Алла Бархоленко - Отпусти синицу
Г е н н а д и й. Но тут же нельзя!
Н и н а. Что — нельзя?
Г е н н а д и й. Тут нельзя сидеть.
Н и н а. Я только песок вытряхнуть.
Г е н н а д и й. Ты сама знаешь, что нельзя.
Н и н а. Тогда у меня будут мозоли.
Г е н н а д и й. Выключи транзистор.
Н и н а. Плита теплая от солнца… А ты ужасно нудный. Ищешь Микешу. Потому что так сказал папа. А когда ты скажешь что-нибудь сам?
Г е н н а д и й. У меня здесь похоронена мать.
Н и н а. Пожалуйста, я пересяду на скамейку. Только это ложь, что я пересела, во мне ничего не изменилось. Я та же, что и на той плите. Какой-то девятнадцатый век, сплошное благородство, просто скулы сводит!
Г е н н а д и й. Надо уважать смерть.
Н и н а. Надо уважать жизнь, а не смерть!
Г е н н а д и й. Выключи транзистор.
Н и н а. Пожалуйста. (Выключает.)
Г е н н а д и й. Ты согласилась со мной первый раз за сутки.
Н и н а. Ты помнишь свою мать?
Г е н н а д и й. Немного.
Н и н а. Какая она была?
Г е н н а д и й. Летом мы выезжали на дачу, вечерами выходили на крыльцо, мать пела с хозяйкой старые песни. Деревенские бабы приходили слушать.
Н и н а. А еще?
Г е н н а д и й. Комары кусались… Но мать почему-то не трогали. Когда ловили раков, ей попадались самые крупные.
Н и н а. Еще.
Г е н н а д и й. Помню, как отец сидел в лодке, я кричал ему, что клюет, а он не слышал. Он смотрел, как мать чистит котелок. Я тоже посмотрел. У матери были белые руки, между пальцами просочилась сажа. Я не понял, почему на это можно смотреть долго, и опять закричал, что клюет.
Н и н а. У твоего отца не было другой женщины?
Г е н н а д и й. Мы не говорили об этом.
Н и н а. Напрасно.
Г е н н а д и й. Почему?
Н и н а. Может быть, он хочет, чтобы ты помог ему?
Г е н н а д и й. Я?
Н и н а. Может быть, он хочет, чтобы ты помог ему освободиться. Освободиться от прошлого, которое все равно… здесь…
Г е н н а д и й. Отец никогда не изменит матери. Он любил ее.
Н и н а. Ты дурак!.. Обыкновенный самовлюбленный дурак! (Включает транзистор.)
Г е н н а д и й. Пожалуйста, выключи транзистор.
Н и н а. Ты никогда не будешь радоваться! И другим не дашь! Ты холодный, как устрица!
Г е н н а д и й. Выключи транзистор!
Н и н а. Все хотят, чтобы я что-то решала, думала, противостояла, несла ответственность, каждый хочет сделать из меня хорошего человека! Я не хочу быть хорошей! Мне скучно быть хорошей!.. Господи, как светит солнце… Я не хочу драм! Они всем надоели! Никто не заставит меня страдать, даже твой отец!.. Он лжет!
Г е н н а д и й. Мой отец не лжет!
Н и н а. Меня тошнит от твоей ослепительной рубашки, от твоей вежливости и варенья из тыквы!
Г е н н а д и й. По-моему, еще неделю назад…
Н и н а. Да! Еще неделю, еще два дня назад!
Г е н н а д и й. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Н и н а. Да… Не знаю… Да!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Квартира Ф е д о р о в а. Ф е д о р о в и М и к е ш а.
М и к е ш а. Евгений Львович… Понимаете, Евгений Львович…
Ф е д о р о в. Ты не старайся, ты говори, как думаешь.
М и к е ш а. Да, да, я постараюсь… То есть… В общем, моя мать… Я хочу сказать, что моя мать… Мне очень жалко ее. Она никогда не чувствовала себя счастливой. Ей очень хотелось иметь семью… мужа. У меня ведь не было отца… то есть… вы понимаете. Однажды ей показалось, что все будет хорошо, она радовалась, что будет мужчина в доме… сказала, что и для меня лучше. А он обобрал нас до нитки и уехал. Она даже не плакала. Сделалась какая-то ватная — куда посадишь, там и сидит. А потом все просила у меня прощения и твердила, что все исправит. Ей казалось, что она в чем-то виновата… А она не виновата. Разве человек виноват в том, что у него белые волосы или маленький рост? Это у нее характер… Я тогда не понял, что она хотела исправить, только потом догадался, что она решила во что бы то ни стало найти мне отца… То есть… Я понимаю, что на самом деле не совсем так… не полностью из-за меня… Только какая разница, из-за чего человеку плохо? Ну, и пошло… я мужчин презирать стал! Не всех, но… Придет, напьется, требует, чтоб ботинки снимали… Не понимаю! Хорошо, что ни один такой на ней не женился. Я ей говорил, но… В общем, сейчас совсем плохо — растрата у нее. В суд передают…
Ф е д о р о в. Много?
М и к е ш а. Четыреста рублей.
Ф е д о р о в. Да, малыш, невесело.
М и к е ш а. Теперь, когда будет суд… Я не должен приходить к вам?
Ф е д о р о в. Ну, ну… Без чепухи.
М и к е ш а. Стыдно… С вами — могу, а так…
Ф е д о р о в. Ты хочешь еще что-то сказать?
М и к е ш а. Мать просила, чтобы я… Чтобы вы…
Влетает Г е н н а д и й.
Ф е д о р о в (сыну). Ну? Что у тебя?
Г е н н а д и й. Да так…
Ф е д о р о в. Выкладывай.
Г е н н а д и й. Да ничего такого…
Ф е д о р о в. Выкладывай, выкладывай!
Г е н н а д и й. Ну… Разбил витрину… Нечаянно.
Ф е д о р о в. Один справился?
Г е н н а д и й. Один…
Ф е д о р о в. Милиция за углом. Деньги можешь заработать на погрузке арбузов. Вопросы есть?
Г е н н а д и й. Нечаянно, честное слово!
Ф е д о р о в. Надеюсь.
Г е н н а д и й. Но это же месяц работы!
Ф е д о р о в. Да, витрины почему-то стоят дорого.
Г е н н а д и й. Ничего себе… (Уходит.)
Ф е д о р о в. Одну минуту, Микеша… (По телефону.) Митин? Здравствуй, Иван Дмитриевич. Да, я… Иван Дмитриевич, сейчас к вам мой наследник зайдет. Сними с него стружку погуще… Ну, спасибо. (Вешает трубку.) Так… С Генкой мы устроились. Так что ты хотел сказать?
М и к е ш а. Нет… То есть… Нет, я ничего не хотел сказать, Евгений Львович. Больше ничего.
Ф е д о р о в. Подожди-ка, я кое-что тебе приготовил. Вот — «Жизнь Рамакришны», «Жизнь Вивекананды», Ромен Роллан.
М и к е ш а. Спасибо, Евгений Львович. Только Индия — теперь это так далеко… А рядом совсем другое.
Ф е д о р о в. Расквасился! Готовься не сдаваться, а побеждать. Сутулишься? Почему? Читаешь много? Согни-ка руку… Ну, брат, тебе тоже нужно арбузы грузить. Постой… Ага, вот они! (Вытаскивает гантели.) Утром и по вечерам — ясно? И в любое время! О выполнении доложить. Воскресенье ничем не занимай — поедем за грибами.
М и к е ш а. Куда?
Ф е д о р о в. Час электричкой, десять километров пешком… Страдание не культивировать надо, страданию надо сопротивляться. (Усмехнулся.) Даже грибами.
М и к е ш а. Я подумал… Если бы не вы… Мне убить хотелось. И я не знаю… Может быть… Если бы не вы.
Ф е д о р о в. Ты ведь хотел мне что-то сказать. Пять минут назад. Правильно, что не сказал! Никогда не проси о снисхождении.
М и к е ш а. Теперь я пойду… Я… Вы… как отец. За это смешно благодарить… но когда-нибудь… я тоже помогу. Кто встретится… Я теперь никогда не пройду мимо. (Уходит.)
Ф е д о р о в садится в кресло, останавливается взглядом на картине. Встает, перевешивает картину — как ее когда-то перевесила Н и н а. Смотрит задумчиво. Неслышно входит Н и н а.
Н и н а. Здравствуйте…
Ф е д о р о в. Нина?.. Здравствуйте, Ниночка! А с Геннадием вы разминулись? Он только что вышел… Правда, не уточнил — куда.
Н и н а. Он на свидание.
Ф е д о р о в. Не понял?
Н и н а. Я говорю — на свидание. Мы проверяем свои чувства.
Ф е д о р о в. Проверяете?
Н и н а. Проверяем. Ну, понимаете, случайно это — я и он — или нет. Понимаете? Если не любовь, а совпадение? Кто-то другой мог искать тогда для меня трехкопеечную монету… Или другая девушка в ту минуту захотела бы пить… Или каждый из нас пошел бы по другой улице… И все равно потом говорили бы — кому-то другому говорили бы — «ты мой единственный человек»… А на самом деле было бы, что единственный человек совсем другой и об этом можно никогда не узнать… Значит, и эти слова — ложь? Что же у человека есть? Вы можете сказать, что у человека есть?
Ф е д о р о в. У человека есть он сам…
Н и н а. А если нет и этого? Если я не знаю, что я такое? Не знаю, чего хочу, что люблю?
Ф е д о р о в. Все это человек создает… Любовь — тоже.
Н и н а. Создавать любовь?
Ф е д о р о в. А вы считаете, что ее кто-то приготовил для вас, как приготавливают соус? А вы — потребитель готового? Нет. Я счастлив, что мне дана свобода творчества… Значит, говорите, у него свидание?
Н и н а. Да, рыжая такая, прическа, как башня… И с собакой. Бульдог. Морда — вот так, а зовут — Ангел…
