Коллектив авторов - 12 великих трагедий

Кто отражает так удары
Руки, струящей свет огней
Четвертой сферы?[140]

Тот, кто может,
Доверясь храбрости своей,
С врагами бешено сражаться
Как со свирепыми зверьми.
Кто я, тебе мой меч покажет.

И топчет же. Ах, черт возьми!

Я вижу, португалец смелый,
Как сила велика твоя,
И не смущаюсь, вам победу
Сегодня дать хотел бы я.

О, горе мне, куда ни встану,
Топчу я трупы христиан.

Топчи, пожалуй, только я-то
Зачем в удел топтанью дан?

Высокомерный португалец,
Я обещание даю,
Что если ты оружье сложишь,
Ты дружбу получил мою.
Скажи мне, кто ты?

Только рыцарь.
И больше сведений не жди.
Убей меня.

Пусть враг сначала
Найдет отпор в моей груди,
Она стеной алмазной будет.
Вперед, Фернандо, дай им знать
Свою наследственную храбрость.

Чего еще мне больше ждать?
Пусть прекратится спор оружья,
Не нужно больше славы мне:
Раз этот пленник мной захвачен,
Победа решена вполне.
Во имя плена или смерти
Исполни, что я говорю:
Твой рок свершен, отдай же шпагу,
Фернандо, Фесскому Царю.

Что вижу?

Лишь Царю бы отдал
Я шпагу: не отдать ему
Не мужество, а безрассудство.

Мой брат!

Волненью своему,
Энрике, не давай быть явным;
Мы тешились в пылу борьбы,
Прими же эту неудачу,
Как переменчивость судьбы.

Теперь, Энрике, Дон Фернандо
В моих руках: и я могу
Лишить вас жизни: но в победе
Я не желаю мстить врагу.
Я шел лишь на свою защиту,
И если вашу кровь пролью,
Такой я не достигну славы,
Как сохранив вас, в честь мою.
И чтобы выкуп был вернее,
Вернись к Царю, пусть знает он,
Что здесь Фернандо, и тобою
Он может быть освобожден.
Но пусть запомнит Эдуарте,
Что не получит он его,
Покуда Сеута не будет
Владеньем царства моего.
А Вас, светлейший Принц, прошу я
Теперь пожаловать за мной,
Идемте в Фес.

Иду за сферой,
Чей свет – путеводитель мой.

Итак, за ревностью и дружба
Зажжет мой дух огнем борьбы.

Энрике, я в плену останусь,
Но не страшусь моей судьбы.
Ты скажешь брату, чтобы в этом
Нежданном бедствии моем
Он был Царем-христианином.

Ужель ты усомнишься в нем?

Я говорю, христианином
Пусть явит он теперь себя.

И таковым сюда вернусь я.

О неизбежном не скорбя,
Иди. Обнимемся.

Ты пленник,
Меня пленяешь.

Дон Хуан,
Прощай.

Я остаюсь с тобою.

О, друг, ты мне судьбою дан!

О, злополучное событье!

Скажи Царю… Но, впрочем, нет.
Лишь передай мое молчанье
Царю, как горький мой привет.

Еще христианин убитый.

Сегодня порубились мы.
Давай-ка бросим трупы в море,
Во избежание чумы[141].

А вот давайте-ка сперва я
Открою настежь вам башки;

Мы, португальцы, и умерши,
Довольно на руку бойки.

Эстрелья! Роза! Сара! Что же,
Никто меня не слышит?

Я.
Ты для меня горишь как солнце,
Я пред тобой как тень твоя.
Услышав голос твой певучий,
Ускорил я свои шаги.
Чего ты хочешь?

Здесь останься
И мне советом помоги.
Как рассказать, сама не знаю.
Под тенью нежною ветвей,
Неблагодарный, льстивый, вольный,
И сладостный, бежал ручей,
В волне серебряно-хрустальной
Качая свет дневных лучей;
Неблагодарный, потому что
Не хочет ждать, стремясь вперед;
И льстивый, потому что шепчет,
Но, сам не чувствуя, течет;
И вольный, потому что звонко
Журчанье сладостное льет.
Я по горе гналась за зверем,
К ручью случайно подошла;
И ощутив, как между веток
Прохладно дышит полумгла,
Остановилась в этой чаще
И на мгновенье прилегла.
На этом склоне многоцветном
Гирляндами дышал жасмин,
Там были алые гвоздики,
Весенняя краса долин,
В расцвет растений изумрудных
Вплетался радостный кармин.
Но только душу предала я
Журчанью нежному, как пух,
Как вдруг я слышу шелест листьев,
Гляжу, насторожила слух,
Старуха, вижу, африканка,
Не человек, а точно дух.
Живой скелет того, что было
Лишь тенью бледной и пустой,
Чело наморщено, угрюмо,
Весь вид обманчивый и злой,
Как бы древесный ствол иссохший
И с неободранной корой.
И трепещи, – с печалью темной,
Как бы в предвиденьи невзгод,
Она протягивает руку,
И за руку меня берет,
И тут уж я – как ствол недвижный,
И у меня по жилам – лед.
И в сердце ужас пробуждая,
И сохраняя страшный вид,
Ко мне свой голос обратила,
И яд смертельный в нем горит,
Так быстро-быстро зашептала,
И так невнятно говорит:
«Беда, несчастная, проклятье,
Неустрашимая беда!
Твоя краса ужели будет
Ценою трупа навсегда?»
Она сказала, и от скорби
Я не избавлюсь никогда.
Я не живу: а умираю.
От привиденья – беглеца
Я услыхала предвещанье,
И жду зловещего конца.
О, горе, горе мне! Я буду
Ценой презренной мертвеца!

Легко понять химеру эту,
Легко распутать этот сон.
В них образ той жестокой пытки,
К которой дух мой присужден.
Супругой будешь Таруданте,
Ему ты руку дашь свою;
Но лишь об этом я помыслю,
Как слышу в сердце смерть мою.
Но я избегну этой пытки;
С тобой не будет он счастлив,
Твоей любовью не упьется,
Меня сначала не убив.
Тебя утратить, это можно,
Но жить, утратив, – свыше сил.
Раз нужно, значит, чтоб меня он,
Пред тем как взять тебя, убил,
Так жизнь моя ценою будет,
Которой купит он тебя.
И так как я умру, ревнуя,
И негодуя, и любя,
Свершится это предсказанье,
И ты поймешь его, когда,
Меня утратив, будешь вправду
Ценою трупа навсегда.

Ты на охоту шел, Фернандо,
Тебя увидеть – радость нам,
И мы, в саду работу бросив,
Пришли припасть к твоим ногам.

Решением всевышним рока
Нет радости у нас иной.

И в этом милосердье неба.

Друзья, обнимемтесь со мной.
И видит Бог, когда бы мог я
Разрушить тяжкий гнет цепей,
Я вашей бы хотел свободы
Скорей и раньше, чем моей.
Но думайте, что это было
Благословением небес,
Что мы здесь вместе муку терпим;
Просвет надежды не исчез
Для тех, кто мудростью умеет
Все злоключенья побеждать;
Перетерпите гневность рока,
И будем перемены ждать:
Судьба, жестокая богиня,
Вчера цветок, сегодня труп,
Меняясь, наш удел изменит
Усмешкою капризных губ.
О, Господи! Я понимаю,
Что дать несчастному совет
И оказать лишь словом помощь,
В том мудрости особой нет.
Но если этот раз лишь в слове
Вся помощь слабая моя,
Тут нет вины моей, простите,
Мне дать вам нечего, друзья.
Я думаю, что нам подмога
Из Португалии спешит,
И то, что прислано мне будет,
Все вам, друзья, принадлежит.
А если выкуплен из плена
Я буду, слово вам даю,
Вы все отправитесь со мною.
Работу выполнять свою
Теперь идите, чтоб хозяев
Своих не раздражать ничем.