Александра Бруштейн - Голубое и розовое
Ярошенко (обращаясь к своей соседке). Певцова, я тебя тогда дурой обозвала… Прости, пожалуйста!.. (Перекрестилась.)
Певцова. Бог простит. (Перекрестилась.)
Ярошенко (другой девочке). Фохт, прости меня… (Перекрестилась.)
Фохт. Бог простит. (Перекрестилась.)
Ярошенко ушла в церковь.
Маруся (увидев у Жени за нагрудником уголок розовой бумажки). Это у тебя что?
Женя (устало и озабоченно). Да все то же… про галстуки… (Бросает бумажку на пол.)
Зина. Блюму жалко… Как-то она там, бедная!..
Женя (думает, очевидно, о том же самом). Да…
Маруся (разглядывая брошенную Женей розовую бумажку). Женя!.. (Возбужденно шепчет.) А ведь тут не только про галстуки!.. Ей-богу!
Женя. Что такое?
Маруся. Тут на обороте совсем другое написано… Хорошо, что Мопся не прочитала… Смотри!..
Женя (взяла бумажку, читает). «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Нянька (обрадовался). Вот-вот, аккурат это самое люди на улице в том правильном листке читали… Я слыхал!..
Женя (читает). «Товарищи рабочие! Мы устали работать на хозяев. Мы не можем больше видеть, как растут наши дети — без хлеба, без солнца, без школы, без детства…» Нянька, слышишь?
Нянька. Слышу, Ерошенька.
Женя (читает). «…Третьего дня мы вышли на улицу… Слуги кровавого царя встретили нас нагайками и пулями…»
Маруся. Осторожно, Женя! Катя смотрит!
Женя (читает тише). «…Сегодня мы хороним наших товарищей… Все, кто с нами, выходите на улицу! Бросайте работу, остановите колеса, тушите топки, — все на улицу, товарищи!..» (Замолчала.)
Маруся. Все?
Женя. Все… (Вдруг заволновалась.) Зина, обложка для второго номера журнала у тебя?
Зина. У меня в шкафчике лежит… Только обложка и есть… Середки-то ведь мы так и не написали…
Женя (показывая на прокламацию, только что прочитанную, которую держит в руке Маруся). Вот она, середка! Сейчас, после исповеди, перепишем… Спрячь, Маруська!..
Катя (тихонько подкравшись, выхватила у Маруси из рук прокламацию). Это у тебя, Горбацевич, что за бумажка?
Маруся (пытаясь вырвать у Кати из рук прокламацию). Отдай! Сию минуту отдай!
Катя. А вот не отдам! А вот не отдам!
Маруся. Это… это я грехи свои записала… чтобы не забыть на исповеди!..
Катя (отдает). А, ну грехи, так получай! Грехи чужие читать нельзя… Это — только батюшке… А батюшка — только одному богу.
Женя. Ты думаешь, батюшка никому не рассказывает?
Катя (замахала на нее руками). Что ты, что ты! Батюшка? Да ведь он священник!.. Он на этом крест целовал, чтоб все в тайне было!..
Ярошенко возвращается из церкви.
Мопся. Кто следующий? Певцова, идите…
Певцова (Ярошенко). Прости меня, Варюша! (Перекрестилась.)
Ярошенко. Бог простит. (Перекрестилась.)
Певцова прошла в церковь.
Девочки (обступили Ярошенко). Ну что? Как?
Ярошенко (доверчиво улыбаясь). Хорошо все. Батюшка меня больше расспрашивал…
Девочки. О чем расспрашивал? Про что?
Ярошенко. Ну, там разное… Не читала ли запрещенного? Не писала ли в тайных журналах?.. Не вела ли разговоров против начальства?..
Девочки. Ну, а ты что?
Ярошенко. А что же я? Сказала — нет, не читала, не вела… Он меня и отпустил.
Зина (страшно взволновалась; Марусе, Рае и Жене). Слышали? Ой, я боюсь!
Женя (строго). Смотри, Зина!..
Зина. Но ведь батюшка спрашивает!..
Маруся (встревожилась). Женя! Пусть она лучше отпросится от исповеди в лазарет… Зиночка, на, возьми мой платок… Скажи Мопсе, что у тебя кровь носом пошла…
Зина взяла платок, приложила к носу, двинулась было к Мопсе.
Мопся (увидев, что Певцова возвратилась из церкви, обращается к Зине). Звягина! Ваша очередь к батюшке!
Зина (подходит к Марусе). Прости меня, Маруся. (Перекрестилась.)
Маруся. Бог простит. (Перекрестилась.)
Зина (подошла к Жене). Женечка, прости меня. (Перекрестилась.)
Женя (Зине, тихо). Если выдашь, не прощу…
Зина ушла в церковь.
Маруся (в сильном волнении, Жене). Я боюсь, Женечка… Я очень боюсь, чтобы Зина там чего-нибудь…
Женя. Ты еще начни!..
Рая (тоже озабоченно). Да, тебе ничего… А что нам дома будет, если нас исключат?
Пауза, во время которой слышно только пение церковного хора.
Маруся (с тоской). Женя…
Женя. Пожалуйста, молчи, Маруся… Пожалуйста!
Зина выбежала из церкви, остановилась на пороге и с плачем бросилась к Марусе.
Зина. Маруся… Маруся…
Маруся. Ну, чего ты? Чего?
Женя (сурово сдвинула брови). Брось ее, Маруська… Не спрашивай… И так ясно! (Зине.) Все выболтала, да? И про журнал? И про бумажку? И про брата Блюминого, да?
Зина (плача). Я бы ничего не сказала, Женечка… Я бы ни за что не сказала… Но батюшка спрашивает…
Входит Нянька с ведром и кистью, направляется к окну.
Мопся. Шаврова, ваша очередь… Идите на исповедь.
Женя (переломила свечу пополам, бросила обломки на пол). Не пойду…
Мопся. Что такое?
Женя. Я — батюшке, а батюшка — вам?.. Да?.. Не пойду!.. Не хочу…
Мопся. Вы понимаете, что вы говорите?
Женя (вдруг увидела, что Нянька начал замазывать мелом окна). Нянька! Ты что это делаешь?
Нянька. Начальница велела…
Женя. Не смей! Сию минуту брось! (Выхватила у него кисть.)
Мопся. Она сошла с ума! Шаврова сошла с ума! Аверкиева, бегите за начальницей!
Катя убежала. С улицы слышны смутно различимое пение и музыка. Они постепенно перекрывают пение церковного хора.
Женя (бросилась к окну). Это они… Идут! Идут!..
К окну кинулись Нянька и все девочки, даже Хныкина и Шеремет.
Маруся (на окне, тщетно вытягиваясь на цыпочках, кричит с отчаянием). Не видно! Ничего не видно!
Женя (замахиваясь палкой от кисти). Выбить стекла — будет видно!
Нянька (удерживает ее руку). Зачем стекла бить? Мы по-другому… Сейчас всем видно будет… (Открывает задвижки обеих рам.)
Девочки делают то же на другом окне. Окна широко раскрылись — в закупоренность актового зала хлынули шум толпы, пение и медь похоронного марша. В дверях актового зала появляется Сивка.
Сивка. От окна, медам! От окна! Назад!
Никто не двигается.
Сию минуту долой от окна! Кто не послушается…
Девочки отхлынули от окна — подались в глубь актового зала. На окне осталась стоять только Женя, Рядом с нею стоит Нянька.
Ворона (вне себя, врываясь в актовый зал). Елизавета Александровна! Елизавета Александровна! Там… Они там… Они идут сюда!
Сивка. Кто? Кто идет сюда?
Ворона. Эти… убийцы эти… разбойники… Вот они!
В зал входят двое юношей в гимназических шинелях, держа в руках снятые фуражки.
Сивка (величественно). Кто вы такие?
1-й гимназист. Мы — представители общегородского комитета учащихся средних учебных заведений…
Сивка. Что вам здесь нужно?
2-й гимназист (обращаясь к девочкам). Товарищи…
Ворона (яростно). Они вам не товарищи!
2-й гимназист. А мы не к вам обращаемся… (Девочкам.) Товарищи! Там, за окном, несут хоронить наших братьев, убитых царскими опричниками… Мы зовем вас присоединиться к траурной демонстрации… Кто пойдет с нами, товарищи?
