Ларс Нурен - Пьесы
МАРТИН (вздыхает, вдруг словно теряет ко всему интерес). И что мне с тобой делать.
ДАВИД. Купи мне граммофон.
МАРТИН. Граммофон?
ДАВИД. Ну да, граммофон.
МАРТИН. Зачем он тебе? У тебя ведь уже есть. (Показывает на радио.) Думаете, я сморкаюсь деньгами?
ДАВИД. Виниловые пластинки на нем не проигрываются, только граммофонные.
МАРТИН. Тебе вполне достаточно.
ДАВИД. Это тебе так кажется. Его можно слушать только по ночам. И то вы не разрешаете.
МАРТИН. Не пойти ли тебе в свою комнату, чтобы заняться там чем-нибудь интересным? Чем угодно. А может быть, покатаешься на велосипеде?
ДАВИД. Зачем? Мне и так хорошо. Хочешь отделаться от меня?
МАРТИН. Отделаться?
ДАВИД. Что вы все время меня преследуете, как ФБР, — ты, мама и этот Эдгар Гувер?
МАРТИН. Почему сразу «отделаться»? Сиди на здоровье, раз хочется.
ДАВИД. Спасибо.
МАРТИН. И что же тебе известно о ФБР?
ДАВИД. Да уж побольше, чем тебе.
ЭЛИН (проходя мимо). Хватит качаться на стуле.
ДАВИД. Признайтесь, что у Толстяка есть все что угодно, так было всегда. Железная дорога, саксофон, настольный хоккей, своя комната. А теперь он вообще бороду отрастил… Стоит ему о чем-нибудь заикнуться, как это тотчас у него появляется. А что есть у меня? Пыльный «Люксор» с кучей шеллачных пластинок, которые больше не продаются. Приходится до дыр затирать мои старые любимые песни.
ЭЛИН. Давид, он ведь работает.
ДАВИД. Да с чего вы взяли, черт побери!
МАРТИН. Ты все время ругаешься… Чему вас только в гимназии учат.
ДАВИД. Так чего вам еще не хватало? Прекрасный ребенок, который начал работать еще в колыбели! Какого черта вы меня завели?
МАРТИН (встает). Если вы будете продолжать в том же духе, можете убираться отсюда. Я пошел составлять меню на следующую неделю.
ЭЛИН кашляет.
Как ты себя чувствуешь? Ты куда?
ЭЛИН. Пойду в подвал, разберу грязные скатерти, посмотрю, какие из них еще можно заштопать, так, чтобы это было незаметно. Можно их пополам разрезать, будет вполне опрятно.
МАРТИН. Господи… с ума сойти.
ДАВИД. Мы тебя навестим, как обычно.
МАРТИН (вздыхает). Что я наделал?
ДАВИД. Сказать тебе? Хочешь, скажу? Да? Знаешь, как тебя называют официантки? Долина вздохов. Пристав теней. Унесенные ветром. Отныне и вовек. Жажда.
МАРТИН. Вот как.
ДАВИД. Правда, мам?
МАРТИН. Ты не мог бы сходить за сигаретами?
ДАВИД. А что мне за это будет?
МАРТИН. Тебе будет хорошая оплеуха, если ты сейчас же не сменишь свой наглый тон.
ДАВИД. Я попробую. (Небольшая пауза.) Десятки вполне достаточно.
МАРТИН. Ты в своем уме? Видела бы тебя сейчас твоя мать.
ДАВИД. Это моя мать, а не твоя.
МАРТИН. О господи, за что мне такое.
ДАВИД. Ладно, пятерка.
МАРТИН. За то, чтобы пройти триста метров до киоска? Ты же туда бегаешь по сто раз на дню. Я тебе сегодня уже полтинник дал.
ДАВИД. Как хочешь. Тогда иди сам.
МАРТИН. Если бы я так разговаривал со своим отцом… даже не представляю, что бы он сделал. Он бы меня до полусмерти избил.
ДАВИД. Договорились, две кроны. Тебе какие купить?
МАРТИН. Сам знаешь. Я курю только «Риц». Пачку длинного «Рица».
ДАВИД. Хорошо, только свитер надену.
МАРТИН (кричит вдогонку). Куда ты так полетел, шею сломаешь!
ДАВИД (со второго этажа). Что ты сказал?
МАРТИН. Да так, ничего. Я сказал, не лети так.
Пауза.
Ты уже здесь.
ДАВИД (надевает свитер). Давай деньги!
МАРТИН достает бумажник и дает ему деньги. ДАВИД убегает. МАРТИН подходит к окну и наблюдает за ним. Затем идет к двери, ведущей в подвал, прислушивается. Возвращается на кухню, трясущимися руками быстро открывает бар со спиртным, достает бутылку водки, снимает с горлышка ограничитель. На лице отображается внутренняя борьба. Убирает бутылку обратно, зажмурившись, тяжело дышит, затем снова отвинчивает крышку, пьет из горла, закрывает бар, почти убегает оттуда к себе в кабинет, берет с полки пузырек с успокоительными таблетками, вытряхивает их так, что несколько падает на пол, проглатывает несколько штук, другие собирает, пытается запихать обратно в пузырек, дышит тяжело, словно пробежал стометровку. Возвращается на кухню и запивает водой. Пытается успокоиться, снова подходит к окну, отодвигает серую занавеску, приманивает голубей, воркует, весьма искусно им подражая, разговаривает с одним из них, в какой-то момент становится трогательным и гротескным.
ЭЛИН (возвращается из подвала). Что ты сказал?
МАРТИН. Ой! О господи! (Хватается за сердце.) Боже мой, как ты меня напугала!.. Сердце покалывает… Ой-ой-ой… Больше так не делай, ты меня до смерти перепугала! Ну почему ты всегда так тихо подкрадываешься?
ЭЛИН. Сколько времени?
МАРТИН. Скоро десять, как будто сама не видишь.
ЭЛИН. Что ты делаешь? (Ищет свои сигареты, закуривает, садится.)
МАРТИН. А что? Ты меня напугала.
ЭЛИН. Ты белый как полотно.
МАРТИН. Чему тут удивляться, ты бродишь по дому, как отравленная крыса.
ЭЛИН. Тебе нехорошо?
МАРТИН. Все в порядке. То есть мне нехорошо.
ЭЛИН. Ясно.
МАРТИН. Живот прихватило. (Задыхается, хватает ртом воздух.) Бывает.
ЭЛИН. Что — бывает?
МАРТИН. Не знаю. Откуда мне знать!.. Это язва. Мне нельзя молоко.
ЭЛИН. Попей воды.
МАРТИН. Ты очень любезна.
ЭЛИН. Что будем делать с Давидом?
МАРТИН. С Давидом? А что с ним?
Пауза.
Элин, я не знаю.
ЭЛИН. Не пора ли подумать об этом?
МАРТИН. Ты считаешь, это я виноват?
ЭЛИН (не знает, что на это сказать). Он наверху?
МАРТИН. Нет, он ушел. (Насвистывает мелодию из «Дикой утки».)
ЭЛИН. Ну и?..
МАРТИН. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я вышвырнул его на улицу?
ЭЛИН. Возьми его в ежовые рукавицы. Попробуй быть настоящим отцом.
МАРТИН. Ты думаешь?..
ЭЛИН. Чем это так пахнет?
МАРТИН. Что?
ЭЛИН. Чем это от тебя пахнет?
МАРТИН. От меня? Ничем. Я жевал пастилки от кашля. Что, уже и пастилки нельзя пожевать? (Резко выдыхает в ее сторону.) Чувствуешь? Это пастилки. Что теперь скажешь? Можно мне наконец пойти поработать?
ЭЛИН. Мы говорили о Давиде.
МАРТИН. Это ты говорила о Давиде.
ЭЛИН. Не я, а Георг. Но я с ним совершенно согласна.
МАРТИН. Ты ведь и сама знаешь, как лучше. Тебя он боится гораздо больше, чем меня.
ЭЛИН. Тогда ты должен помочь мне. Если он прибежит к тебе, стой на своем.
МАРТИН. Ну да… Сделаю все, что смогу. Договорились? Я тут меню на завтра составил — у тебя нет минутки, чтобы взглянуть?
ЭЛИН. Мартин. Ты должен подняться к нему в комнату и поговорить с ним в тишине и спокойствии. Объяснить ему, что дальше так продолжаться не может… В понедельник можем съездить на биржу труда. Стыд да и только — он сидит дома целыми днями. На улицу его не выпихнешь, даже в летний лагерь не хочет.
МАРТИН. Да ладно тебе, он же был в «Орлятах» несколько лет назад.
ЭЛИН. Ты разве не помнишь, во что это вылилось?
МАРТИН. Так можно мне, наконец, зачитать меню?
ЭЛИН. Что?
МАРТИН. Я все же пытаюсь вести дела.
ЭЛИН. Читай что хочешь.
МАРТИН. Благодарю. (Откашливается.) Начнем с деликатесных бутербродов. Тарталетки с жульеном. Прозрачный суп из бычьих хвостов — на закуску. А потом, пожалуй, заливное из морского языка.
ЭЛИН. Завтра рыбы не будет.
МАРТИН. Отчего же? Завтра сюда приедет торговец рыбой, чтобы навестить свою мать в доме престарелых. Я попросил его прихватить несколько морских языков.
ЭЛИН. Но ведь это дополнительные расходы.
МАРТИН. Возможно.
Пауза.
У нас гостиница или дешевый кабак?.. Далее. Рябчики — подходит? Телятина, грибы в горшочках, соус с белым вином и…
