Клаус Хаммель - «Рим, или Второе сотворение мира» и другие пьесы
В и к т о р и я. Была уже.
Ш о к н е х т. Тогда в Москву.
В и к т о р и я. И в Москве была.
Ш о к н е х т. А в Дамаске?
В и к т о р и я. И туда летала.
Ш о к н е х т. Я тоже побывал в Москве.
В и к т о р и я. Где ты там жил?
Ш о к н е х т. За городом. В Москве мы строили дома. Последний дом мы закончили в тот день, когда Гитлер праздновал свою свадьбу. Штукатурить нам их не привелось: восьмого мая нас отпустили на родину.
В и к т о р и я. Считаешь, что Грэлерт подходит Ильзе?
Ш о к н е х т. Это ее дело.
Проезжают Лютов.
В и к т о р и я. По Кубе нас возил Кандела, шофер из негритянской семьи. Предки его еще были рабами. Кандела — в переводе значит «свеча». Он всегда носил цветастую рубаху и курил едкие сигары. Бывало, заест мотор, а он достанет молоток, откроет капот и стукнет разок-другой, не поймешь куда, затем закроет капот, засунет молоток под сиденье и как ни в чем не бывало едет дальше.
Лес перед Римом.
Как-то мы заночевали в небольшом городке. К ужину принарядились. Кандела явился к столу в милицейской форме, к портупее был пристегнут пистолет. Наш переводчик объяснил, что хотя Кандела демобилизован, но раз в неделю, в определенный день, должен дести службу.
Сани останавливаются.
Съездил бы и посмотрел, стоят ли еще дома, построенные тобой.
Ш о к н е х т. Хотел, да пока не получается. (Достает ружье.) Говорят, снова лис объявился.
В и к т о р и я. Какая тишина… Потом пришло письмо: Кандела погиб. Его убили при бандитском налете на сахарный завод. Он помогал охране. Наверное, в тот его день. В общем-то, нам живется хорошо.
Ш о к н е х т. Ну как, Виктория, твое решение неизменно?
Выстрелы.
В и к т о р и я. Это уму непостижимо! Палить средь бела дня, и все мимо! (Вылезает из саней.) Эрле! Бадинг! Ну-ка поживее!
Б а д и н г, Э р л е, В а й б е ц а л ь — все в снегу.
Глаза бы мои на вас не глядели. Дай мне ружье, товарищ Шокнехт.
Шокнехт дает ей ружье.
Где он?
В а й б е ц а л ь. У каменного креста.
Б а д и н г. Будь осторожна.
В и к т о р и я. Не в первый раз. (Хочет уйти.)
Э р л е. Лопата нужна тебе?
В и к т о р и я. Взяли ее?
Э р л е. В принципе, да.
Б а д и н г. Но у кого она… (Пожимает плечами.)
В а й б е ц а л ь (Виктории). У вас всегда все было в порядке.
В и к т о р и я. Мне несколько странно видеть на охоте трех трудоспособных членов партии да еще в разгар рабочего дня.
Б а д и н г. Лис попутал.
Э р л е. Старались для общего блага.
Вайбецаль хочет незаметно исчезнуть.
В и к т о р и я. Товарищ Вайбецаль!
В а й б е ц а л ь. Слушаю вас, товарищ Ремер.
В и к т о р и я. Куда это вы?
В а й б е ц а л ь. Надо кое-что положить снова на свое место. (Уходит.)
В и к т о р и я. Особых происшествий нет?
Э р л е. Ты остаешься?
В и к т о р и я. А если да?
Э р л е. Не забудь про персональное дело.
Б а д и н г. Преврати его в ходатайство об отпуске за свой счет. (Виктории.) Договорились?
Э р л е (сияя). Теперь все будет по-старому.
В и к т о р и я. Все будет по-новому. (Отдает Шокнехту ружье.) А ну подвинься. (Садится на его место.) Пора взять вожжи в свои руки. В Рим я въеду сама.
ЖЕЛТОЕ ОКНО, ЖЕЛТЫЙ КАМЕНЬ
Пьеса
Перевод Е. Михелевич.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАА н д е р с о н.
Д о к т о р.
К а р о л а.
С т а р у х а.
Х о п п е.
Г о с п о ж а ф о н Б р а а к.
Л о й к с е н р и н г.
Р а у л ь.
Действие происходит в ГДР, на побережье Балтийского моря, осенью 1976 года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. ШТОРМ
На сцене просторная, похожая на зал комната с низким потолком, поддерживаемым балками. Слева — кафельная печь, справа две двери, посредине задней стены широкое окно, открывающее вид на море. Длинный массивный стол. Солидная удобная мебель расставлена так, что остается много свободного места. Напольные часы, книги, фаянс, старинные гравюры, в том числе мореходные карты и изображения кораблей. Лампы лишь на столе и стенах. Кроме того — свеча в канделябрах. Важно, чтобы обстановка производила впечатление покоя и уюта. Например, потолок необходим, но он должен не давить на комнату, а придавать ей вид надежного укрытия. Пол сложен из широких темных плах. Ковра нет. Окно в фасадной стене состоит из восьми створок, завершающихся фрамугами; каждая створка делится переплетом на шесть частей. Гардин нет — лишь плотные шторы по обе стороны окна.
Это самая просторная комната дома, стоящего на берегу Балтийского моря; можно себе представить, что крыша у него камышовая, а сам он с тыльной стороны обсажен облепихой, падубом и можжевельником. Вдоль стен растут мальвы, привезенные хозяином дома со всего света. За домом, там, где начинается лес, высится старый каштан. Дом принадлежит капитану Людвигу Андерсону. Ему под восемьдесят, он живет здесь со своей незамужней дочерью Каролой. День клонится к вечеру. Снаружи доносится рокот волн — предвестник первого осеннего шторма. У окна в покойных креслах сидят А н д е р с о н и д о к т о р за бутылкой вина. Андерсон — высокий старик с гривой седых волос; на нем строгий длиннополый черный пиджак, жилет, черные брюки и грубые черные башмаки. В вырезе жилета виден старомодный, туго накрахмаленный пластрон. Доктор — бывший сельский врач этой местности — небрежно одетый семидесятилетний мужчина в мятом сером костюме; вместо рубашки — заношенный ярко-красный свитер. Оба курят сигары; на столике перед ними — хрустальные бокалы с красным вином. Время от времени они отхлебывают глоток-другой.
А н д е р с о н. Карола говорит, что мы снова можем спокойно посидеть за рюмочкой вина в трактире. Приезжие убрались восвояси.
Д о к т о р. Большинство и правда уехало. Но в такую погоду в трактире торчит еще достаточно ихнего брата.
А н д е р с о н. Эти отдыхающие наглеют год от года. Даже в собственном саду не чувствуешь себя в безопасности. Ухитрились меня сфотографировать.
Д о к т о р. Как это мило! Извини.
А н д е р с о н. Прямо с дерева, из-за забора. Мы уж подумываем, не завести ли собаку. Да как-то не по душе. Всю жизнь обходился с людьми без помощи собак.
Д о к т о р. Должен признать, что ты и впрямь неплохо смотришься на фоне дома. Настоящий морской волк — лучшая память об отпуске у моря. Меня вот никому не придет в голову щелкнуть. О враче забывают, как забывают о солнечном ожоге, который он не сумел сей же миг вылечить. Представь себе городскую квартиру где-нибудь в Саксонии, в которой зимним вечером молодой хозяин дома потчует своих гостей слайдами, снятыми в отпуске. На экране возникаю я, и парень поясняет: мол, это доктор, к которому он обратился по поводу солнечного ожога или расстройства желудка. Немыслимо!
А н д е р с о н. Как ты догадался, что он был молодой?
Д о к т о р. Кто?
А н д е р с о н. Ну тот, кто меня сфотографировал.
Д о к т о р. Молодой, значит. Да я просто так, к примеру. Кому охота распространяться о поносе или там ожоге? А ничего другого за сезон и не случается. Разве что изредка выпишешь свидетельство о смерти на утопленника.
А н д е р с о н. Пора бы уж и тебе в отставку.
Д о к т о р. А чем заняться? У тебя есть дело — твоя книга.
А н д е р с о н. Боюсь, мне не удастся ее закончить.
Д о к т о р. Но пока что у тебя есть цель.
А н д е р с о н. Пока. Сколько будет длиться это «пока»?
Д о к т о р. У меня ты не лечишься, так что, может, и долго.
А н д е р с о н. Что-то застопорилось у меня с этой книгой. С вечера жду не дождусь, когда смогу за нее взяться. А стоит утром сесть за стол и положить перед собой толстую тетрадь, где все еще столько чистых страниц, — и мужество оставляет меня. Кому нужен мой опыт? Кого интересуют мои передряги? Да мне и самому этот багаж почти не пригодился. А переделки, в которые я попадал, — сказать по правде, для моей профессии дело обычное. И обо всем этом уже написано куда более сведущими людьми. Мне ли тягаться с Мелвиллом или Джозефом Конрадом! Вздорная затея эта книга. Попытка карлика уцепиться за фалды великанов.
Д о к т о р. Хочешь, чтобы я тебя разуверял?
А н д е р с о н. Сам я читаю лишь то, что давно знаю и люблю. Это спасает от разочарований. Полагаю, не я один такой умный. Моя книга никому не нужна.
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28259/28259.jpg)
