот. Ее дочери, Пэтси, восемнадцать, она хороша собой, но выглядит мрачноватой. Эльза Монтес — утонченная дама лет сорока, несколько экстравагантна. Чарли Даканаю около двадцати пяти, типичный довоенный денди, одет довольно небрежно. Все они с минуту молча созерцают Портрет: донья Лоленг — печально улыбаясь, Пэтси мрачно, Эльза заинтересованно, а Чарли безучастно. Сенатор, стоя слева, с иронией смотрит на них. Пепанг и Маноло стоят позади вновь прибывших.
Кандида и Паула незаметно покинули комнату.
Донья Лоленг (улыбаясь Портрету). Молодой Лоренсо… Герой моего детства…
Дон Перико. И что он говорит тебе, дорогая?
Донья Лоленг. Он говорит… Он говорит, что я старая женщина…
Чарли. Донья Лоленг, я протестую!
Донья Лоленг. Замолчи, Чарли! Кому нужно твое сочувствие?
Эльза. И я хотела бы знать это.
Дон Перико. Наш Чарли просто хотел быть галантным, дорогая.
Чарли. Сенатор, мы с вами принадлежим эпохе, когда процветало рыцарство!
Пэтси. О Чарли, замолчи! Ты же знаешь: мамочка любит всем говорить, что она старая женщина!
Маноло. Такая красавица, как твоя мать, Пэтси, может позволить говорить правду. Правда не причинит ей вреда. Она выше всяких подозрений.
Дон Перико. Как жена Цезаря.
Донья Лоленг. Спасибо, Маноло. Спасибо, Перико. Вы оба слишком добры.
Чарли. Минутку, минутку, а как же я?
Пепанг. Бедный Чарли! Его сочувствие никому не нужно!
Эльза. Пусть попробует на мне. Хотя, ведь я еще не старая женщина?
Донья Лоленг. Конечно, нет, Эльза, что бы там люди ни думали.
Эльза (со сладкой улыбкой). Ты хочешь сказать — какие бы мысли ты им не внушала, дорогая!
Пэтси. О, мамочка превосходно читает мысли! Поговорите с ней о велосипедах — и завтра же она будет всем рассказывать, что у вас интрижка с почтальоном!
Донья Лоленг. Пэтси…
Пэтси (широко раскрывает глаза). Ах, мамочка, я сказала что-нибудь не так?
Донья Лоленг (рассматривает ногти). Тебе не следует играть в маджонг. Тебе не хватает хладнокровия. Ты слишком нервная.
Пэтси. Я вовсе не нервная. Я истеричка. Чарли, дорогой, дай мне сигарету.
Чарли (достает портсигар). К вашим услугам, мадемуазель!
Донья Лоленг (качает головой). Эй-эй, Чарли!
Пэтси тянется за сигаретой, Чарли слегка шлепает ее по руке.
Чарли. Простите, мадемуазель, но ваша мама — она говорит «нет».
Пэтси (поворачивается так резко, что ее волосы развеваются). Но, мама, я просто должна выкурить сигарету.
Донья Лоленг (устало). Перико, скажи, пожалуйста, своей дочери, что нельзя курить на людях. Меня она не слушается.
Дон Перико. Чарли, не забудь прислать счет за сигареты, которые потребляет моя семья.
Чарли. Сигареты за счет заведения, сенатор. Могу ли я предложить и вам?
Дон Перико. Нет, Чарли, большое спасибо.
Чарли (берет сигарету в губы и предлагает всем портсигар). Итак, кто-нибудь еще желает? Нет, не ты, Пэтси. Эльза?
Эльза (берет сигарету). О, с удовольствием!
Донья Лоленг (пока Чарли и Эльза прикуривают). Эльза ничего не говорит, кроме «О, с удовольствием!», с тех самых пор, как вернулась из Нью-Йорка. Должно быть, там у нее было много практики.
Эльза. Ты что-то сказала, дорогая?
Донья Лоленг. А женщины в Нью-Йорке всегда говорят «О, с удовольствием!»?
Эльза. Затрудняюсь сказать. У меня как-то не было времени общаться с женщинами.
Чарли. Еще бы!
Пепанг. Мы ждем твоего суждения об этой картине, Эльза, дорогая. Побывав в Нью-Йорке, ты, должно быть, стала ужасно культурной.
Эльза. О, картина потрясная! Можно обалдеть! А главное, она вдохновляет!
Дон Перико (не верит своим ушам). Моя дорогая Эльза, как ты сказала? Вдохновляет?
Эльза. Да, сенатор, она вселяет в меня божественные идеи!
Донья Лоленг. Например?
Эльза (подходит ближе и водит сигаретой перед Портретом). Например, божественная идея вечернего платья, по-настоящему потрясного вечернего платья, вроде вот этой изумительной туники, что на этом молодом человеке — видите? Такой же покрой, так же задрапироваться, и такой же оттенок белого — нет, строго говоря, это не белый цвет, это старая слоновая кость…
Пепанг, донья Лоленг и Пэтси подходят ближе к Портрету.
И потом, эти великолепные узоры на кайме! Пепанг, ты должна попросить у отца эскизы этих узоров.
Маноло. А вы, сенатор, говорили, что картина написана на древневавилонском! Кажется, женщины превосходно его понимают.
Чарли (смотрит на Портрет). Я не понимаю этой картины!
Маноло. Ты просто слушай, что говорят женщины, и набирайся ума.
Эльза (жестикулирует). Вы только представьте себе эти узоры, выполненные золотым шитьем, вот здесь, на лифе…
Дон Перико. Да, женщины могут обратить искусство в реальность.
Эльза. …и внизу, по подолу.
Маноло. А возвышенное — в смешное.
Эльза. Вы только посмотрите, какой на нем прелестный пояс!
Дон Перико. Естественно. Они — враги абсолютного.
Эльза. Посмотрите на его великолепный, просто великолепный пояс! Вроде золотой веревки, с которой свисают маленькие черные фигурки… Да, это из ряда вон, говорю вам! Это божественно!
Дон Перико. Божественно — вот самое подходящее слово! Маноло. Лары и пенаты, сенатор.
Эльза. Представьте только — вы танцуете конгу в таком платье…
Чарли. Как, ты говоришь, называются эти маленькие черные фигурки?
Маноло. Это боги его отца.
Эльза. Подол развевается…
Чарли. Но тогда почему он носит их на поясе?
Эльза. …а эти украшения на поясе стукаются друг об друга — клик-клик-клик!..
